Закон ответного удара - Сергей Самаров

По графику в запасе оставался только день. Но Игорь отлично знал, что график передвижения лаосцев может быть таким же нестабильным, как и график передвижения его собственной группы сюда. И потому пост на тропе в том месте, где был достаточно хороший и долгий обзор, держали постоянно.

Так оно и оказалось. Уже к вечеру того дня, когда «закопались в землю так, что только уши снаружи остались», как охарактеризовал их маскировку Сохно, потрагивая при этом собственное подрезанное ухо, поступил сигнал от часового. Игорь отдал команду. Часовой, прибывший очень быстро, в свой окоп забрался последним и уже там переводил после бега дыхание.

Ожидание тянулось непонятно долго. Игорь уже начал подумывать, что все их старания напрасны и лаосцы устроились на привал, не дойдя до места засады. Это тоже было бы неплохо. Лучше пойти навстречу, зная, что противник отдыхает рядом, чем догонять его. Но тут на тропе появился человек. Он шел неторопливо, хотя и не очень осторожно внешне, но по сторонам посматривал так, словно хорошо знал эти места. Однако появление новых кустов его не смутило, да и как было возможно запомнить каждый куст на многодневной тропе. У расщелины человек остановился, огляделся по сторонам, и стало ясно, что это разведчик. Он пришел сюда именно проверить надежность укрытия. Значит, не зря готовили мешки из лиан и травы для Макарова и Краснова.

Внешне все было спокойно. Разведчик поднял руку и характерно помахал ладонью – подал знак. За ним, должно быть, наблюдали. Скоро караван вышел на тропу. Из ямы, с низкой точки наблюдения невозможно было определить число людей и вооружение. А часовой тем временем змеей скользнул в расщелину и пропал из виду.

Отряд подошел к входу в котловину. Игорь насчитал двадцать восемь человек. Но заходить не торопились. Уже начинало смеркаться. Закатное красное солнце наваливалось на дальнюю гору и обещало скоро совсем скрыться. Это было плохо, потому что в котловине темнеть должно раньше и стрелять в темноте не совсем удобно. И если на открытой местности даже после захода светила полной темноты не наблюдалось, вполне можно было вести прицельный огонь, то там, между скал, на это надеяться не приходилось. Игорь мысленно торопил события.

Время тянулось непомерно долго. За своих парней Согрин мог поручиться, они выдержат нервное ожидание. Но на уступе скалы, почти над головами контрабандистов лежал капитан Тан. Выдюжат ли у него нервы, сможет ли он преодолеть обязательную предбоевую лихорадку, не выстрелить раньше времени и вообще не выдать себя неосторожным движением.

У вьетнамца за плечами партизанская школа. Он тоже, вероятно, не однажды сиживал в засадах. Должен выдержать, решил Игорь. Вьетнамцы не зря слывут хорошими солдатами, не случайно ни монголы не смогли справиться с ними много веков назад, ни французы в пятидесятые годы, ни американцы сейчас.

Наконец из расщелины послышался призывающий крик. Контрабандисты по одному стали продвигаться в щель. Каждый третий тащил на плечах большой тюк и перед тем, как войти, снимал его. Значит, знают место, значит, не впервой здесь и привыкли уже, что с тюком за плечами невозможно пробраться под заваливающим проход камнем.

Последний, непривычно высокий для своей национальности, постоял еще минуту, осматриваясь по сторонам, словно чувствовал за собой чужой догляд. Но, так и не заметив ничего подозрительного, тоже нырнул в расщелину. Игорь подождал еще секунд тридцать. И откинул крышку своего окопа вместе с кустом. Тут же остальные шестеро последовали его примеру. Вслух команда не подавалась – принцип старой армейской школы: «Делай, как я!»

Игорь подскочил к расщелине, шагнул в нее и в сумраке снова увидел человека, который заходил последним. Тот, склонившись, что-то рассматривал в ручье. Это вполне мог бы быть и предмет, оброненный кем-то из спецназовцев. Его пропустил разведчик, но заметил замыкающий. Мог быть и какой-то сигнальный камень, сдвинутый неосторожной и незнающей ногой. Темнота мешала человеку сразу разобраться, и это дало Игорю выигрыш во времени.

Он резко, с кистевого замаха ударил остро отточенной лопаткой под четвертый позвонок и сразу перерубил спинной нерв. В обучении спецназовцев бой саперной лопаткой занимает не меньше времени, чем отработка боя с ножом, и потому лопатка у спецназа всегда в боевой готовности, даже если не предвидится собственно саперных работ.

