Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

Но спустя день-другой они как ни в чем не бывало вступают в разговор и начинают новый спор. Они уже давно близкие друзья. До этого они довольно долго знали друг друга заочно. Савинков знал, что есть в России такой оригинальный отпрыск прибалтийских дворян Дикгоф-Деренталь, который прославился тем, что сначала был верным последователем вождя «мирного движения рабочих» попа Гапона, а потом, разуверившись в нем и узнав, что он платный полицейский провокатор, участвовал в его убийстве — они собрались вместе, несколько таких же, как он, обманутых, и повесили своего недавнего кумира на даче под Петроградом… Савинков знал, что Деренталь пишет рассказы, которые печатались в журналах «Вестник Европы» и «Русское богатство», и некоторые он читал. Находясь во время мировой войны во Франции, Савинков частенько находил в «Русских ведомостях» бойкие корреспонденции Деренталя с французского фронта.

Деренталь, в свою очередь, конечно, был много наслышан о Савинкове, знаменитом эсеровском террористе, беспощадном охотнике на царских сановников.

Познакомились они только в семнадцатом году, когда случайно встретились в Париже перед отъездом в Петроград. Это было сразу после Февральской революции, Савинков и Деренталь, оба считавшие себя русскими революционерами, торопились в Питер. И вот, занимаясь в Париже оформлением выездных документов, они встретились однажды и даже вместе посидели часок за столиком в кафе.

Савинков выехал в Россию несколько раньше, и они расстались, как малознакомые соотечественники, которых случайно столкнула судьба. И как будто ничто не говорило, что эти люди могут стать неразлучными друзьями…

Приехав в Россию, Савинков явился прямо к Керенскому. Позже он писал сестре Вере, что не стал сразу министром правительства Керенского только потому, что приехал внезапно. «А.Ф. готов был придумать специально для меня министерство, но, слава богу, не придумал». Это Савинков напишет гораздо позже, когда Керенского уже не будет в России, а сам он найдет временно пристанище в Варшаве. Но тогда — летом семнадцатого — Савинков становится одним из самых близких и самых надежных помощников Керенского и управляет его военным министерством. О своем месте возле Керенского сам Савинков впоследствии сделает такое признание: «До сих пор не могу разобраться, какова была там моя роль? Не то я его охранял, не то я ему что-то советовал, не то я его сдерживал, не то толкал. Могу сказать одно — в безалаберщине, которую буквально излучал Керенский, я активно участвовал».

Только ли в безалаберщине? Белый генерал Краснов свидетельствует, что, когда угроза большевистского выступления и захвата власти стала угрозой завтрашнего дня, в борьбе с ней среди лиц Временного правительства наиболее энергичной фигурой был Борис Савинков. А когда большевики победили, Савинков ринулся в Гатчину, в штаб генерала Краснова, пытаясь организовать крестовый поход белых войск на революционный Питер…

Александр Аркадьевич Дикгоф-Деренталь поехал из Парижа в Питер не один. Он повез с собой свою семнадцатилетнюю красавицу жену. Это было что-то вроде свадебного путешествия, но не по самому лучшему для такого события маршруту. Оставить жену в Париже Деренталь не мог. Только недавно в одной эмигрантской семье он нашел эту красивую девочку, мечтавшую стать звездой балета, а пока выступавшую на эстраде в каком-то испанском ансамбле. Почти сорокалетний мужчина, весьма образованный, таинственный (убил попа Гапона!), блестящий рассказчик, он без особого труда увлек юную танцовщицу.

Если Савинков в состоянии глубочайшего заблуждения мог считать себя русским революционером, то Деренталь не имел даже повода для такого заблуждения. Ничего, кроме попа Гапона, в его жизни не было, но невежество европейского обывателя стало для него плодороднейшей целиной, и он со своего попа, как говорится, снял два урожая. Первый раз — когда возник рядом с Гапоном, приехавшим в Париж сразу после Кровавого воскресенья, и прославлял его как революционного вожака питерских рабочих. И второй раз — спустя несколько лет, когда после убийства Гапона он опять приехал в Париж и с жуткими подробностями, вызывавшими обмороки у дам, рассказывал о своем участии в казни этого полицейского агента.

И вот теперь, в семнадцатом, Деренталь решил: и революция и любовь! Ему не так уж трудно было вовлечь в эту авантюру и свою жену. Боже, это же так романтично: преследуемый полицией русский революционер, презирая смертельную опасность, со своей юной женой мчится в сотрясаемый революцией Петроград!

В Петрограде они поселились в шикарном номере гостиницы «Астория», и сразу же выяснилось, что тогдашний Питер для медового месяца место неприспособленное. В городе то и дело исчезал хлеб. На улицах часто слышалась стрельба. Особенно по ночам.

Утром Деренталь оставлял жену в постели и уходил в город знакомиться с обстановкой. Он ходил по редакциям петроградских газет, разыскивал старых знакомых. То, что он узнал, было невероятно — оказывается, должна совершиться еще одна революция. С ума сойти можно! Вконец растерявшийся Деренталь решил обратиться за помощью к Савинкову. Дал знать ему, что они с женой находятся в Питере. На ответ почти не рассчитывал, он уже знал, что Савинков делает бешеную карьеру возле Керенского.

И вдруг однажды утром в гостиницу к Деренталям является адъютант Савинкова Флегонт Клепиков. Щелк каблуков, отработанные поклоны — господин министр приглашает супругов Деренталь отужинать с ним в ресторане «Нева», на втором этаже, в отдельном кабинете.

Когда метрдотель провел чету Деренталей в кабинет, Савинков и его адъютант были уже там. Савинков поцеловал мадам Деренталь руку и подвел ее к креслу. Она увидела перед собой две великолепные розы, лежавшие на синей кузнецовской тарелке: белую и алую. Это было так неожиданно и красиво, что она не могла сдержать возгласа восторга и стояла, переводя взгляд то на розы, то на лицо Савинкова — чисто выбритое, с узкими властными глазами.

— А я вас знаю… — гипнотически глядя ей в черные миндалевидные глаза, сказал Савинков.

«Боже, он помнит!» — вспыхнула юная мадам Деренталь. Ведь это было так давно, еще в Париже. Он был на концерте, где она танцевала. В антракте он пришел за кулисы, очень хвалил ее, но сразу же ушел. Импресарио сказал, что это был знаменитый русский убийца царей мосье Савинков. И вот теперь она снова видит его! И он все помнит! И эти розы!.. «Нас свела в тот вечер сама революция», —