Я и Мы - Владимир Леви

В современной цивилизации интеллект, по существу, отождествляется с развитием словесно-логическим, речевым. Но есть наверное, и внеречевой интеллект, двигательный, чувственный, эмоциональный, — то, что может быть несравненно выше у какого-нибудь идиота, нежели у человека, которого признают по современным канонам вполне полноценным. Да, это нечто издревле темное, но, быть может, этому принадлежит более почетная роль в будущем.

Охотник с собакой; всадник на лошади — вот бессловесное взаимодействие, в котором достигается совершенное понимание поставленной цели. Но общение с животным не сводимо ни к какой общей задаче. Оно, скорее, подобно музыке — не разыгрываемому дуэту, а совместной импровизации, в которой действия сторон координируются лишь частично: скорее как в танце, игра идет по импровизированным, переменным правилам. Это каскад взаимных непроизвольных прогнозов, конечный смысл, дальний расчет которых ведом одной природе.

То же самое — у кроватки младенца месяцев от двух до семи. Если вы застанете его в более или менее хорошем настроении и вам удастся войти в контакт, не замутненный стереотипным сюсюканьем, вам будет подарена масса взглядов, улыбок, непередаваемых, неповторимых звуков, которые родят в вас сонм откликов. Определенно это вызываете вы: отойдите, и все исчезнет. Вас тянет к нему снова, вернитесь — и вы опять почувствуете себя в другом измерении, растворитесь.

Но с бессловесным человечком случай все же особый. Здесь не простая животная музыка. Все идет под знаком нарастающего потенциала сознания, подо всем скрывается прогресс, шаги психического восхождения.

Я ВАШЕ ЭХО

«Каждый человек, — писал Фрейд, — имеет в своем подсознании аппарат, позволяющий улавливать состояния других людей, иначе говоря, устранять искажения, которые другой человек вносит в выражение своих чувств».

Наверное, это и чувствовал Лафатер и прочие человековидцы. Как безошибочно нечто в нас фиксирует малейшие нюансы заискивания, раздражения, пренебрежения, зависти, вожделения… Как трудно и рискованно выводить это в плоскость рассудочного анализа: море нюансов, а истина в оттенке. Общение многоканально, слова говорят одно, интонации другое, глаза третье, руки четвертое, все поведение в целом вместе со своей ситуацией — что-то совсем иное.

Идя вглубь, к мозговым механизмам, мы подходим к биологическому феномену широчайшего значения и одновременно физиологическому первокирпичику социальной психологии — к тому, что в другой книге я назвал мозговым эхом.

Этот механизм обеспечивает память, поддерживает непрерывность психической жизни и глубоко связан с эмоциями, с адом и раем.

Принцип его действия состоит в повторном воспроизведении импульсных структур — «рисунков» возбуждения в сетях нервных клеток. Таким образом, мозг как бы захватывает поступающие раздражители и делает их, уже в импульсной перекодировке, своей собственностью. Он их внутренне повторяет, свертывает и развертывает. Свертка есть запоминание. Развертка — воспоминание. Происходит это в основном бессознательно, сознание получает лишь отдельные, готовые результаты.

Очень вероятно, что эхо используется в непроизвольном прогнозировании. Возможно, в каких-то эхо-единицах мозг прикидывает вероятность будущих событий.

И конечно, легко понять, что эхо-механизм дает физиологическую основу для подражания и обучения. Попугайство да обезьянничанье — вот с чего начинается приобщение к цивилизации (и на этом порой кончается).

В свое время один из основоположников социологии француз Тард построил на феномене подражания красивую теорию развития человечества. Волны, или лучи подражания, как их называл Тард, идя из глубины веков, обеспечивают распространение культуры, социальную преемственность. Творчество или изобретение, создающее нечто новое, есть антиподражание.

Все это ясно, и связь с механизмом «эхо», конечно, прозрачна. Здесь же пересекаются индивидуальное и коллективное.

Огромная масса внушений идет через прямое подражание, и развивающийся мозг ребенка жадно себя им подставляет. Пословица «С кем поведешься, от того и наберешься» справедлива прежде всего для юной части человечества. Дети просто гении непроизвольного подражания, и трудно сказать, у кого они больше «набираются» — у взрослых или друг у друга. Со стороны взрослых, конечно, давление сильнее, зато в общении между самими детьми действует сильный катализатор взаимозаражения — глубокое, стихийное ощущение тождества.

