История Андрея Бабицкого - Панфилов Валентинович

Газета «Коммерсантъ», 1 марта:

Бабицкого все еще могут арестовать

Ко всему, что происходило с Бабицким последние полтора месяца, подходит определение «странное»: исчезновение, обмен, появление в Махачкале и, наконец, возвращение в Москву. Во многом, конечно, это связано с так никем до конца и не понятой активностью российских властей и силовых структур вокруг Бабицкого. Иногда складывалось впечатление, что чиновники из МВД и прокуратуры просто не знали, что делать с журналистом. Вначале было очевидным желание заткнуть ему рот. Бабицкого задержали, потом обвинили в связях с незаконными вооруженными формированиями, а затем и куда-то обменяли.

А когда уже стало понятно, что неизвестность гораздо хуже свободного Бабицкого, начался второй этап операции — предъявление живого журналиста общественности. Но и здесь не обошлось без проколов. Например: каким образом Бабицкого возили в багажнике «Волги» по Чечне, причем по местам, контролируемым военными? Где, как они говорят, мышь не проскочит. И тем более 23 февраля, когда было вообще запрещено передвижение какого-либо транспорта, в том числе военного. Выходит, Бабицкого сопровождали люди, которые имеют возможность передвигаться без досмотра. Корреспонденту Ъ удалось поговорить с одним из участников этой истории — замминистра внутренних дел Владимиром Козловым.

— В чем обвиняют Бабицкого?

— Сейчас в отношении Бабицкого возбуждено уголовное дело за использование заведомо подложного документа. У Бабицкого был изъят паспорт на имя Али Мусаева. Он его предъявлял в гостинице, сотрудникам милиции. Фактически использовал подложный документ. Дело находится в производстве следственного комитета МВД.

— А что с ранее возбужденным уголовным делом по участию в незаконных вооруженных формированиях?

— Это уголовное дело не закрыто и будет расследоваться параллельно с новым.

— Почему Бабицкому была изменена мера пресечения?

— Преступления, которые он совершил, не являются общественно опасными, поэтому и было решено отменить санкцию на арест и взять с него подписку о невыезде.

— Какова роль Путина в освобождении Бабицкого?

— В понедельник и. о. Президента было дано поручение министру внутренних дел и и. о. генпрокурора всесторонне рассмотреть это дело. Что и было сделано.

— Правда ли, что самолет, на котором Бабицкого доставили в Москву, прислал министр Владимир Рушайло?

— Это был обычный самолет МВД.

— Бабицкий говорит, что, кроме него, там никого не было…

— Там были еще сотрудники правоохранительных органов.

— Где у него была взята подписка о невыезде?

— В Москве. В следственном комитете.

— Значит, на момент нахождения в самолете он был под арестом?

— Да. И кстати, тогда еще никто не знал, что в Москве санкция на арест с него будет снята. Его доставили в СК, где следователь изучил материалы и отпустил его домой отдыхать.

— Почему о том, что Бабицкого переводят в Москву, не оповестили его адвоката и жену?

— Может быть, для жены и для адвоката это и было новостью. А нам нужно было изучить материалы уголовного дела и принять решение. Где уголовное дело, там должен быть обвиняемый. Поэтому мы его переправили в Москву и, когда все изучили, приняли решение о подписке о невыезде.

— Как вся эта история с Бабицким отразилась на имидже правоохранительных органов?

— Да никак. Мне странно: где была журналистская солидарность, когда был похищен журналист «Московских новостей» Дмитрий Бальбуров и фотокор ИТАР-ТАСС Владимир Яцина? И тут всплывает Бабицкий и начинается целая волна. Генпрокуратура виновата, МВД виновато, все виноваты. Я считаю это неправильным.

— Насколько законен был обмен Бабицкого на российских солдат?

— Бабицкий сам принял такое решение. На тот момент он был свободным человеком. Против его воли никакого обмена не произошло бы.

— Ваше личное отношение к Бабицкому?

— Ровное и спокойное.

— Возможен ли еще один арест Бабицкого?

— Не исключен. Если он не будет являться к следователю или нарушит правила нахождения под подпиской о невыезде.

Телекомпания «ТВ-Центр», 1 марта:

Ведущий Дмитрий Киселев: Нам обещают диктатуру закона. Собственно, нам дали ракурс, с которого мы можем рассматривать события уже наших дней. Добрый вечер, Генри Маркович. Сейчас вы занимаетесь конкретным делом конкретного журналиста. Сегодня вы участвовали в пресс-конференции Андрея Бабицкого. Что было главным на ней?

Генри Резник: Главным для меня стало то, что Андрей жив. Это главное, потому что на протяжении целого месяца, каждый день и каждый час, он находился под угрозой смерти. Андрей рассказал, что происходило в действительности.

Ведущий: Если совсем сжать факты, конспект такой.

Генри Резник: Давайте посмотрим. Месяц назад человек исчез, его не могут найти. Забили тревогу.

Ведущий: Личная ответственность Путина была провозглашена Ивановым.

Генри Резник: Вы знаете, пока давайте не об ответственности. Давайте таким образом пока: забили тревогу, потом его обнаруживают, обнаруживают его в фильтрационном пункте, который он назвал сегодня настоящим концентрационным лагерем. И все начинают открещиваться, причем неясно, как он туда попал, кто его туда поместил. Ну как бы так, чтобы не обидеть власть, помягче сказать? Власть откровенно врет, я думаю, что это я мягко сказал. Все, все ничего не знают, все разводят руками. Затем нам говорится, что все, его отпускают, изменяется мера пресечения. Затем совершенно неожиданно происходит так называемый обмен, который сейчас, совершенно твердо Андрей утверждает, что никакого обмена не было.

