Сподвижники Чернышевского - Ю. Куликов

С радостным волнением перечитывал Николай ответ царя. В искренности его он не сомневался. Ему и в голову не приходило, что вот таким же Иудиным поцелуем «наградил» в свое время Николай I казненного им потом Рылеева и отданного в солдатчину на муки и смерть поэта Полежаева. Не думал он, что пройдет совсем немного — каких-нибудь четыре года, и он на себе самом почувствует истинную цену монаршей милости. Да, через четыре года… в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости.

Вскоре после истории с запиской его послали работать делопроизводителем в Калужский губернский комитет по крестьянскому делу. Назначение это он принял с большим удовлетворением. Калужский комитет первым во всей России добился разрешения разрабатывать проект выкупа.

С присущими ему энергией и выносливостью, удивившими многих, Серно-Соловьевич взялся за дело. В течение семи месяцев он ежедневно работал по четырнадцать часов в сутки. Он был всего лишь делопроизводителем, но его энергия, убежденность и юношеская страстность оказали влияние на работу всего комитета. Несмотря на бешеное сопротивление «плантаторов»[9], люто возненавидевших его, проект вышел одним из самых либеральных. А крепостников было немало в Калужском комитете. Впрочем, так было во всех губернских комитетах России. «Плантаторы» всячески тормозили подготовку реформ, пытались все дело освобождения крестьян свести на нет. Либералы же, понимавшие в той или иной степени необходимость перемены, произносили громкие речи, громили отсталость и рутинерство, взывали к мудрости и человеколюбию и… сочиняли проекты, фактически оставлявшие крестьян почти такими же бесправными и едва ли не более нищими, чем при крепостном праве.

Журнал «Современник».

Газета «Колокол».

Страница прокламации «Что нужно народу?».

М. И. Михайлов в каземате. Гравюра.

Конечно, даже самые «отважные» из либералов не поднимались до сознания того, что только крестьяне являются единственно законными владельцами земли.

Среди лиц, игравших значительную роль в подготовке проекта выкупа, было несколько амнистированных декабристов и петрашевцев. Революционное прошлое этих людей не могло не наложить отпечатка на их дела. И естественно, что Николай Серно-Соловьевич сблизился с ними, а с Николаем Сергеевичем Кашкиным подружился. Работа в Калуге и общение с этими людьми помогли Серно-Соловьевичу многое понять. В Калуге он снова взялся за перо, чтобы на этот раз обратиться не к одному человеку, а ко всем читающим. Он решил написать о деле, которое на первый взгляд имело значение только для одного города.

В то время в Калуге собирались открыть женскую гимназию. Дело нужное и полезное. Казалось бы, что дурного можно было усмотреть в нем? Но нашлось немало рутинеров, воспротивившихся этому.

Николай решил дать им отповедь. В начале 1859 года в газете «Московские ведомости» появилась остроумная и резкая статья за подписью «Один из многих», убедительно доказавшая пользу открытия гимназии. В Калуге на статью сразу же все обратили внимание. «Держиморды от просвещения» вынуждены были приумолкнуть. Гимназию вскоре открыли.

На статью обратили внимание и те, к кому она менее всего была обращена. В Петербург полетело донесение жандармского подполковника Смирнова, в котором обращалось внимание начальства на «Одного из многих». Правда, при всех своих способностях к выискиванию крамолы «голубые мундиры» не смогли обнаружить таковой в статье, но вольнодумный тон ее не прошел незамеченным. Николай Серно-Соловьевич попал в поле зрения недремлющего ока — Третьего отделения. Вскоре тот же жандармский подполковник донес о вещах более «криминальных»:

«По общим отзывам, Серно-Соловьевич весьма часто высказывал в суждениях своих нерасположение к существующему в России государственному управлению и выражал особенное сочувствие к изгнаннику Герцену».

Срок, на который был послан в Калугу Николай, истек. Жалко было уезжать оттуда. Серно-Соловьевич крепко привязался к городу, к людям, особенно к Кашкину. Но то, с чем пришлось потом столкнуться в Петербурге, обращало эту грусть в тоску, а подчас и в ярость. В самом деле, как трудно ни было в Калуге, как ни была изнурительна борьба с крепостниками, но там все же что-то делали. А здесь?!

С первых же дней по возвращении в Петербург он окунулся в обстановку канители, непролазной формалистики. Вскоре он понял: ничего путного в этих канцеляриях сделать нельзя.

Нет, с этим он не может мириться! Надо что-то предпринять. Николай ищет какое-нибудь полезное дело на общественном поприще. Он вступает в Общество для пособия нуждающимся литераторам и ученым, в которое входили Чернышевский и Тургенев.

В работе общества, как, впрочем, и в любом деле, за которое брался Николай, он принимает деятельное участие; он стремится найти семью казненного Рылеева, чтобы оказать ей помощь, и выполняет другие поручения.

Одновременно он берется вести отдел иностранной хроники в «Журнале для акционеров», издаваемом Трубниковым. Эта работа очень заинтересовала его. Сопоставление экономической и политической жизни Европы и Америки с жизнью России еще раз убедило Николая в том, насколько отсталы и консервативны все порядки в России.

Как-то ему довелось столкнуться с деятельностью акционерного общества «Сельский хозяин». Под европейской личиной его директоров оказалось нутро недоброй памяти подьячих XVII века — то же стяжательство и беззастенчивое казнокрадство. И тогда Николай написал статью, вскрывшую злоупотребления этой компании. Статья имела большой общественный резонанс. «Сельского хозяина» удалось вывести на чистую воду. Но разве это могло что-нибудь изменить?

Все больше и больше крепло убеждение; при абсолютизме, при самодержавии невозможно осуществить серьезные мероприятия, удовлетворяющие интересы народа. А реформа? Исправит ли она положение? Даже если будет осуществлен немедленный выкуп, начисто отменяющий барщину, то есть то, чего добиваются наиболее либеральные участники разработки проектов реформ и на чем настаивал и он сам, — это все же не решит дела коренным образом. Нужны перемены решительно во всем!

Но как должны быть они осуществлены? Что сам он должен делать? Не с кем было даже посоветоваться. Самым близким ему человеком был брат Александр. Он имел большое влияние на Николая, хотя и был четырьмя годами моложе его, но в те дни он, Александр, был за границей.

Николай часто думал о брате. Да, они всегда были очень близки, но все же кое-что в Александре было ему непонятно.