Вверх тормашками в наоборот (СИ) - Ева Ночь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маха говорит плоско и монотонно. Чуть повыше тон, и он бы подвывал, как дурной пёсоглав.
— С каких пор властительный Панграв посылает за гостями раба? Да ещё такого медлительного и неуклюжего? Сомнительная честь — получить приглашение в подворотне.
Лерран, бросая слова, видит. как появился и исчез желвак на щеке махи, и не спешит убирать нож.
— Властитель сказал, что ты можешь не согласиться, но просил переубедить. Я не собирался убивать.
— Да ты бы и не смог, — Лерран чувствует брезгливое отвращение. — Что, животные инстинкты берут верх? Привык охотиться из засады?
Маха не поднимает глаз.
— Я терял тебя на рынке дважды. В городе найти человека сложнее, поэтому решил подождать здесь, зная, что из этого переулка другого пути нет.
— Но ты ждал впереди, а не шел сзади, — укол ножом в шею, очень близко от артерии.
— У переулка два конца. Так я встретился бы с тобой наверняка… динн.
Лерран ловит эту запинку перед вежливым обращением и нехорошо скалит зубы:
— Ты шёл по запаху, маха. Не мне напоминать, что мохнаткам запрещено использовать животные инстинкты. Хочешь умереть на огненном колесе?
Маха стоит не дрогнув. Он давно расслабился и не шевелится. Только грудь чуть заметно приподнимается от дыхания. Грудь с красивыми рельефными мышцами. Чуть меньше осторожности — и можно навсегда остаться кучей тлена с перегрызенным горлом.
Лерран медленно убирает нож.
— Ну, и зачем я понадобился властительному Панграву?
— Это ты спросишь у него, если последуешь за мной. Рабам властители не озвучивают своих мыслей и желаний.
Что-то не нравилось Леррану в этом махе. То ли манера держаться слишком вольно, то ли недостаточное подобострастие, а может, ощущение опасности, так и не рассосавшееся после выяснения, кто есть кто в этом театральном действии. Спорить и выяснять сейчас бесполезно: легче плыть по течению и не думать, куда тебя вынесет в этот раз.
— Веди. Ты — впереди, я — за тобой.
Маха мягко отступил и пошёл вперёд, будто совершенно не заботился о защите своей спины. Он был выше Леррана на полторы головы, шире в плечах, мускулы так и играли под тонкой кожаной одеждой — дорогой, отлично пошитой. Такую не носят рабы, а тем более — мохнатки с хищной сущностью: кожаные вещи способны обострять звериные инстинкты, поэтому всем, кто способен обнажить клыки, на ношение кожаной одежды наложен запрет. Видать, маха этот либо безумен, либо несёт в себе тайну, которая позволяет ему быть таким дерзким.
Лерран почувствовал, что злится, поэтому чуть замедлил шаг и на миг прикрыл глаза. Спокойно, всё ещё впереди: ясная голова нужна больше, чем низменные эмоции.
Маха привёл его не в замок властительного мерзавца, а в один из домов развлечений — богато-кричащий, слишком яркий и приметный. По крайней мере, здесь не всадят нож в спину — не то это место, где избавляются от неугодных.
Панграв развалился на огромном диване, то ли сидел, то ли лежал. По кругу облепили его стройные молодые тела девиц в прозрачных одеяниях, которые больше открывали, чем скрывали. Властитель Зоуинмархага курил какую-то мерзость из длинной ядовито-розовой трубки, похожей на гудок бродячих музыкантов.
— Так-так-так, — проворковал Панграв, выпуская клуб фиолетового дыма, — Таки ты нашёл его, Рагра̀̀сс.
Маха улыбнулся одними губами, слегка кивнул и встал за диваном, точно в том месте, где развалился его властитель. Встал и поднял на Леррана глаза. Такие же, как у Панграва. Две пары одинаковых глаз смотрят с одинаковым выражением: внимательно, чуть насмешливо, пытливо.
Лерран понял: к чему-то подобному он был готов, а потому в лице не изменился и вообще ничем не выдал, что разгадал маленькую игру Панграва. Властитель Зоуинмархага обожал шокировать, подчёркивать собственную исключительность и власть, безграничную в этом городишке.
Хорош бы он был, если бы всадил этому махе-полукровке нож в горло…
Панграв трепетно относился к своим отпрыскам — законным и незаконным, всех рано или поздно представлял обществу и устраивал их судьбу по своему величайшему хотению: выгодно женил, выдавал замуж, укреплял только одному ему понятные связи. Соединял кровными узами города и замки, после чего мог спать спокойно и не беспокоиться о нападении или пакости от соседей.
