Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот между этими двумя весомыми событиями и происходит «жизнь», наполненная красками, чувствами и, порой, нестерпимой болью.
Я совсем забыл про «жизнь». Уставился куда-то вперёд, где за сотней километров морской глади меня ждёт Она — женщина в кровавом доспехе, обозвавшая меня паразитом. Каждая буква в этом отвратительном слове медленно течёт по жилам моего организма, раздирая своими острыми краями сосуды и причиняя мне постоянную нестерпимую боль. Боль, заставляющую меня идти вперёд. Перешагивать не только через трупы рухнувших у моих ног врагов, но и через себя. Перешагивать через свои принципы, желания, стремления.
Боль не утихает. Сколько бы я не прошёл, моя душа по-прежнему пляшет в обжигающем пламени мучений. Каждый день я открываю глаза и вижу перед собой её. Я вижу женщину в кровавом доспехе и её вытянутый палец, который тычет в меня и словно с издевкой подчёркивает каждую букву в слове «Паразит».
Уставившись на горизонт, я стискиваю зубы, сжимаю губы. Мои пальцы в кровавой корке из застывшей крови сжимают древко копья с такой силой, что раздаётся хруст не только деревяшки, но и моего доспеха. И вы знаете, мне становится чуть легче.
Прикрыв глаза, я уже не вижу у своего носа её надменного лица без маски. Не вижу тычущего в меня пальца. А вижу головы сотни кровокожих, несущихся на меня стеной.
В войне я обуздал покой.
Битва — моя сильнейшая таблетка обезболивающего. Ослеплённый яростью и злостью я бросаюсь на врагов с копьём и пронзаю их тела в кровавых доспехах в надежде заглушить боль. Заглушить боль, засевшую в глубине моей души. Но ведь я совсем забыл про «жизнь». Обычную, людскую.
Я уже не помню «жизнь» без боли. Я даже забыл день, когда война издала свой первый крик, подобный воплю новорождённого. Минул месяц, или неделя? Быть может, это было еще вчера…
Из моей головы выпал день, когда ушла боль, а вместо неё поселилась ярость, бросающая меня на врагов. Но я точно помню, как в тот страшный день сотня глоток издали жуткий, местами мерзкий вопль боли. Первый бой. Первые потери.
Безусловно, я должен был запомнить этот день! Я не мог забыть день, когда родилась война. Когда сотня мечей, выращенных собственной кровью моих воинов столкнулись с такими же клинками наших врагов. Когда наши мечи обрушились на кровавые доспехи наших врагов и с жутким хрустом дробили их, а затем погружались в обнажившуюся плоть.
Война зародилась в день, когда над полем высокой травы раздался обезумевший ор тысячи глоток. А когда раздался сдавленный хрип, протяжный крик и свис, разорвавший горячий воздух над нашими головами, дитя войны увидело свет.
Истерзанный мир, уставший терпеть унижения, рабство и постоянные набеги кровокожих, в муках родил войну. Дипломатия, уговоры, коленоприклонство, подхалимство, лизоблюдство — это всё удел слабых. Мой выбор — острие копья в грудь противника. Смерть на ногах, а не в ногах своих хозяев. Голова, расколотая вражеским мечом, ежели ударом обухом тупого топора надсмотрщика.
В тот день, когда на поле высокой травы воины в кровавых доспехах столкнулись в битве и первые удары оборвали сотни жизни, родилась не только война. В тот день родилась свобода. Я видел эту свободу. Я видел её в окровавленных глазах моих воинов, когда их мечи из грубой корки застывшей крови ломали панцири врагов и проникали в тела, разрывая плоть и ломая кости. Один точный удар — и враг обращался в пепел. Я видел блеск свободы в глазах моих воинов, когда подхваченные ветром хлопья пепла врезались в их грубые доспехи и разбивались в пыль. Я слышал крик полный ярости, когда кто-то из моих воинов валился наземь от сильного удара, но не умирал. Упав в грязь лицом, прячущимся за жуткой маской из собственной крови, он делал жадный вдох, вбирая в свои лёгкие пепел врага. Даже сквозь узкие щёлки на маске я видел вспыхнувшие яростью глаза и искривившийся рот в вопле ненависти.
Я подарил им уникальную возможность — дышать свободой. Когда еще они позволят себе зачерпнуть пригоршню пепла и умыть своё лицо? Втереть в доспех всю пыль, оставленную поверженным врагом, а после вскочить на ноги и вновь обрушиться на противника с оглушительным рёвом, несущим в себе лишь смерть.
Рёв не смолкал, даже когда меч рассекал воздух и сносил голову очередному кровокожу. Это был рёв свободы, страшный и неумолимый. Жутко булькающий, раздающийся по всему полю высокой травы.
И так мы отвоёвывали нашу свободу метр за метром, километр за километром, деревню за деревней. Война даровала нам возможность идти вперёд, оставляя за собой усыпанные поля пеплом наших врагов. Война подарила нам свободу, о которой никто и не смел мечтать.
Когда в пылу жестокой битвы я ловил краем глаза широкий взмах меча моего воина, у меня в головы всплывал вопрос: а нужна ли им вообще свобода? Ответ рисовался в тот же миг. Мой воин мог упасть на колено перед врагом, взмолиться о пощаде, бросив свой меч к его ногам на утоптанную траву нашими ступнями, но этого не делал. И даже не допускал подобной мысли. Мой воин вкладывал в свои руки больше сил, чтобы лезвие из застывшей крови наверняка разнесло лицо противника, покрытое кровавой маской.
Эта толпа людей, которых я обратил в кровокожих, живя своей обычной жизнью, даже и не подозревали о свободе. Им никто не смел её показать. Им никто не рассказывал, как можно жить. Они боялись переступить порог дома и уйти далеко в лес. Они боялись увидеть то, чего никогда не видели. Но теперь их окровавленные глаза увидят всё, заглянут в каждый уголок их души, где непроглядной тенью страх затмевал ту часть лучшей жизни. Они очистятся от страха. Они сами себе даруют свет. Я лишь направлю их по верному пути, ведь только мне ведома дорога.
Мои стопы ступали по пыльной дороге, закиданной по обе стороны людскими трупами и изрытой стальными гусеницами сотни танков. Мои глаза видели весь ужас войны. В своих ладонях я держал последствия войны. Вот этими пальцами сжимал изъеденную пламенем одежду своих родителей!
В тот день у нас хотели отнять свободу. Забрать наши земли, принудить встать на колени перед их начищенными до блеска сапогами. Но у них ничего не вышло. Они даже и не представляли, на что способен стремительно зарождающийся в глотках страдающих и медленно умирающих вопль войны. О, да. Это
