Билл-завоеватель - Пэлем Вудхауз

– Да, – сказал Билл. – Наверное, ты прав.

– Четверть девятого, в вестибюле. Ты сразу ее узнаешь. Она будет в красном платье. На испанку похожа, глаза блестят, полон рот зубов…

– Ух!

– Что? – резко спросил Джадсон.

– Ничего.

– Отличная девушка. Огонь! Тебе понравится.

– Обязательно, если расскажет что-нибудь важное о Слинсби. Черт, Джадди, ты понимаешь, что это все меняет? Если ты прав, дядя Кули мне ни в чем не откажет.

– А то! – согласился Джадсон.

– Тогда можно будет забрать Флик от этих ужасных людей и сразу пожениться. Господи! Джадди, ты представить не можешь, что я испытываю к Флик. Она – как дивное вдохновение. Порой, когда я сижу один, я отчетливо вижу ее прекрасное лицо, милые голубые глаза…

Джадсон потянулся за спортивной газетой и водрузил ее перед собой в качестве заслона. Обязанности друга тоже не безграничны.

– Другой раз, старик, – сказал он.

Глава XVII

Воскресный вечер у Марио

Ничего похожего на дух дружества и оптимизма, воцарившийся по адресу Баттерси, доходный дом Мармонт, 9, не проникло с приездом Флик в Холли-хауз, Уимблдон. Хотя возвращение блудной племянницы сопровождалось почти библейским ликованием, разве что без упитанного тельца, Флик не радовал вновь обретенный кров; день за днем она заставляла себя думать о Билле, чтобы окончательно не впасть в тоску.

Лекция, которую тетя Фрэнси начала на вокзале Ватерлоо, длилась без остановки целую неделю, к семи часам вечера в воскресенье она переросла в такой поток красноречия, что мистер Синклер Хэммонд сбросил оковы возраста и проявил свирепую решимость, тем более устрашающую, что исходила она от человека мягкого.

– Флик, – сказал мистер Хэммонд странным, напряженным голосом, перебив монолог жены.

– Да, дядя Синклер?

– Вышла бы ты на минутку.

Миссис Хэммонд устремила на мужа взгляд, под которым он в прежние времена тут же уткнулся бы в книгу. Но сегодня это не подействовало. Ад не ведает той ярости, на которую способен мирный покладистый человек, когда наконец решается дать отпор. Мистер Хэммонд неделю кипел на медленном огне, и силы в нем скопилось с избытком. Подобно тому, как другой мягкий человек, Билл Вест, рассвирепел от удара палкой, так и Синклер Хэммонд бросился в бой, слыша, как его любимую племянницу учат и учат, песочат, воспитывают и вообще терзают.

– Я говорю с Флик, – холодно сказала миссис Хэммонд.

– Выйди, Флик, – с кривой полуулыбкой произнес мистер Хэммонд.

Флик вышла.

Миссис Хэммонд величаво повернулась к мужу. Некому было сказать ей, как некогда французскому королю, что это не бунт, а революция, которая положит конец ее безраздельному владычеству, и она думала, что подавит его привычным способом.

– Помолчи, – сказал мистер Хэммонд.

Миссис Хэммонд замолчала.

– Тебе придется прекратить это, Фрэнси, – сказал мистер Хэммонд, но глаза его, устремленные на жену, горели огнем. – У тебя было вдоволь времени высказать Флик, все, что надо, и даже больше, а теперь довольно. Ты поняла? Я не позволю и дальше мучить бедного ребенка. А чтобы у тебя не было соблазна, я еду с ней ужинать. Отвезу туда, где музыка, огни и добрая тяжелая пища. Оркестр будет играть, свет – заливать зал. Кто знает, может, я даже с ней потанцую. А когда мы вернемся – часам так к шести утра – ты встретишь ее своей знаменитой улыбкой, заключишь в материнские объятия и будешь беспечно болтать исключительно о светлых сторонах жизни. Я понятно выразился?

– Но, Синклер, – возразила миссис Хэммонд, и в голосе ее звучала испуганная мольба. – Ты не можешь увезти Фелисию. Сегодня приедет Джордж!

– Твой брат Джордж, – сказал мистер Хэммонд, – человек во многих отношениях замечательный. Я нередко им восхищаюсь. Но в застольные собеседники Флик он сейчас не годится. Он будет ей выговаривать, а я не намерен этого допустить.

– Но он удивится, если Флик не будет за обедом! – простонала миссис Хэммонд.

Мистер Хэммонд нежно поцеловал ее в лоб. Он очень любил свою Фрэнси.

– Зато, – игриво сказал мистер Хэммонд, – он сможет написать об этом статью. «Знаменитые племянницы, которые удивляли своих знаменитых дядюшек». Ладно, пойду одеваться. Боюсь, что случай требует белого жилета. – Он вздохнул. – Ладно, в этой жизни все мы должны приносить жертвы.

Он снова поцеловал миссис Хэммонд и, напевая, вышел из комнаты.

– Флик! – позвал он.

Флик появилась из утренней гостиной.

– Флик, – сказал мистер Хэммонд, – мы с тобой – двое молодых лоботрясов. Как насчет того, чтобы где-нибудь пообедать? В каком-нибудь отвратительном кабаке. Давай поедем в ночной клуб из тех, о которых пишут «Светские сплетни», и где царит сущий ад.

