Я дрался на «Аэрокобре» - Евгений Мариинский

Утром, после приезда на аэродром, я лег добрать.

— Подождите, товарищ командир! — останавливает меня Волков. — Вот, пока прохладно, яйца выпейте, а то днем ничего не едите…

Я взял яйцо, разбил, выпил.

— Сам ешь!

— Мне хватит! Я тут с румыном договорился, каждый день для вас по десятку покупать буду.

После боя группа пришла на последних каплях горючего. У Бориса Голованова останавливается мотор: бензин кончился, и он садится километра за полтора до посадочной, за речкой. Ударился о прицел, у него кожу с головы, как скальп, сняло, завернулась… Привезли на КП.

Сидит, картой рану зажал. Отправили в госпиталь…

За весенние бои эскадрилья сбила одиннадцать немецких самолетов, а полк сбил тридцать пять. Таких ожесточенных боев на моей памяти еще не было, но потери гораздо меньшие, чем на Днепре. Тогда за восемь дней мы потеряли шестнадцать самолетов, а сбили восемнадцать. А сейчас потеряли десять. Зато сбили тридцать пять!.. Свой личный счет я довел до пятнадцати.

На новую границу

Буквально через несколько дней наступило затишье. Группа за группой истребители уходили на задание и возвращались обратно, не обнаружив противника. Внизу не было сплошной пелены пыли и дыма, больше недели закрывавшей передний край.. Обычная голубоватая дымка простиралась над землей.

Летчики садились дежурить в первой готовности и опять вылезали из кабин, не дождавшись ракеты на вылет. Немцы в воздухе не появлялись, и поднимать дежурных истребителей не приходилось.

Вскоре пришел приказ: вылеты на прикрытие прекратить. Попытка наступления немцев провалилась, и бои полностью затихли.

Осталось только дежурство в первой готовности. Усталые летчики, механики, техники отдыхали. Они лежали под плоскостями самолетов и недоверчиво посматривали в сторону командного пункта. Вдруг опять ракета? Снова такие бои?

Ракеты не было. Вместо нее с командного пункта вернулся Архипенко и привел с собой молоденького младшего лейтенанта. Небольшого роста паренек — ниже Миши Лусто — с кругленьким мальчишечьим лицом, на котором выделялись большие, чуть припухшие черные глаза, и с девичьим румянцем на щеках, еще не знавших прикосновения бритвы, смущенно остановился рядом с командиром эскадрильи, посматривая из-под длинных ресниц на приподнявших головы летчиков. Всем своим обликом он резко отличался от присутствующих — тоже молодых, но уже опаленных огнем войны.

— Что там нового, Федор Федорович? — спросил Ипполитов, приподнявшись на локте.

— Новостей вагон и маленькая тележка. Вот, здеся, знакомьтесь. Новый летчик к нам прибыл. Степанов.

И Архипенко стал представлять Степанову летчиков.

— Лусто, мой боевой заместитель… Миша лежа протянул руку.

— Михаил Васильевич.

— Сергей…

«Пупок — заместитель?! А Виктор? Значит, все… О Викторе больше месяца ничего не известно. Отдали приказом, наверное, что пропал без вести…» О летчиках, не вернувшихся с задания, если не было точных сведений о их гибели или о том, что они попали в госпиталь, через месяц отдавали приказ: «Считать пропавшим без вести…»

Архипенко продолжал:

— Старший лейтенант Мариинский, командир звена.

Я, услышав свою фамилию, тоже протянул руку.

— Евгений. Только не командир звена, а просто летчик, лейтенант.

— Приказ, здеся, уже есть на тебя и на Лусто. Да, с тебя причитается за звание и за «Боевик» — Горегляд звонил.

— Я же и старшим летчиком не был!

— Назначили, здеся, сразу командиром звена.

— Ладно, уговорили, мы с комэской приглашаем всех сегодня вечером… — я с едва сдерживаемой улыбкой посмотрел на раскрывшего от удивления рот Архипенко. — Правда, Федор Федорович?

— А я-то тут при чем? — пожал плечами тот. — У меня запасы, здеся, иссякли.

— Не скажи! А канистра, что за тумбочкой стоит? Там еще кое-что плещется…

— Хмм… — недовольно крякнул Архипенко. — Унюхал, черт! Ну, ладно, для такого дела жертвую последнее.

— Последняя у попа жена! — отрезал я, и все расхохотались.

— Ну ладно, Степанов, с остальными сам потом познакомишься… — вернулся Архипенко к теме разговора. — Вот что, орелики. Американцы и англичане вчера во Франции высаживаться начали.

— Это что, в газетах есть? — спросил Лебедев.

— Откуда, здеся, в газетах?! Вчера только высадились! По радио передавали.

— Ну и как?

