Мои воспоминания - Сергей Капица

Потом мы снимали в Греческом зале, здесь шел разговор о традициях античного мира и о значении классических традиций для нашей художественной культуры и науки. Чтобы мы что-нибудь не напутали, при нас были искусствоведы. И когда я начал передачу со слов, что мы будем обсуждать историю классической европейской культуры здесь, в Греческом зале (что звучало как пародия на Райкина), искусствовед вскочила, как кошка, и сказала, что не позволит, чтоб здесь так выражались. Пришлось фразу произносить по-другому.

Потом в Итальянском дворике, у готических ворот был небольшой диалог о мастерстве и профессионализме. А основной разговор состоялся в залах французской живописи конца XIX — начала XX века. В сущности, только здесь, в окружении полотен импрессионистов, картин Матисса, Леже, Пикассо, оказалось возможным обсудить то главное, ради чего и планировалась встреча. Особенно удачно Майя смотрелась на фоне картин Модильяни, которые как будто специально выставлялись в тот момент в музее. Надо было видеть, с каким азартом говорила Плисецкая о праве художника на эксперимент, поиск, отказ от привычных канонов во имя открытия новых возможностей. Она говорила о своем, о себе, но это прочитывалось и как размышление о творчестве художников, чьи работы окружали нас. Я рассказывал эпизоды из истории науки, потом мы вновь возвращались в наши дни и говорили о нынешних поисках в науке и искусстве.

Что роднит ученого и художника, изобретателя и артиста? Что роднит всех людей, отдающих себя творчеству? Непрерывный поиск нового — новых форм и новых фактов, новых закономерностей и новых средств выразительности. Их всех роднит стремление постичь то, чего еще никто не знает, показать своим современникам и потомкам мир таким, каким его никто до сих пор не мог видеть.

Передача с Майей Михайловной Плисецкой получилась живой и вызвала самую заинтересованную реакцию. Кажется, из всех наших передач она пользовалась наибольшим успехом за рубежом.

«Очевидное-невероятное» было очень популярно, на нее стали делать пародии. Однажды, незадолго до Нового года, меня вызвал Мамедов, первый заместитель Лапина. Я пришел к нему в его кабинет и начался какой-то беспредметный разговор. Наконец он говорит: «Сергей Петрович, хочу вам показать некий кадр. Мы хотели вам это показать прежде, чем давать в эфир». Нажимает на кнопку — на экране возникает Хазанов, который ловко меня пародирует. Энвер Назимович на меня очень внимательно смотрит, как я на это реагирую. А я реагирую естественным образом — я смеюсь, мне это определенно нравится.

Появилась даже песня Высоцкого, посвященная нашей передаче, и мне это было очень лестно, замечательный артист, голос эпохи так прореагировал на то, что я делаю. Я считаю, что это одна из самых высоких оценок той деятельности, которой я занимался, и выражена она в бесспорно талантливой манере.

Мы с Таней до сих пор любим ходить в Театр на Таганке, это часть нашей жизни. Я помню, когда Любимов поставил «Бориса Годунова» с Высоцким, были страшные споры, и в конечном итоге спектакль был снят. Я выступил на обсуждении и сказал, что уверен: эта постановка несомненно будет отмечена высшими наградами, и мы еще к ней вернемся на новом этапе нашей истории. На меня зашикали: «Как ты можешь такое говорить?», но в этом отношении я оказался пророком.

Письмо в редакцию телепередачи «Очевидное-невероятное» из Канатчиковой дачи Владимир Высоцкий

Дорогая передача! Во субботу чуть не плача,Вся Канатчикова Дача к телевизору рвалась.Вместо, чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,Вся безумная больница у экрана собралась.

Говорил, ломая руки, краснобай и баламутПро бессилие науки перед тайною Бермуд.Все мозги разбил на части, все извилины заплел,И канатчиковы власти колют нам второй укол.

Уважаемый редактор! Может лучше про реактор,Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подрядТо тарелками пугают, дескать, подлые, летают,То у вас собаки лают, то руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели — мы тарелки бьем весь год,Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет.А медикаментов груды — мы в унитаз, кто не дурак,Вот это жизнь! И вдруг Бермуды. Вот те раз, нельзя же так!

Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало.Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,И не испортят нам обедни злые происки врагов!

Это их худые черти бермутят воду во пруду,Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,Тут примчались санитары и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:«Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы,Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!»

Сорок душ посменно воют, раскалились добела.Вот как сильно беспокоят треугольные дела!Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет.Подал знак кому-то, значит, фельдшер, вырви провода.И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда.

Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:«Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?»Мы ответим нашим чадам правду, им не все равно:Удивительное рядом, но оно запрещено!

А вон дантист-надомник Рудик, у него приемник «Грюндиг»,Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ.Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,А к нам попал в волненье жутком,С растревоженным желудком и с номерочком на ноге.

Он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс,Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз.Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме.Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,Что Бермудский многогранник — незакрытый пуп Земли.

«Что там было, как ты спасся?» — Каждый лез и приставал.Но механик только трясся и чинарики стрелял.Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж.Он над нами издевался, сумасшедший, что возьмешь!

Взвился бывший алкоголик, матершинник и крамольник,Говорит: «Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!»Разошелся, так и сыплет: «Треугольник будет выпит.Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!»

Пусть безумная идея, не решайте сгоряча!Отвечайте нам скорее через доку-главврача.С уваженьем. Дата, подпись… Отвечайте нам, а то,Если вы не отзоветесь, мы напишем в «Спортлото».

Путешествие в Йемен

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});