И тут же Игорь дал знак Тану, выглядывающему сверху. Тан понял и кивнул. И не успел еще отряд войти полностью в расщелину, как пулемет заговорил. Заговорил грамотно, с отработкой целей, сразу понял Игорь. Короткие очереди разрывали тишину и отдавались эхом между стен. От этого казалось, что стреляет целая артиллерийская батарея. От пещеры в свою очередь заговорили автоматы Макарова и Краснова. И тут же, с ходу вступая в бой, ворвались в котловину семеро остальных. Рассыпавшись цепью, они быстро пошли на сближение с растерявшимся от неожиданности противником. Но слишком сближаться было нельзя – и сам численный расклад не позволял, и возникли бы сложности у Макарова с Красновым, занимавших удобную позицию, и у Тана с его пулеметом. Но и издали стрелять прицельно тоже трудно, слишком плотно уже подступила темнота.

Лаосцы залегли и ответили беспорядочным огнем. Не имея подготовленной позиции, трудно отвечать организованно. Особенно губительным для них была стрельба пулемета Тана сверху, откуда позиция обороняющихся прекрасно просматривалась. Его пулемет гасил вспышки выстрелов контрабандистов. Сами спецназовцы стреляли не часто, но прицельно. Они еще накануне отработали каждый для себя несколько позиций, с которых можно стрелять, перебегая от одной к другой. Каждая такая позиция была одновременно и укрытием. Лаосцы теряли одного человека за другим, тогда как атакующие потерь не несли.

Лаосцы уже много лет ходили этой тропой и ни разу не подвергались нападению, хотя постоянно и соблюдали предельную осторожность. Пограничников и таможенников здесь не существовало. Неожиданная атака, да еще в таком месте, о котором никто посторонний не должен был вроде бы знать, ошеломила контрабандистов. Подозревать они могли только конкурентов или тех людей, с которыми контачили, которым поставляли свой товар. И они видели, что сопротивление бесполезно, уже около трети людей потеряли. Спасти их мог только стремительный и ожесточенный, даже отчаянный прорыв или сдача в плен. Но в том мире, где они жили, пленных не брали, точно так же, как не делал этого и спецназ, работающий на чужой территории, в тылу у врага. Спецназовцам пленных просто некуда деть. А контрабандисты воюют друг с другом исключительно на выживание.

Лаосцы перекликались в сумраке. Короткие, отрывочные фразы. Даже Тан, скорее всего, ничего не понял из разговора контрабандистов. По крайней мере, он ничего не подсказал сверху, со своего уступа. Игорю же вообще показалось, что это не люди говорят, а какие-то ночные птицы пересвистываются. Должно быть, окруженные советовались. И в момент, когда все они поднялись, Игорь понял, что это попытка прорваться. Дистанция была слишком невелика, чтобы успеть встретить их всех огнем. И со спины, от пещеры стрелять было нельзя, чтобы не попасть ненароком в своих. Атакующих вообще-то встретили. Кому-то не повезло сразу. Но к проходу все же прорвалось девять человек. Только там их ждали вооруженные ножами и лопатками атлетично сложенные и тренированные парни. Последний этап боя больше напоминал молниеносную и жестокую бойню.

Вроде бы Сохно был совершенно и изумительно пьян и должен бы был уснуть. Но нет… Сначала он ходил, Игорь явственно слышал это. Потом вышел из комнаты – в туалет или в душ двинулся. Скорее всего в душ, потому что слишком долго отсутствовал. Заскрипела едва слышно предательница-дверь. Вернулся. Снова по комнате прошелся – паркет под его весом «погуливал». Кровать заскрипела тяжело – вес у Толика солидный. Вспомнилось с улыбкой, как кривилось лицо Сохно перед прыжками с парашютом. У спортсменов, у которых парашютный купол намного больше десантного, не допускаются к прыжкам люди с весом более восьмидесяти килограммов – слишком высока скорость падения. У военных ограничений в весе не существует. И после каждого прыжка Толик ходил, прихрамывая. А прыжков он совершил, кажется, более пятисот…

Мы падаем вниз, как погибшие птицы…И ломит затылок, и рвется спина… —

вспомнились вдруг слова песни спецназовцев. Это именно Сохно откуда-то принес слова. Может, сам сочинил, может, где-то вычитал. А Шура Кордебалет с гитарой всегда дружил, он сам музыку подобрал. И все пели ее – и кто имел голос и слух, и кому медведь на ухо наступил.

Тогда была другая жизнь, жизнь в другом государстве, и отношения между людьми были иными, и сами люди были иными. И даже после самой тяжелой, самой, может быть, по мировым нормам, нелицеприятной операции Толик Сохно мог спокойно, с чистой совестью уснуть, потому что чувствовал он за спиной именно это свое государство, чувствовал, ради чего он воевал.