Античная наркомафия 4 - Безбашенный

— О том, что начальство в армии… гм… не колышит, — напомнил Серёга.

— Ага, не сношают проблемы подчинённых, и в этом смысле маразм, конечно, похлеще, чем на гражданке. Но у армейского офицера в подкорке прописано, что без команды ни одна свинья лишнего раза не хрюкнет, и дать команду там не забывают и не ленятся. А на гражданке и начальство — раздолбаи. Последнее время даже ещё и не служивших срочную понабирать ухитрились — до этих вообще не доходит…

— Так погоди, ты же про большой завод говоришь, — спохватился Володя, — А там, будь ты даже хоть тыщу раз блатным сынком, до директора в молодом возрасте не дорасти. Значит, он наверняка служил.

— Я не интересовался, но наверняка. Естественно, наш бабуин, скорее всего, включал дурака. Легче прессовать тех, кто кругом виноват — в любой момент есть за что вздрючить. А чтобы ты был кругом виноват, тебя надо загнать в ситуёвину, когда не облажаться невозможно в принципе. Вот этим наши обезьяны и занимались. Это их любимый вид спорта…

— Папа! Хасю бабах! — напомнил пацанёнок, — Пликазы, стоб сделали!

— А ты маму слушался? — Велия мне на него не жаловалась, но орднунг ведь юбер аллес, так что лишний раз на дисциплину его сориентировать не повредит.

— Слюсался!

— А кашу доел? — перловку он, конечно, не любит, и нам не составило бы ни малейшей трудности исключительно лакомствами его кормить, но нехрен баловать будущего мужика и вояку. И сам, помнится, жёлуди в Дахау лопал и буду лопать, если понадобится — хоть и чисто символически, напоказ перед служивыми, но всё-же, и он тоже должен быть к этому готов.

— Даел!

— Точно?

— Пришлось, конечно, заставить, но доел, — подтвердила супружница.

— А латынь учил? Что такое «Disce, sed a doctis, indoctos ipse doceto»?

— Эээ… Усись… у тех… кто снаит… эээ…

— А тех, кто не знает, сам учи, — закончила за него Юлька, — Макс, ты хоть соображаешь, чего от ребёнка требуешь? Ему же на турдетанский с латыни переводят или на этрусский, а ты его по-русски спрашиваешь! Как ему справиться сразу с двумя переводами?

— Пусть привыкает, что не всё в жизни легко и просто. Тем более, у него стимул — заслужить свои «бабахи». Ты слыхал, Волний? Завтра я проверю, как ты занимался латынью. Если дядя Тарх и тётя Туллия будут тобой довольны — будут тебе бабахи.

— Папа, я осинь пасталаюсь! Пликазы, стоб сделали много бабахов!

— Ухи у тебя не лопнут от многих бабахов?

— Ни лёпнут!

— Ну, смотри мне — ты ОБЕЩАЛ постараться. Ты помнишь, кто у тебя здесь родственники?

— Тялквинии!

— А слово Тарквиниев — что?

— Клепсе галёха!

— Вот и постарайся так, чтобы заслужить целых десять бабахов. Десять — это сколько? — мелкий тут же в восторге показал мне две растопыренных пятерни.

— Макс, ну чему ты ребёнка учишь! — прихренела Юлька, — Ему трёх лет ещё нет, в кубики только играть, а ты из него готовишь полиглота и террориста-подрывника!

— Нет, пиротехника я из него пока ещё не готовлю — пока только вкус к этому делу прививаю. Вот как подрастёт — будет и сам делать.

— А если взорвётся? — ужаснулась наша педагогичка.

— А кто его до взрывчатки допустит, пока он техники безопасности не изучит?

— Но Макс, это же неправильно! Детей, особенно маленьких, надо учить только хорошему и доброму! А ты его чему учишь? Ну кто так делает?

— Я делаю. Свою ты можешь учить играть в куклы хоть до шестнадцати лет, если тебе без разницы, что за чудо из неё вырастет, а из моего должен вырасти «водитель руками», и не такой, как «все большие начальники», а такой, которого будут реально уважать, а не воспринимать как стихийное бедствие. И для этого он должен соображать во всём, чем ему придётся руководить.

— И для этого из маленького ребёнка надо делать прямо какого-то ницшеанского сверхчеловека и вообще фашиста? Ты хоть понимаешь, кто из него тогда вырастет?

— Вырастет улучшенная модификация меня самого. Прокачанная, скажем так. В Испании ему это пригодится…

— Фашист из него испанский вырастет! Прокачанный фашист!

— Фалангист, — поправил её Хренио, — В Испании — фалангисты.

— Ещё один дуче мне тут выисался! — фыркнула Юлька.

— Каудильо, — невозмутимо поправил испанец, — Франко был каудильо.

— Да ну тебя на фиг, франкист недорезанный!

— Ав-ав-ав-ав-ав! — передразнил я её тявканье.

