Капитали$т: Часть 1. 1987 - Деметрио Росси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Областной исполком слегка удивил меня полным отсутствием на входе милиции и рамок-металлоискателей. Оказывается, в смутные перестроечные времена чиновники совершенно не были озабочены вопросами собственной безопасности, им не чудился потенциальный террорист в каждом посетителе... вообще, кто бы мог подумать, что государственное учреждение может функционировать без бронированных дверей, решеток, вооруженной охраны и пропускного бюро. На вахте сидел почтенный дедушка, который мирно читал газету и совершенно не обращал внимания на снующих мимо граждан. Я уверенным шагом подошел к нему и поприветствовал со всем возможным тактом:
— Добрый день!
Почтенный дедушка оторвался от газеты не сразу, некоторое время он читал, слегка шевеля губами, но все же оторвался и вопросительно посмотрел на меня.
— Скажите пожалуйста, Николай Петрович в каком кабинете принимает?
Дедушка поправил очки и надолго задумался.
— Николай Петрович — это Соколов? — спросил у меня вахтер. И, не дождавшись моего ответа, сказал утвердительно: — Соколов. А если Соколов, то значит в двести четырнадцатом. Второй этаж, налево.
— Большое спасибо! — сказал я.
Дедушка поднял отложенную газету и навсегда забыл о моем существовании.
На втором этаже мне повезло. Зверь, что называется, бежал на ловца и с Николаем Петровичем я столкнулся в коридоре буквально нос к носу, когда он с папкой свекольного цвета выпорхнул из кабинета.
— Николай Петрович! — воскликнул я радостно.
Он посмотрел на меня с удивлением, попытался вспомнить, кто я такой, не вспомнил и спросил с некоторым неудовольствием:
— А вы из какого учреждения, молодой человек?
— Я не из какого учреждения, — объяснил я радостно. — Я Петров Алексей, помните? Мы с вами в одной палате, в больнице...
Николай Петрович улыбнулся и всплеснул руками.
— Ну как же! Алексей Владимирович! Каким ветром в наших краях? По комсомольской линии что-то?
— Нет, я не по комсомольской... Я к вам, по делу.
— Ко мне? — удивился Николай Петрович. — Ну, отлично. А знаешь что... Мне тут нужно на минутку... по делу. Ты заходи, Алексей, в мой кабинет. Посиди, пока я бегаю. А я постараюсь быстренько... Добро?
— Добро! — сказал я с огромным облегчением. У меня будто камень с души упал.
Кабинет Николая Петровича был казенным, неудобным и безликим. Ничего, что указывало бы на стремление к комфорту и роскоши. Даже наоборот — какая-то аскеза чувствовалась во всей обстановке. На рабочем столе нагромождение бумаг и телефон. Шкаф с кучей папок. Неудобные скрипучие стулья. О стремлении обитателя кабинета к комфорту свидетельствовал только видавший виды настольный вентилятор. Эпоха цыганского барокко еще не наступила. В казенных кабинетах сплошной минимализм.
Николай Петрович действительно не заставил себя долго ждать. Минут через двадцать он ураганом ворвался в кабинет, швырнул папку куда-то в сторону шкафа и бессильно упал на стул.
— Совсем замотался, — сказал он устало. — То одно, то другое... Но ты, Алексей, не обращай на меня внимания, рассказывай. Как здоровье?
— Все в порядке, — сказал я бодро. — Спасибо докторам.
— Это хорошо. Тогда рассказывай. Что там за дело у тебя?
И я начал рассказывать. Николай Петрович внимательно слушал, кивал и усмехался.
— Видеосалон, значит... — сказал он, когда я закончил. — Ну что же... у нас сейчас гласность. А значит — цензура идет к... А отцу говорил уже?
— Вы знаете, Николай Петрович... — начал я.
— Всё. Понял. Вопрос снимается. Действительно, зачем тревожить отца по пустякам? Только, видишь ли, Алексей. У меня тут, — Николай Петрович похлопал рукой по стопе бумаг, — краны. Подъемные. У меня тут экскаваторы. У меня тут плиты и кирпич — будь он трижды проклят! А у тебя — фильмы, да еще и заграничные. Это не мое ведомство, уж извини. Сам я помочь тебе ничем не смогу.
Николай Петрович нервно побарабанил пальцами по столу и посмотрел в окно:
— Жара сегодня. А обещали дождь. Все врут, даже синоптики.
Ну вот, подумал я. И что теперь говорить пацанам? Такой простой вопрос решить не смог... Я посмотрел на Николая Петровича. Он сидел и явно что-то прикидывал.
Глава 17
— В общем, я сам тебе помочь не могу, — сказал Николай Петрович. — А сделаем так. Отправлю я тебя к Ольге Валентиновне. Она у нас культурный сектор. И человек очень деловой, сразу тебе все объяснит — чего можно, а чего нельзя. Понял?
— Спасибо вам, Николай Петрович, — сказал я с огромным облегчением.
— Вот и дуй. В триста двадцать третью комнату. Я ей позвоню сейчас.
Николай Петрович снял трубку:
— Ольга Валентиновна? Приветствую! Тут такое дело... Да! Сейчас паренек к тебе подойдет, ты пообщайся. Да, нужно! — Николай Петрович махнул мне рукой — иди уже!
Закрывая дверь, я услышал:
— Петрова сын... Из горкома который.
Ольга Валентиновна оказалась полной грустной женщиной неопределяемого возраста. На столе перед ней стояла чашка остывающего кофе и почти пустая пачка печенья.
— Здравствуй, здравствуй, — гостеприимно поприветствовала она меня. — Звонил Николай. Алексей?
— Алексей! — подтвердил я. — Очень приятно.
— А мне-то как приятно, — вздохнула Ольга Валентиновна. — Значит, кинолюбители?
— Так точно! — отчеканил я.
— И аппарат этот есть... как его... видик-шмидик?
— Имеется аппарат. И фильмы имеются, — подтвердил я. И почему-то добавил: — Классика жанров! Хотим нести в народ искусство!
— И почем искусство для народа предполагается? — прищурилась Ольга Валентиновна.
— Недорого, — сказал я, потупив глаза. — По рублю с человека. Разве для настоящего искусства это цена?
Ольга Валентиновна задумчиво покивала головой:
— Да, для настоящего искусства по рублю — недорого. Ну ладно, Алексей... Поступим мы вот как. Вы же кинолюбители?
— Кинолюбители, — согласился я.
— Вот и прекрасно. Тогда припишем вас к клубу кинолюбителей, что в доме культуры медработников. И показывайте там свое кино сколько душе угодно. Как тебе такое решение?
— Полностью устраивает!
— Вот и отлично. Я позвоню там кому следует — выделят вам какой-нибудь закуток. Только один уговор... Чтобы никаких там... ну, ты понимаешь? Запретных тем. Антисоветчины чтобы и близко не было. И разврата всякого. Понимаешь?
— Все понял! — сказал я с комсомольским задором. — Я