Путешествия англичанина в поисках России - Николас Бетелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советы могли распространять свои издания по низким ценам, чтобы сделать их более доступными. В одной только Великобритании продавалось двадцать два таких издания. Жаль, что они представляли Западу лишь одну точку зрения, к тому же в самом СССР никому — ни русским, ни иностранцам — не позволялось подвергать ее сомнению, даже если она была нацелена на дестабилизацию обстановки. По британским законам и Советы имели такое же право на свободу слова и волеизъявления, как и все остальные. Они могли дружить с западными политиками и склонять на службу в интересах СССР. Так дело и шло, зачастую успешно, и не считалось противозаконным, хотя любой советский гражданин, если бы он стал служить иностранным интересам таким же образом, подлежал бы немедленному аресту.
Но КГБ не имел права использовать обман и финансировать такие просоветские организации, как Всемирный Совет Мира, притворявшийся независимым. КГБ не имел права использовать подлог, чтобы устраивать антинатовские публикации в прессе, или поощрять терроризм в Ирландии и Израиле, или обеспечивать болгарскую секретную службу специальным оружием для совершения убийств на лондонских или парижских улицах.
В частности, я имел в виду убийство в 1978 году в Лондоне Георгия Маркова, мужа моей подруги Анабель Дильке. У себя на родине, в Болгарии, Марков был известным писателем и хорошо знал руководителя страны Тсдора Живкова. Потом Марков бежал на Запад и на радиостанциях «Свободная Европа» и Би-би-си подверг болгарское правительство беспощадной критике. Несколько раз его предупреждали, что его жизнь в опасности. Однажды вечером он вернулся домой и сказал, что на мосту Ватерлоо незнакомый мужчина ударил его чем-то острым в ногу. Вскоре у него резко поднялась температура, и через несколько дней он умер.
Вскрытие показало, что на ноге под кожей находился металлический шарик диаметром 1,52 мм, изготовленный из сложного сплава платины с иридием, который используют в авиационной промышленности. В нем было четыре микроскопических отверстия, которые могли быть сделаны только с помощью очень высокой температуры и сверхточного оборудования. Шарик использовали, чтобы ввести в кровь Маркова яд высокой концентрации, возможно, рицин.
То, что убийство совершили болгарские спецслужбы, к 1985 году еще не было доказано, но многие считали, что это именно так. Уж очень изощренным было орудие преступления. Его не мог изготовить простой головорез или маленькая политическая группа, или даже небольшая страна. Такое могла произвести только страна с высокоразвитой научной базой. Я писал, что убийство, должно быть, совершили болгарские агенты, применив оружие, предоставленное КГБ.
Когда в Страсбурге шло голосование по моему докладу, члены лейбористской партии, как обычно, не захотели принимать во внимание эти соображения. Они говорили, что будут «защищать разрядку», даже если для этого принять точку зрения Советского Союза, и атаковать сторонников «холодной войны» вроде меня, которые вечно «ищут красных под кроватью». Алан Роджерс отозвался о докладе как о «бессмысленном» и «бесполезном», предложив нам «заняться своими собственными делами — обсуждением цен на продукцию фермеров». Затем, быстро переключившись с классовой борьбы на гомофобию, Роджерс осудил сотрудников британских спецслужб за то, что они учились в государственных школах и «являются не совсем обычными или, может быть, слегка ненормальными».
Другой лейборист, Ричард Балф, напомнил, что «все наши главные предатели — выходцы из верхушки среднего класса». Он заявил, что доклад написан не сторонником, а «детенышем холодной войны», живущим в мире фантазий. Представительница итальянских коммунистов, Вера Скварчиалупи, назвала доклад «аляповатым бульварным романом, который никогда не станет бестселлером».
Тем не менее, доклад был одобрен 136 голосами против 62, а семью годами позже, несмотря на осуждающие замечания моих левых коллег, была доказана верность моей теории об убийстве Маркова. В интервью радиостанции «Свобода» в этом признался бывший генерал-майор КГБ Олег Калугин[62], рассказавший, как в 1978 году, будучи начальником «управления К», чей «5-й отдел» отвечал за все действия против советских эмигрантов и невозвращенцев, он получил от заместителя председателя КГБ, Владимира Крючкова, приказ обеспечить болгарских товарищей подходящим вооружением. Он отдал необходимые распоряжения, и убийство было совершено болгарскими агентами, пользовавшимися оружием и ядами КГБ.
Казалось, Советский Союз никогда еще не был столь могуч и полон решительности искоренить инакомыслие у себя дома или за границей. Его армия удерживала равновесие в Центральной Европе. Оборудованная электронными системами стена между Восточной и Западной Германией, казалось, была выстроена на века. Андрей Сахаров все еще находился в ссылке. Орлов, Щаранский и другие были за решеткой, а остальных вытолкнули за границу. Польское движение «Солидарность» было еще под запретом и преследовалось. Сильным оставалось и советское влияние в западноевропейских социалистических партиях.
Советские вооруженные силы подчинили своему влиянию Анголу и Эфиопию. Они установили контроль над Афганистаном и, по мнению многих западных аналитиков, были готовы вскоре хлынуть на юг, к Персидскому заливу и Индийскому океану, тем самым выбивая Запад из «большой игры» раз и навсегда.
10. Попытка приблизиться к перевалу
Советское вторжение в Афганистан стало еще одной темой, интересующей меня в новой «холодной войне». Дело в том, что с 1958 по 1961 год я изучал в Кембридже фарси — один из официальных языков Афганистана. Меня часто спрашивают, зачем я выбрал в университете такой далекий от обычной жизни предмет. И каждый раз мне приходится отвечать, что причиной стало нечто большее, чем причуда или каприз. Меня очень увлекал арабский язык, на котором говорят более чем в двадцати странах и который лежит в основе великой религии ислама. Он мог быть полезен во многих областях. А если умеешь читать на арабском, то вполне можно научиться читать и на фарси, т. е. на персидском, поскольку у них много общих слов, а на персидском создана богатая литература. Тогда я ничего не знал о великих персидских поэтах Хафизе, Саади и Фирдоуси. Я знал только Омара Хайяма, да и то лишь в приукрашенном переводе Эдварда Фитцджералда. Остальные появились в моей жизни позже. У меня было смутное предчувствие, что знание истории и языков Среднего Востока со временем поможет мне найти работу в нефтяном бизнесе.
Во время учебы, в 1960 году, я провел лето с богатой иранской семьей в Колхаке, северном пригороде Тегерана, где изучал персидский, преподавал английский и попивал водку с лимоном в «Парк-отеле» в компании молодых веселых иранок, получивших западное образование. Еще одним ярким впечатлением стала для меня недельная поездка в город Исфахан. Величественный отель «Шах Аббас» тогда еще не сгорел и даже