Есть масса межличных эхо и у взрослых людей. Одно из элементарнейших — заражение зевотой. (Кто-то уже зевнул от одного слова «зевота». Зе-во-та.) Это всем знакомо. На некоторых лекциях я наблюдал повальные эпидемии. Однажды мне попалась фотография какого-то американского политического деятеля, запечатленного в момент смачного зевка, и я тут же почувствовал неудержимый, судорожный позыв. Давал смотреть нескольким знакомым: у половины тот же эффект.

Любопытно: часто одновременно зевают люди, находящиеся на близком расстоянии, но не видящие и вроде бы даже не слышащие друг друга. Две машинистки сидят и стучат спиной друг к другу. Стук громкий, где тут услышать зевок, внимание сильно сконцентрировано. И однако, они зевают одновременно.

Другой элементарный пример — волны кашля. Я ради эксперимента специально вызывал их в библиотеке, в тишине читального зала: начинал усиленно кашлять сам. Эксперимент не вполне респектабельный, зато просто и убедительно. На кашель обязательно кто-то откликнется, да не один, а двое-трое и больше. Этот же эксперимент иногда включаю в свои лекции перед демонстрацией массового гипноза. Говорю о чем-то и вдруг поперхнусь, закашляюсь — может же и не такое стрястись с лектором. Случая, чтобы никто не ответил, еще не было.

В концертном зале кто-то кашляет по собственному почину, а кто-то по заражению. Кто? Тот, у кого есть расположенность покашлять, но недостаточная для самопроизвольного проявления, или просто очень на этом уровне внушаемый субъект? Во всяком случае, ему-то кажется, что кашляет он по собственному побуждению. Не упрощенная ли это модель массы непроизвольных подражаний, которых мы у себя не замечаем? Не по этому ли механизму, например, происходит бессознательный плагиат?

В самых разных ситуациях у нас возникает двигательное соучастие. Все тот же болельщик у телевизора. Стоит понаблюдать внимательно за его ногами в момент, когда прорвавшийся игрок любимой команды должен нанести удар. Или за руками, когда смотрит бокс… Сидя рядом с шофером в такси, вы сильно жмете ногой на корпус машины, когда он резко тормозит. А как действует музыкальный ритм! Впечатлительная девочка в первый раз идет на балет: дивное зрелище, она в восторге. Утром просыпается разбитая: болят ноги. Отчего? Оттого, что смотрящий на танцующих тоже танцует, только в своем мозгу, а часто это можно заметить и по невольным движениям.

Находиться рядом с дергающимися тяжело, потому что возникают сильные импульсы непроизвольного подражания, которые приходится подавлять. И подражание и подавление бессознательны, но вы чувствуете напряжение. С другой стороны, тяжко общаться с тем, чья моторика и мимика маскообразны, застыли, подавлены. Так бывает при некоторых заболеваниях мозга и при сильной шизоидности. Вы чувствуете тяжесть и скованность, вам не по себе, хочется скорей прекратить общение…

Очевидно, люди, общаясь, должны как-то тонизировать друг друга своими движениями, и где-то в этом процессе лежит оптимум, которому, быть может, интуитивно следует приятный человек. Когда двое людей сидят или идут рядом, беседуя, они никогда не остаются на одном расстоянии друг от друга, а все время то приближаются, то отдаляются, словно вальсируя.

Была и эпидемия застывания — в Италии в XVI веке. Тысячи людей впадали в глубокое оцепенение, убежденные, что их укусил ядовитый тарантул. Из этого состояния их выводила только музыка, постепенно убыстряющаяся, вплоть до дикой судорожной пляски — болезнь «вытанцовывалась». От лечебной музыки этой, как уверяют, произошла тарантелла.

Двигательная судорожность заражает больше всего, а вернее, передача здесь наиболее явственна. Как заразительна паника! Кто-то быстро пробежал, кто-то за ним, и — лавина. Первое побуждение — чисто двигательное, не успеваешь опомниться, тебя уже несет…

Бросив беглый взгляд на историю психических эпидемий человечества, мы увидим, то сквозным симптомом большинства были судороги. Так было в XIV веке при грандиозной всеевропейской эпидемии виттовой пляски, когда по улицам и храмам бродили громадные толпы бешено дергавшихся людей; к ним присоединялись все новые, бесновавшиеся выкрикивали непристойности и богохульства, падали с пеной у рта. Эпидемия быстро прекращалась лишь в тех городах, где администрации удавалось призывать музыкантов, игравших повсюду медленную, спокойную музыку.