Наши расхохотались, я увернулся от брошенного в меня яблока, а грудная юлькина Ирка скуксилась и заревела, в результате чего наша истеричка закудахтала над ней и отвлеклась от своего излюбленного троллинга…

«Бабахи», которые у меня выклянчивает мой спиногрыз — это на самом деле капсюль-пистоны, как мы их называем. В смысле — капсюли, но не на гремучей ртути, а на пистонном ударном составе из бертолетовой соли и красного фосфора. Пока они у нас экспериментальные, их металлические колпачки мы из свинца штампуем. В перспективе серийные, конечно, только из меди будем делать, а для экспериментов нет смысла заморачиваться. С медью ведь в античном мире засада. Это в нашем современном мире хорошо известная нам медь — высокорафинированная электротехническая, и это именно она пластична и легко куётся или штампуется. Здесь же медь достаточной чистоты и пластичности бывает только из некоторых достаточно редких месторождений, а основная её масса с такими примесями, что хорошо она только льётся, а ковать или чеканить её можно только в горячем виде, в холодном — сразу трескается. Месторождения хорошей чистой меди давно уже целиком выработаны или близки к полной выработке, спрос на металл из них повышенный, и цена — соответствующая. И хрен бы с ней, с ценой, не золото ведь и не серебро, а мы давно уж не нищая рядовая солдатня, но из-за высокого неудовлетворённого спроса её иногда просто нет, а нам этих серийных капсюлей нужны будут тысячи. Поэтому медные колпачки, как и саму медь для них, мы бережём и копим про запас, а на эксперименты расходуем дешёвый и бросовый свинец. А тысячи капюлей — это поначалу, только для себя любимых, а в дальнейшем — и десятки тысяч. Ведь мы собираемся вооружиться хоть и примитивными капсюльными, но револьверами, а заряженный револьвер — это шесть капсюлей, насаженных на брандтрубки его барабана.

Строго говоря, револьверы до Самуэля Кольта делались и кремнёвыми, но то гладкостволки с разомкнутой рамкой и необходимостью подсыпать затравочный порох на полку перед каждым выстрелом — хрен ли это за скорострельность? Делались отдельные единицы и с индивидуальными крышками полок на каждую камору барабана, но это чисто геометрически ограничивало число зарядов тремя, максимум — четырьмя. Хрен бы даже с этим, ведь пара таких револьверов — это всё-таки от шести до восьми выстрелов, но это ведь однозначно слабенькая разомкнутая рамка, а нам нужна сплошная, жёсткая, на нагрузки нарезного ствола рассчитанная. Все мои попытки вписать откидывающиеся при выстреле крышки полок в габариты барабанного окна сплошной жёсткой рамки постиг жестокий облом ещё до нашего с Васкесом и Велтуром плавания в Америку, в результате чего нам пришлось тогда удовольствоваться грубым паллиативом в виде трёхствольных «перечниц». Настоящий же полноценный револьвер требовал капсюльного воспламенения заряда, до которого мы на тот момент ещё не доросли. В смысле — до ударного состава не доросли, потому как сам капсюльный замок прост, даже проще ударно-кремнёвого.

Самое смешное, что в начале девятнадцатого века — как раз на излёте эпохи кремнёвого оружия — появился таки более-менее вменяемый револьвер с кремнёвым замком, и не будь в то время уже изобретён капсюль — популярность в Европе и Америке вполне мог бы завоевать доведённый до ума и усовершенствованный кремнёвый револьвер Коллиера образца 1818 года, изобретённый американцем, но запатентованный и производившийся в Англии. Его пятизарядный барабан, как и в прежних конструкциях, всё ещё требовалось проворачивать вручную, но после поворота очередная камора не только фиксировалась пружинной защёлкой, но и надвигалась на ствол с сопряжением по конусу, благодаря которому вставала соосно стволу, да ещё и прижималась клиновым зажимом. Более того, крышка полки с огнивом имела внутри маленькую пороховницу с дозатором, просыпавшим на полку верхней каморы при её закрытии порцию затравочного пороха. У меня ведь статья с форумных срачей про него на моей флэшке была, и когда я недавно снова на неё наткнулся и перечитал — слюной изошёл. Ведь то, что ствол гладкий из-за разомкнутой снизу рамки — это только от дурацкого стремления вписаться в габариты традиционного однозарядного кремнёвого пистолета, на которые мне глубоко насрать. Этим же обусловлено и отсутствие храповика. Придав рамке револьвера современную компоновку — хрен с ним, с увеличившимся габаритом по высоте, её можно было бы эдементарно замкнуть и снизу, гладкий ствол заменить нарезным, а уменьшив калибр, сделать барабан шестизарядным. Был в принципе изобретён уже и храповик, да и знаю я его прекрасно — ничего там сложного нет. Добавить ещё мягкую, уминающуюся по месту, свинцовую прокладку на пенёк ствола — и вот она, обтюрация не хуже знаменитой нагановской. Чего ещё нужно, спрашивается, для полного счастья?