Пару лет назад Панграв хотел и Леррану подложить одну из своих многочисленных дочерей — любую на выбор. К слову, девчонки у него получались, как надо: красивые, стройные, с мягкими характерами. Но женитьба Леррана не интересовала, поэтому он дважды отказывался от чести стать зятем властителя Зоуинмархага.
Панграва это не обижало: хитрый сластолюбец был убеждён: рано или поздно будет так, как он надумал, поэтому не спешил, а выжидал. Наблюдал, караулил, искал слабое место, чтобы однажды прижать к стенке и выбить дух.
Интересно, как он собирается пристроить мохнатку-полукровку?.. Ни одна мало-мальски нормальная девица из благородного семейства не станет марать себя таким чудовищным мезальянсом и портить кровь. Да и кто в здравом уме позволит ей сделать это?.. Но Панграв тем и велик, что умел расставлять сети и ловить жертвы.
Прекрасный мерзавец. Всё еще хорош собой, хоть время и покусало его лицо и благородные руки, отложилось жирком на слегка расплывшейся талии. Но он силён и здоров физически — Лерран знал это прекрасно. А острому уму, способному на нестандартные решения, завидовали многие.
— Дорогому гостю всегда рады в моих домах, — ворковал между тем Панграв, — присаживайся, Лерран, выпей со мною лучшего нектара, отведай изысканных блюд, подбери девушку для услады. Такие гости — честь.
Слишком сладко. До приторно слипшихся зубов от коварного подтекста. Но на то и игра, чтобы играть и выигрывать. Лерран принял вызов: уселся на диванчик поменьше, напротив радушного властителя, принял расслабленную позу, совершенно не собираясь отдыхать, пригубил нектар из бокала, который преподнесла ему одна из прелестниц, и приготовился ждать, когда же Панграв изложит суть своего интереса к его персоне.
Пронырливый Панграв заливался словами, как пьяница драном, нёс полную чушь о житейских делах, жаловался на тяжёлое бремя властителя, хвастался успехами детишек, сетовал на то, что времена нынче не те, не забывая о личине радушного хозяина: он только делал чуть заметные знаки пальцами — и появились стол, еда, красивые девушки. Маха изваянием так и стоял за диваном. Казалось, он может простоять в такой позе вечность.
— Не хочешь взять моего мальчика в услужение? — чуть заметный кивок на золотого полукровку. — Подучил бы его немного, вышколил.
Пробный, но ложный шар: взять к себе этого гайдана — всё равно что посадить на нос соглядатая.
Лерран склоняет голову набок и смотрит на Панграва долгим взглядом, чуть приподняв бровь в немой усмешке.
— А мальчик нуждается в уроках? — спрашивает, не ожидая ответа. — Вряд ли я гожусь на роль хорошего учителя. Ещё ненароком подпорчу его золотую кожу, чем вызову твое величайшее неудовольствие.
Панграв отрывисто смеётся. Смех звучит громко и не касается глаз старого пройдохи.
— Ну, не так уж ты и плох, как хочешь казаться, но я уважаю твоё желание держаться в стороне от учеников, юных дев и ненужных хлопот. Кстати, о плохом.
Панграв делает паузу — Лерран внутренне настораживается, но по безмятежному лицу ничего не прочесть: он ждал, он готов.
— Нашептали мне мудрые люди, что ты зачастил в город, но не просто так, а по делу. Поговаривают, ты скупаешь солнечные камни…
— Что в этом плохого? — поднимает красивую бровь Лерран и невозмутимо делает глоток нектара из бокала.
— Водишь знакомства с какими-то странными личностями, — продолжает властитель Зоуинмархага, словно не расслышав вопроса. — Все, кто так или иначе связывается с бродягами, заканчивают плохо. Очень плохо. Я беспокоюсь о тебе, Лерран. Не хотелось бы услышать однажды, что валяешься ты на свалке убитый и обезображенный. Солнечные камни слепят… А кто алкает их жадно, превращается в ничто, даже если остаётся жив.
Панграв вперивает в Леррана колючий взгляд — холодный, безжалостный, по-змеиному неподвижный. Лерран выдерживает атаку. Спокойно, без эмоций и волнения.
— Я не коллекционирую камни ради камней, не трясусь над ними жадно, как скряга, не подменяю жизнь на холод блестяшек. Драгоценности нужны мне для дела.
— Вот это-то меня и тревожит больше всего, — тянет слова хитрый гайдан.
— Я собираюсь прикупить новые земли и отправиться в путешествие, Плат не всегда в чести, а камни открывают двери охотнее.
— Что-то подсказывает мне, что это не вся правда, но другой ты не скажешь, да, Лерран? Моё дело побеспокоиться. Ты не совсем чужой для меня, мальчик. Я знавал твоих родителей и качал тебя на коленях.