— Захватили плацдармы. Авиации там!.. Больше десяти тысяч! Да, а ты, Лебедев, — вдруг вспомнил Архипенко, — уходишь от нас.

— Куда?!

— В соседнюю дивизию.

— Почему?

— Обмен. Оттуда к нам летчика переводят.

— Почему же меня?! Вон из пополнения кого-нибудь пускай пошлют. Они только прибыли, им все равно, где служить…

Степанов поежился. Хоть Лебедев и не имел именно его в виду, он принял все на свой счет. С таким трудом удалось добраться до боевого полка, и, на тебе, обратно куда-то отправляют…

— Нужно боевого летчика послать. Такого же, как и они нам дают.

— Может, из второй или третьей?

— Наша эскадрилья, здеся, целее всех осталась. Фигичев и решил от нас взять летчика. Кого же, кроме тебя?

Лебедев посмотрел на лежащего Ипполитова.

— Вон Ивана, может?

Архипенко даже не счел нужным ответить, а Ипполитов обиженно фыркнул:

— А почему меня?!

Лебедев вздохнул, посмотрел вопросительно на командира, на Лусто — может, шутят? — и спросил:

— Когда отправляться?

— Не знаю. Скажут, здеся…

— А как насчет вылетов? — поинтересовался Лусто.

— Не будет вылетов. Отвоевали пока, здеся, — Архипенко не мог успокоиться после короткого разговора с Лебедевым. Он представил себя на месте Сергея. Кому охота уходить из родного полка, где начал свою фронтовую жизнь? Да и жалко расставаться с хорошим летчиком. Сергей только за эти бои троих срубил. Да до этого пару… — Выдохлись немцы, — ответил наконец он Лусто.

Началась мирная жизнь. Мы все так же приезжали к рассвету на аэродром, но большую часть времени находились под плоскостями самолетов и травили баланду. Стреляли в тире из пулемета, прицеливались по силуэтам… Вводили в строй молодое пополнение. Пока на земле. Рассказывали о боях. Даже будто и не рассказывали, а беседовали между собой, вспоминая разные эпизоды и разбирая возможные в таком положении действия. Ни Архипенко, ни Лусто.ни другие летчики, собственно, ничего нового тут не придумали. Давно уже у них в такой форме проводились разборы воздушных боев и боевых вылетов. С жадным вниманием прислушивался к этим разговорам Степанов, определенный в мое звено вместо выбывшего Голованова. Разгоревшимися глазами смотрел он на остальных летчиков, которые, казалось ему, все превзошли, ничего не боятся. И даже летать не просятся! «Вот бы на несколько дней раньше приехать… И я бы, может, в этих боях побывал!» — думал он. Ведь по отдельным репликам, энергичным жестам можно было представить, что ничего страшного там не было. Развернулся, прицелился, нажал гашетку, сбил!..

— Хорошо, Сергей, что ты позже приехал, — заметил его настроение Архипенко. — А то, здеся, четверо приехали перед самыми боями. Тоже, наверно, думали сбивать только. Их и посбивали. Двое погибли, а один в госпитале. Голованов, четвертый, вот тоже без бензина упал после боя, в госпитале…

— А какая разница, товарищ командир? Все равно когда-нибудь начинать надо. Еще бои будут? — не совсем уверенно спросил он.

Я улыбнулся — тоже когда-то думал, что на мою долю не достанется боев…

— Э, нет! Не все равно. Ты, здеся, полетаешь пока в тылу, над аэродромом, потренируешься, а потом потихонечку и на задания ходить начнешь. Не сразу в такие бои! Тут и старые зубры только успевали поворачиваться!.. Молодежь я в такие бои сразу не беру.

Архипенко имел основания так говорить. Он жалел молодых летчиков, прибывающих на пополнение, не брал их сразу на задания. Поэтому и потери в эскадрилье были минимальными. Вот и в этой операции. Как бы трудно ни приходилось им вчетвером, он долго не хотел брать на задание Бориса Голованова. Они тогда почти не вылезали из кабин — то полеты, то дежурство, — но он только и позволял себе, что полежать под плоскостью, а Бориса заставить дежурить в кабине. Но успевал вылететь вместе со всеми, а Голованова по радио отправить на стоянку. Только потом, когда напряжение боев утихло, он стал брать Бориса на задания.

— Так вы же меня и летать не пускаете. Дайте я хоть тут слетаю… — возразил Степанов.

— Летать хочешь? Я думал, нам не хочется, так и никому не хочется… Ладно, здеся, сегодня и слетаешь. С Женькой. Слышишь, Женька?

Я в это время болтал с Мишей Лусто и Ипполитовым. Хотя я и весьма скептически относился ко второму фронту, открытому союзниками на севере Франции, но внимательно следил по газетам и по радио за военными действиями в Нормандии. Ипполитов, наоборот, возлагал слишком большие надежды на американцев и англичан.