Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович

надеялись, что по случаю 800-летнего юбилея Москвы государство примет меры, чтобы на прилавках магазинов появилось достаточно хотя бы самого необходимого продовольствия – вроде хлеба, сахара и круп. Но желания москвичей не исчерпывались только отменой карточной системы: они видели, что столичные власти из кожи вон лезут, чтобы приукрасить город, и думали о жутких бытовых условиях, в которых приходится жить им самим. Работницы фабрики «Красная швея» спрашивали, можно ли обратиться к тем самым чиновникам, которые занимаются подготовкой к празднику, «по вопросу ремонта квартиры», потому что, похоже, больше никому нет до них дела[458]. С особенно жесткой критикой выступил инженер Сенадский, заявивший, что «праздновать 800-летие Москвы сейчас преждевременно. После войны мы никак окрепнуть не можем. Хорошей жизни не видим. Не хватает продуктов питания, обуви, сырья, все дорого. А тут образовали Правительственный Комитет, который затратит большие суммы денег на празднование, и это явится большим накладным расходом на наш бюджет»[459]. Попов, на чей стол легли записи жалоб граждан, продолжал выполнять намеченную программу. Быть может, в надежде на то, что в отсутствие хлеба толпа удовольствуется зрелищами.

Илл. 4.2. Георгий Попов на праздновании 800-летия Москвы. Сентябрь 1947 г. Собрание ГЦМСИР

Восьмисотлетие Москвы послужило поводом для официального объявления о проекте небоскребов. Первый тур заседаний, на которых рассматривались конкурсные проекты, еще только начался, однако будущие высотки уже стали важными участниками юбилейных торжеств. Накануне праздника редакция «Правды» поместила на страницах газеты интервью с Дмитрием Чечулиным, который на правах главного архитектора Москвы рассказал, что идея построить в столице 16-, 26- и 32-этажные высотные здания принадлежит самому товарищу Сталину. Почти в точности повторяя тезисы январского постановления, Чечулин добавил, что «эти здания должны быть оригинальными по своей художественной композиции и не должны повторять зарубежных образцов»[460]. Новые подробности были раскрыты в радиопередаче, вышедшей накануне праздника: приглашенный в студию Борис Иофан в течение четверти часа рассказывал о «многоэтажных зданиях Москвы», после чего в эфире прозвучала музыка и чтение отрывков из романа «Война и мир»[461].

Важную роль в организации юбилейных празднеств играла архитектурная элита: Союз архитекторов СССР организовал и провел в 25 районах столицы 200 лекций на темы, освещавшие недавнее и далекое прошлое Москвы. Кроме того, Союз готовил выставки и составлял брошюры – например, «Москва в прошлом, настоящем и будущем» и «Архитектура СССР за 30 лет»[462]. Помимо просветительской деятельности, московские архитекторы летом 1947 года занимались реставрацией важных памятников в разных местах города. Откликнувшись на постановление «Об охране памятников архитектуры», выпущенное Советом Министров РСФСР в мае 1947 года, Чечулин составил список из трех московских церквей, нуждавшихся в реставрации[463][464]. Подобно тому как несколько лет назад война дала импульс сохранению памятников русской старины, оказавшихся под угрозой, приближение юбилея Москвы позволило широко развернуться архитекторам-реставраторам.

В сентябре 1947 года прошлое и настоящее Москвы прославлялось в выставках, экскурсиях, реставрационных работах, но не забыли и о будущем: на него указывали особые таблички в тех местах, где предстояло вырасти московским небоскребам, – подобно тому, как на месте будущего конного памятника Юрию Долгорукому поместили закладной камень. Во всяком случае в сознании общества выходные, когда отмечалось 800-летие Москвы, должны были стать символическим исходным рубежом, откуда началось строительство высоток. Официально сообщив о старте проекта именно в юбилейные дни, власти показали, что новые здания призваны украсить собой городское пространство. Однако как бы ни стремились архитекторы сохранить в своих проектах некую преемственность, восемь новых высоток неизбежно конфликтовали с историческим обликом Москвы.

Внешние очертания и расположение этих зданий как бы освобождали центр Москвы от цепкой хватки Кремля и наделяли 800-летний город новой «социалистической» наружностью, в которой задавали тон черты сталинского времени. Проект небоскребов не перечеркивал многовековую историю Москвы. Его цель состояла в том, чтобы поставить древнерусское прошлое на службу советскому настоящему. В первом постановлении о строительстве небоскребов говорилось: «Пропорции и силуэты этих зданий должны быть оригинальны и своей архитектурно-художественной композицией должны быть увязаны с исторически сложившейся архитектурой города и силуэтом будущего Дворца Советов»[465]. Хотя главной целью всего замысла было создание определенно социалистического городского пейзажа, благодаря которому Москва могла бы смело соперничать с другими мировыми столицами, не менее важной в ту послевоенную пору представлялась и другая задача: крепко привязать новые здания к историческому прошлому. В ближайшие годы о московских небоскребах будут говорить как о высшем достижении зодчества, достойном продолжении длинной череды архитектурных памятников России.

Московские небоскребы стали самым обсуждаемым и чрезвычайно влиятельным архитектурным проектом послевоенного периода сталинской эпохи. Эти здания, которые за границей насмешливо окрестили «свадебными тортами», будут воспроизводиться в советской и постсоветской архитектуре еще многие годы[466]. Уже в сентябре 1948 года Комитет по делам архитектуры СССР запросил передачу всех материалов, относившихся к проекту, и все эскизы будущих зданий в Музей архитектуры. В докладной записке, поданной Берии, отмечалось, что «указанные материалы представляют большую ценность для изучения творческого развития советской архитектуры и в музее архитектуры будут сохранены надлежащим образом»[467]. Вскоре к знакомству с коллекцией допустили профессионалов, и после этого в дипломных работах студентов Московского архитектурного института и других учебных заведений всего Советского Союза, а также разраставшегося социалистического мира бесконечно тиражировались характерные сталинские шпили и многоярусные ступенчатые силуэты. Как это уже происходило с Дворцом Советов в 1930-е годы, изображения московских небоскребов постоянно воспроизводили и для широкой публики. Но, в отличие от более раннего проекта, здания, задуманные в 1947 году, вскоре действительно начали подниматься на городском горизонте и обрастать стальной и каменной плотью.

Монументальность шаг за шагом

По мере того как архитекторы, инженеры и работники министерств обсуждали в конце 1940-х годов вопросы проектирования, их представления о новых московских зданиях менялись. В январском постановлении 1947 года говорилось о строительстве 26-этажного здания на Ленинградском шоссе (возле стадиона «Динамо»), предназначавшегося для гостиничных номеров и жилых квартир[468]. Через несколько месяцев для этого здания было выбрано другое место – на Дорогомиловской набережной рядом с Киевским вокзалом, и поменялось его назначение: всю площадь решено было отдать под гостиницу «Украина». Как сообщал в июле 1947 года Берия в письме Сталину, Николай Булганин, тогдашний министр обороны, и Константин Вершинин, главнокомандующий ВВС СССР, обратились к Совету Министров с просьбой выбрать место подальше от стадиона «Динамо» ввиду его близости к аэропорту и авиационному заводу[469].

Со временем изменения были внесены и в