Ведущий: То есть это от одного конвоя к другому, фактически?

Генри Резник: Безусловно. И он был обманут в самый последний момент. Хотя он дал согласие на то, чтобы быть возвращенным, но этого совершено не было.

Ведущий: Но этого не произошло?

Генри Резник: Этого не произошло. И дальше, дальше начинается вот эта вот последняя стадия с попыткой переправить…

Ведущий: Паспорт откуда?

Генри Резник: Паспорта? Он говорит так: у него отобрали два паспорта, один российский внутренний, другой заграничный, и взамен дали паспорт азербайджанский.

Ведущий: Насильно фактически?

Генри Резник: Насильно дали паспорт. Везут на границу, не удается перейти границу…

Ведущий: А кто это везет на границу, кто эти люди, кто давал ему паспорт?

Генри Резник: Он может только по именам сказать, как эти люди себя называли. Это были чеченцы, и не только чеченцы, но и были русские. И естественно вполне, что у них не было никаких опознавательных знаков. Но вот господин Зданович сказал, что бездоказательно…

Ведущий: Да, вся версия об участии спецслужб в этом деле является со стороны Бабицкого бездоказательной.

Генри Резник: Ну вообще-то, честно говоря, он немножко кривил, слукавил пресс-атташе Зданович. Дело-то вот в чем: что съемка этого обмена, которая производилась, она производилась вообще сотрудником ФСБ. Это вещь доказанная, есть фамилия, и его вообще-то надо бы допросить, в принципе. А дальше, давайте посмотрим — МВД? Не получается просто-напросто. Прокуратура? Ну прокуратура у нас вообще вся запуталась в соплях сейчас, совершенно не знает, какие действия принимать. Судя по всему, на протяжении длительного времени не знали, что делать с ним. Я прямо могу сказать: если бы журналистский цех не был тут, практически, за исключением отдельных нетипичных представителей журналистской братии, не был так един, если бы не поднялся такой шум и если бы исполняющий обязанности не понял, видимо, не почувствовал бы, что вся эта ситуация наносит удар по престижу страны, и его лично репутации — значительно, я бы сказал, более остро, чем вся ситуация с Чечней? — я не убежден, что в настоящий момент Андрей был бы жив. Я беседовал с ним сегодня, и у него точно такое же мнение.

Ведущий: Ну а все-таки, насколько правомерно с точки зрения закона вмешательство сейчас исполняющего обязанности в дело с Бабицким и вот это вот влияние на ход следствия, вся эта история. Вот он сказал — мне кажется нецелесообразным, так, мягко. И сразу — тридцать тысяч курьеров.

Генри Резник: Видите, Дмитрий, мне послышалось какое-то престранное слово в ваших рассуждениях — закон.

Ведущий: Как? Мы начали с диктатуры закона. Или что, здесь закон не имеет отношения? Законом и не пахнет, вы это хотите сказать?

Генри Резник: Вообще мы начали с диктатуры законов в 17-м, Владимир Ильич провозгласил, что декреты и так далее. Какой закон? Вообще вся эта ситуация, это просто-напросто наплевательство на закон. Ведь изначально просто-напросто творился произвол. Я говорил сегодня и могу повторить сейчас — два состава преступления по меньшей мере в действиях тех лиц, которые задержали Андрея и которые затем творили так называемый обмен, соответственно, переброску в Махачкалу… Два состава — превышение власти и незаконное лишение свободы. Но дальше? Дальше потрясающе совершенно, посмотрите — исполняющий обязанности Президента дает указание, после моего прямого обращения к нему 27 числа, уж не знаю, в ответ на это, не в ответ на это, исполняющему обязанности Генерального прокурора — у нас же все исполняют обязанности сейчас, — исполняющий обязанности Генпрокурора тут же под козырек, мгновенно летят люди, и его обнаруживают. И начинаются уже объяснения, как и что. Это было вначале. Сейчас вторая ситуация. Сейчас человека заключают под стражу. Ну, абсолютное беззаконие, потому что вообще по статье о подделке документа, использования для того, чтобы поселиться в гостинице, за это арестовывать человека — полное беззаконие. Исполняющий обязанности Президента только говорит — конечно, тут надо подумать о том, правильно ли это. Интересное начинание, между прочим. Присылают личный самолет министра внутренних дел. Ну дальше, только в нашей стране может быть такое — увозят Бабицкого от жены, которая приехала к нему, от адвоката, который приехал, никто ничего не знает, они в Махачкале. Его привозят, в Москве ему объявляют, что изменена мера пресечения. Значит, в Махачкале, когда его увозили, те, кто вел следствие, их даже не поставили в известность вообще, вы знаете, ребята, ну вас к чертовой матери. Привезли, и Бабицкий уже, он утром рассерженный звонит жене и говорит, ты чего в Махачкале, вот я дома, я проснулся, и ни каши не сварено. Что такое вообще. Это просто-напросто описывает, что у нас, как была уникальная ситуация, некоторое такое своеобразное отношение к закону… И все-таки, я бы сказал, наверное, некое трепетное отношение к тем, кто наверху. Вот если там пальцем человек шевелит.