Недоучка - Александр Владимирович Забусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да оно, может, и к лучшему, – без особого перехода продолжил приемщик. – Теперь по грузу твоему новое указание получено. Алгоритм такой: привозим посылку в пакгауз, требуем, чтобы ее при тебе проверили на предмет целостности, взвешиваем и…
– Сейчас можно?
– Д-дак…
– Понятно! Если сегодня управимся, получишь еще столько же.
Тот не сплоховал, тут же поменял минус на плюс. Объявил:
– Вези!
После того как контейнер взвесили, приемщик мудреным автоматом на три плоскости ящика нанес штриховой почтовый идентификатор. Пояснил:
– Трек-номер, по которому можно следить за перемещением. Оно, конечно, для той планеты, куда отсылаешь, дело бесполезное, но чтоб уж к нам никаких претензий не было. А то знаешь… Я когда на планете Квир на почтовом терминале служил… Гм! Цивилизация! Не то что здесь. Был случай. Получаем груз. Вот примерно в таком контейнере, – похлопал он ладонью по ящику. – Где-то в дороге эту посылку повредили: неудачно бросили или она сама упала. И она… как бы это сказать помягче… стала пахнуть. Когда прибыла к нам, то воняла уже так, что запах чувствовали не только мы, но и жильцы пары этажей над почтой. И вот она стоит, ароматы с каждым часом все ужаснее, а сделать с ней ничего нельзя: мы на страже ее сохранности, обязаны доставить посылку адресату. А он за ней, погань такая, все не идет. Чуял, наверное, что уже и не сто́ит. В общем, так и лежала, пока не списали.
От осознания того, что все получилось, Сергей размяк, а потому поддержал разговор:
– В контейнере-то что было? Почему смердело?
– Отправитель с планетарной системы Давара партию консервированных змей в спиртовом растворе переправлял – как лекарство в бутылках. Теоретически змей могли вернуть отправителю, но сомневаюсь, что кто-нибудь в здравом уме так поступил бы. Бр-р-р! До сих пор помню этот запах. Человеческий фактор никто не отменял. В крупных сортировочных центрах на моей памяти было два потопа и один пожар… – Он протянул Сергею длинный пластиковый корешок, вырванный из почтовой книжки, и сообщил: – Заболтался я с тобой. Вот квитанция, иди оплачивай…
Селище Вязники, раскинувшееся по правому берегу в версте от речки Переолки
На снегу, истоптанном сотнями ног и окрашенном кровью в красный цвет, лежали уложенные в длинный ряд мертвые сеголетки и переярки, чуть в стороне были брошены матерые. Охота удалась. Вот только результат этой охоты не радовал односельчан. Среди убитых животных точно не было ни одного мало-мальски похожего на волка-переростка. А значит, для жителей селища еще ничего не закончилось.
Староста в сердцах отвернулся и сплюнул на снег. Распорядился:
– Рыкарь, шкуры снимите, а туши… вон хоть собакам бросьте. Не зря же они стаю с логова поднимали?
– Сделаем!
Смурным взглядом окинув толпу односельчан, он объявил свое решение относительно прочих собравшихся поглазеть на результаты принятых мер:
– Остальные могут расходиться по домам.
Загонщики, невесело переговариваясь, вереницей потянулись к своим проулкам, понимая, что селище вновь, как на осадном положении, затворится и будет прозябать в страхе и неведении, боясь нос казать даже к реке…
По всем календарным приметам осень еще не полностью ушла с территорий Боричского княжества, а непривычные для этих земель холода уже наступили. Выпавший первый снег даже и не думал таять, как и тонкий ледок на реке, покрывший воду прозрачным студеным стеклом.
И лешак бы с ними, с этими холодами! Пережить можно. Все же зима у порога топчется. Ну подумаешь, на два десятка дней пораньше пришла. Боги так решили! Так ведь с этим первым снегом в поселение вновь беда нагрянула. Опять односельчане, тесно повязанные родством, пропали незнамо куда. А ежели в корень смотреть, то становится ясным, что не найти пропавших, как и тех, что прежде без следа сгинули.
Вязниковское городище не маленькое, четыре с лишним десятка дымов будет. Вотчина боярина Кур-маша. Это его усадьба с широким подворьем за защитной заборолой на пригорке выстроена. Неподалеку от ее ворот княжий тракт проложен. Ну а с того боку, где река излучину сотворила, селище в беспорядке проулков аккурат и прилепилось к высокой изгороди.
Ночь на дворе. Пронизывающий холодный ветер шелестит в соломе крыш, гнет ветви деревьев в садах сельчан, время от времени скрипит и хлопает неприкрытой дверью хозяйственной постройки на одном из подворий. Свет мелькнул и погас. Чьи-то осторожные шаги прошаркали невдалеке, заставив собаку, загремев цепью, выбраться из будки. Она, тявкнув, уселась в снег и завыла. Ее подхваченный ветром вой, уносясь вдаль, потонул в ночи, вызвав ответный вой на другом конце селища.
– Цыть, дура! – погрозил старческий мужской голос. – И без тебя тошно!
Собака послушно замолчала и от греха подальше убралась в будку, а вскоре и дверь перестала хлопать, надежно закрытая хозяйской рукой на щеколду.
Вернувшись в теплую избу, Бартак, разувшись и скинув полушубок, полез на полати, под бок к своей женке. Та в темноте, приподнявшись на локте, спросила у мостившегося ко сну мужа:
– Что там, старый?
– Спи! – недовольно, почему-то громким шепотом откликнулся он. – Дверь закрывал да двор проверил. Сама знаешь, волки шалят.
– Пхе!.. Волки? Да где же это видано, чтобы волки людина загрызли, а коз в открытом сарайчике не тронули?
Бартак промолчал. Думал отмолчаться, как это не раз бывало. В общении с другими соплеменниками он особо не церемонился. И то, он ведь старейшина селища, его закон и порядок. Это ежели боярин свое слово не скажет.
С Геллой так не получалось: вечно перечит. Еще смолоду моду взяла. Сразу не одернул, а на старости лет уж поздно.
– Нет, Бартя, это не волки!
– Тогда кто?
– Сам знаешь.
Бартак засопел возмущенно. Ответить хотел, потянул ртом воздух, чтоб прикрикнуть на старуху, да им же и подавился, зайдясь в кашле. Только и смог, что отвернуться и выдавить из себя:
– Молчи!
– Не-е-е, – протянула она, не соглашаясь с мужем. Сухощавым кулачком похлопав его по спине, прильнула к вздрагивающему плечу. – Рыкарь сказал, что следы кругом волчьи. Только такие огромные, каких он никогда не видел.
– Рыкарь не ошибся. Волчьи. Сам видел, – неохотно согласился старик.
– Вот! Только волком ли они оставлены?
– Думаешь, волк-оборотень?
– Кто ж еще может быть? Сначала Гуща пропал. Потом Тетёра с Камушом. Теперь вот…
Ну да! Когда старый боярин помер, так все и началось. Схоронили его по новомодному обычаю, по которому в столице господ хоронят: в землю зарыли. Люд честной тогда еще баял: мол, не в прок сие пойдет. Видать, и взаправду не впрок.
В первую же ночь, как схоронили старика-боярина, коня