Флик с недоверчивым ужасом подняла на него глаза. Она очень любила дядю, но понимала, чего он может, и чего не может. Это был открытый мятеж -все равно как если б мистер Хэммонд выбросил флаг со скрещенными костями.

– Это было бы здорово! – сказала она.

– Это будет здорово, – поправил мистер Хэммонд.

– Но сегодня приезжает дядя Джордж, – напомнила Флик.

– Знаю. Представляешь, как весело пировать, зная, что дядя Джордж засел в этой гостиной. Все равно что включить холодный душ и смотреть на него из-за порога.

Флик бросилась ему на шею.

– Какой ты милый, дядя Синклер!

– Ну, мне показалось, что пора немного встряхнуться. Куда едем? Ты знаешь хорошенькое злачное местечко?

– Поехали к Марио.

– К Марио? Не слыхал. Для разнузданного юнца, о которых сейчас столько пишут, я плоховато знаю лондонский Вест-энд. Достаточно ли оно злачное? Я хочу поехать в такое место, где кидаются хлебными катышками. Как у Марио с этим?

– Отлично! Молодой лорд Тревельян как-то уложил шестерых официантов шестью выстрелами.

– Шестерых, – задумчиво повторил мистер Хэммонд. – Ладно, посмотрим, что получится у нас. Но откуда ты знаешь этот притон?

– Я была там. – Флик замялась. – С одним человеком.

– Хм? О? А! – Мистер Хэммонд чуть пристальнее взглянул на племянницу. Голос его стал серьезным. – Кто водил тебя к Марио, Флик?

– Билл Вест. Племянник мистера Парадена. Помнишь, я рассказывала в саду.

– Помню. Так значит, он в Англии и вы встретились?

– Да.

– Флик, – сказал мистер Хэммонд. – Знаю, ты считаешь меня старым занудой, но, боюсь, вечер в ресторане придется начать с разговора. Не обидишься?

– На тебя – никогда.

– Ладно! – бодро сказал мистер Хэммонд, – к рыбе я уже закончу. А там начнем кидаться хлебом. Этот лорд Тревельян, он как их бил, сидящих или на лету?

– На вспорхе.

– Вот как? – сказал мистер Хэммонд. – Ладно, будем пробовать. Беги, одевайся. Мне надо выкопать из нафталина белый жилет.

– Кликни-ка официанта, дорогуша, – сказала мисс Лилия Бум, указывая на несчастного, который метался между столиками, пытаясь выполнить работу двух обычных людей, – и напомни, что он, когда был маленьким мальчиком, обещал нам бутылку лансона.

Билл расплылся в вежливой улыбке и повернулся исполнить ее приказ.

– Официант!

– Громче, – посоветовала мисс Бум, – поменьше от пекинеса и побольше от сенбернара.

– Официант!

– Уже лучше. Голос у тебя хороший. Если будешь тренировать, тебя возьмут объявлять поезда на станции.

Билл снова расплылся. Ему казалось, что это длится уже целую вечность.

Если верно, что можно улыбаться, улыбаться, и быть подлецом [15], то не менее верно и другое: можно расплываться, расплываться, и сидеть, как на иголках. Билл не испытывал ни малейшей радости от прославленного ночного клуба «У Марио».

Даже в те далекие нью-йоркские дни, когда он таскался на вечеринки вместе с Джадсоном Кокером, они не доставляли ему особенного удовольствия. Еще до того, как он ошибочно вообразил, что влюбился в Алису Кокер, и вследствие этого обратился мыслями к более серьезным вещам, Билл пришел к твердому заключению, что эти вечеринки – скука смертная. Чтобы быть там на своем месте, надо обладать хорошо подвешенным языком. Надо заслужить репутацию уморительного хохмача и классного прикольщика, а к тому же иметь желудок из асбеста и нержавейки. Билл определенно не мог похвастаться этими качествами. Его желудок возмущался уже после второго или третьего коктейля, и никто лучше самого Билла не знал, что язык у него подвешен так себе, что хохмач он убогий, и ни один сколь-нибудь беспристрастный критик не назовет его прикольщиком.

Сегодня ему пришлось еще хуже. Раньше он был один из многих, сейчас весь груз ответственности лег на его плечи. И нелегкий, надо сказать, груз. Мало того, что обедать здесь с кем-нибудь, кроме Флик, граничило со святотатством, бурная натура мисс Лилии Бум подавили его с первых секунд. Оставалось только дивиться, как верно описал ее Джадсон Кокер.

Джадсон сказал, что она сложена, как танк. Чистая правда. Джадсон пообещал, что на ней будет красное платье. Тоже верно, хотя сказано слабовато. Еще Джадсон сказал, что она – огонь. Единственное, в чем он ошибся, это в своей уверенности, что мисс Бум понравится его другу. Биллу трудно было бы назвать другое живое существо, которое вызвало бы у него большую неприязнь. Ему не нравились ее большие блестящие глаза, ее эффектная внешность, не нравилось слово «дорогуша», которая она начала употреблять еще за супом. А больше всего ему не нравилось, как она подается вперед и хохочет ему в лицо, а, пошутив, хлопает его по руке. Как убедился ранее мистер Слинсби, рука у Лилии была тяжелая, и похлопывала она ей, как разыгравшаяся лошадь – копытом.