Цыганский роман (повести и рассказы) - Андрей Левкин

Дальше

Что мы получаем в результате банального перечисления фактов и привязывания к ним некоторых общих рассуждений, пусть даже и проницательных? Многое. Но когда присмотришься в щелочки между собственными же глубокими словами, то видишь еще больше, куда более пугающее.

В этой стране был достигнут симбиоз людей и государства. Государства, по сути, не было вовсе - не было, то есть, традиционных правовой, финансовой и юридической клеток. Оно здесь составлялось из самих людей, а люди шли ему, государству, сделанному из их тел, навстречу. Они как-то притирались друг к другу и любые договоренности между ними питались их кровью, лимфой и еще каким-то веществом, если назовешь которое и определишь - можно управлять ими. Вот это вещество государством и было. Взамен же вещество-государство было нечетким и расхлябанным - с тем, чтобы дать своим составным частям любезную их душам свободу. Физиологическая ксенофобия и историческая недальновидность прямо следовали из такого положения дел.

Москвичи происходят от метро, всякий из них от какой-то своей станции, все вместе - от общего метрополитена. Здесь всякий мог, в принципе, стать кем угодно. Совокупность взаимно перетекающих друг в друга людей выделяла на свой условный верх кого угодно - того, кто за это цеплялся. Каждый мог стать кем угодно, перестать им быть, стать еще кем-нибудь. Всегда мог возникнуть самозванец, который перетянув бы к себе все короны, лежащие где-то в общей крови, переставал быть самозванцем, когда удерживался у власти более года пройдя весь календарный цикл, который делал его легитимным.

Да, государство пьет кровь своих граждан, а те и довольны

Структура государства была тут дрожащей, неустойчивой, колышущейся холодцом и пила из людей кровь, но и они от нее что-то все же получали, пусть и относились к государству примерно так же, как ангелы бы относились к плоти, в которую их бы обули за какие-то грехи.

Наверное, здесь все ангелами и были. Хотя бы потому, что любое иное мнение на их счет было совершенно очевидным и убедительно проецировалось на всех проходящих. Отродья бесовские или одержимые бесами - только взгляни по сторонам и сразу поверишь, что так оно и есть. Произошедшие от обезьяны - ни малейших сомнений. Результат сложного отбора и эволюции - тоже возможно. А вот представить, что все они ангелы - невозможно. И вот эта невозможности и говорила в пользу именно этой версии. Да и в вечерней электричке метро, особенно если хлопнуть перед этим 150 грамм, при взгляде на окружающих становилось ясно, что да - конечно, ангелы, влетели вот сюда, залетели и бьются тут, как могут.

Вот они и не старались изобрести себе какое-то приличное государство, а только вот такое, какое есть. Ну вот оказались мы здесь когда-то, приняли по необходимости здешние обязательства. Сделать с этим уже ничего нельзя, обратно не улетишь. Но - уж как получится, так и исполним, жопу рвать не станем.

Трое прохожих

Было примерно шесть вечера - если судить по грохоту колоколов со стороны Григория Неокесарийского, напротив метро "Полянка". Грохота, собственно, не было - и это было странно, потому что там всегда развлекались колоколами так, будто каждый день одновременно с концом рабочего дня наступал очередной Конец Света. В это же раз - хотя в природе и было сухо звуки доходили приглушенными. И еще было весьма странное освещение - ну, на небе какие-то облака... в Москве бывают такие оптические игры, когда совокупный свет как бы образует над городом линзу, на глазах вытягивая, делая массивными все строения. Они что ли становились не просто трехмерными, а - наглядно трехмерными, трех-с-половиной-мерными.

Я курил на лавочке возле работы. Наступило осеннее потепление, опять чуть ли не до жары; в маленький особнячок во дворе за забором вселялись какие-то люди, ходили туда-сюда - для них, значит, кризис уже кончился, раз они въезжали, а не выезжали, как из нашего здания весь месяц сбегали арендаторы. Проходными дворами, частью которых был и наш двор, группами шлялись менты - у них был какой-то Важный центр возле Октябрьской, что ли основное гнездо всей подвальной-подземной ментовки, а возле "Полянки" у них тоже что-то такое было - вот они и перемещались. Я же курил, глядя на выпуклые окрестности среди желтеющих и падающих листьев, а в припаркованной неподалеку машине играл странный в этом городе джаз.

Шел какой-то очередной мимо человек. Я подумал: кто такой? Я не видел его никогда и не знаю его совершенно. Где его какие-то крючки и куда закинуты его удочки? Где тот веселящий газ, который его веселит? Где та книжка, которая лежала у него под подушкой? Где есть то, что как-то греет его кровь, и что затрудняет дыхание его легким? В каком магазине он обыкновенно покупает себе провизию и какие привычные виды сопровождают его по дороге из одной его точки в другую? Где находятся все эти точки?

Но он прошел, а я о нем ничего не понял. Появился другой человек, он был почти совсем уже стар. Про него, поэтому, уже можно было придумывать видел ли он, скажем, Торгсин на Арбате и приходилось ли его родителям сиживать в громадных столовых в обеденные перерывы за накрахмаленными скатертями, поедая щи и кашу. Испытывал ли он в молодые годы эйфорию от быстрой смены руководящих кадров и что он делал в эвакуации примерно в районе Алайского рынка или где? Каким образом сквозь него проходило производство атомной бомбы и выходил ли он на улицу Горького во время Фестиваля молодежи и студентов? Любила ли его жена духи "Красный мак", а он - песни Трошина? Но я и о нем ничего не понял, потому что не мог за него ответить на эти вопросы.

Разволновавшись от такого положения дел, я не смог усидеть на месте и, проходными дворами, мимо разбитого строения в глубине двора - в косых и как бы наглядно ниспадающих лучах света оно - среди деревьев с глянцевой и тяжело просвечивающей листвой - походило на италианский уголок примерно Сильвестра Щедрина, вышел в Спасоналивковский переулок. И пошел по нему в сторону от Якиманки, чтобы сделать небольшой круг и вернуться к исполнению служебных обязанностей, изрядно нарушенных вышеприведенными размышлениями.

Здесь появился третий мужик, в каком то среднем возрасте между двумя первыми. "Слушай, - сказал он - у тебя закурить есть?" У меня было закурить. "Блин, - сказал он, - извини, я только что из ментовки". Он закурил и серьезно и основательно - пошел дальше.

В общем, все по-прежнему связывалось какой-то этой вот серебряной цепочкой - золотой повязкой, просто х/б бечевкой. Но связывалось как-то. Непонятно, конечно, как.

Эпилог

"Как это?! - сказали 38 государственных ангелов разом, - Не понимаешь? Ни фига себе, еще и не понимает!" - сказали они и как бы не без отвращения передернули крыльями.

Было тихо. Падали желтые листья. Было утро. Ангелы положили свои левые руки на сгиб своих правых рук, хором двинули левые вниз, а правые дернули вверх, сгибая в локтях, чуть при этом присев, и тут же пошел первый снег ровно 1-го октября 1998 года.

"Шутка," - шепнули они, размываясь в легкой метели, размываясь ею. А я - остался.