Последняя победа - Александр Прозоров

– И ты готов быть проводником?! – чуть не выкрикнул всеми проклятый чародей и хлопнул в ладони: – Да, вот она, удача! Я знал, что она придет в наши раскрытые руки!

Он повернулся к иноземцам, перейдя на другой, незнакомый Тэх-Меени язык. Быстро и горячо заговорил. Выслушал ответ, повернулся:

– Воевода желает знать, отчего ты так легко предаешь родной город?

– Да какой он мне родной?! – горячо возмутился Тэх-Меени. – Городские всегда изгалялись над нами, звали худородными, делали всякие гадости, презирали. Пусть теперь поплачут так же громко, как раньше смеялись!

Енко Малныче понимающе улыбнулся. Он тоже был из знатного чародейского рода, только из города Хойнеярг. И хорошо помнил, как в юности с друзьями дразнил тупых деревенщин, не имеющих ни манер, ни образования, ни таланта, позволяющего справиться даже с простейшими заклинаниями.

Он опять перешел на незнакомый язык и после недолгого обсуждения перевел:

– Мы выступаем завтра на рассвете, будь готов. Проведешь мимо оберегов, ловушек и дозоров – получишь особую награду.

– Я бы хотел послать вперед вестника, – попросил Тэх-Меени.

– Хочешь предупредить наместника о нападении? – удивился колдун.

– Нет, мудрый Енко Малныче. Я хочу передать родному селению весть о молодом боге Иисусе, чья любовь…

– Ты опасаешься, что твою деревню разорят как языческую! – перебил его колдун. – Не переживай, сперва всю свою силу до последнего воина мы обрушим на город. А уж потом, когда все закончится, дойдет дело и до окрестных земель. Так что предупредить своих ты успеешь. Прежде чем появятся христиане, времени хватит и капище старое снести, и крест новый поставить, и молитвы правильные выучить. Не бойся, брат мой во Христе, мы не разоряем своих, нет такой нужды. Нам вдосталь хватает добычи, взятой у настоящих язычников.

Глава Х

Лавина забот обрушилась на Митаюки-нэ нежданно-негаданно. В своих стараниях избавиться от соперниц по колдовскому знанию юная чародейка настолько преуспела, что когда от устья Ямтанга к острогу вдруг понесли многие сотни раненых – она оказалась единственной, кто был в силах хоть как-то им помочь. Отец Амвросий мог облегчить страдания духовные, служанки и невольницы – накрыть поверхностные раны жеваным подорожником или присыпать ноготковым порошком, заполнить глубокие порезы и проколы болотным мхом, меняя через день пропитавшиеся кровью пробки. Но вот снять боль, наслать глубокий сон, остановить гнилую плесень, сложить кость – была способна только черная ведьма.

По силам лучшей ученице из Дома Девичества, наследнице пусть не сильного, но древнего колдовского рода было куда большее, нежели подобное знахарство, но на полное лечение для всех не хватало ни времени, ни сил. Поэтому обряд на изгнание семи дочерей Сииг-Нга-Ниса девушка провела только для Ганса Штраубе, тело которого оказалось насквозь пробито копьями сразу в двух местах, и к моменту возвращения в свои покои наемник уже впал в беспамятство.

Остальным раненым казакам тоже досталось больше внимания правительницы севера, нежели простым воинам. Но их состояние было легче, и потому сложных обрядов не требовалось. Простенькие заговоры, отводящий взгляд смертоносных дочерей амулет, заклятие от гнили – а дальше раненых оставалось только сытно кормить, меньше шевелить да вовремя менять повязки, не жалея спекающегося в корку лечебного порошка из сушеных цветочных бутонов.

Ганс Штраубе очнулся на третий день, поймал творящую заговор ведьму за руку и блаженно застонал:

– Клянусь святой Бригиттой, я знал… Рай – это место, где мы окажемся вдвоем, моя королева.

– Кажется, я преувеличила тяжесть твоих страданий, капитан, – улыбнулась Митаюки, не отнимая, однако, руки. – Если первые твои мысли не об исцелении, а о бабах, то за твое здоровье можно не беспокоиться.

– Мое сердце в твоих руках, королева! И раз оно здесь, его невозможно пробить в бою.

– Какое интересное защитное колдовство, – вскинула брови Митаюки. – Надо будет опробовать его надежность на нескольких воинах.

– Ты убиваешь меня, клянусь святой Бригиттой! – застонал наемник, обмякая в подушках.

– У тебя найдется сразу три…

Договорить чародейка не смогла – снаружи громыхнуло било, послышались тревожные и радостные голоса.

– Матвей вернулся! – выдохнула девушка и метнулась из светелки, оставив поклонника наедине с грустью и тремя безропотными наложницами.

Черная ведьма промчалась вниз по лестнице, вылетела из ворот, через подъемный мост, со всех ног добежала до песчаного пляжа, к которому приткнулись плоты, и кинулась мужу на шею, покрывая лицо жаркими поцелуями:

– Матвей, родненький мой, ненаглядный, желанный мой… Вернулся… Вернулся… Цел… Жив, здоров… Цел…

Она вскользь задержалась взглядом на стоящем чуть поодаль Нахнат-хайде – но это мгновение пообещало бывшему шаману куда более, нежели могли дать все боги и духи Ямала, вместе взятые.

Митаюки потащила атамана за собой, в острог и тут же наверх, в покои, захлопнула дверь – и перед оной тут же встал на страже широкоплечий невозмутимый Вэсако-няр.

Что творилось в опочивальне и просторной атаманской горнице – осталось неведомо. Вестимо – хозяйка угощала своего мужчину свежими настойками, копченым мясом и тушеной рыбой, переодевала в свежие одежды и вела беседы о погоде и добычливости озерных ловов. И потратили на обсуждение насущных хозяйственных вопросов атаман с атаманшей не менее полутора часов – после чего Митаюки-нэ вышла слегка растрепанная, заметно посвежевшая, в хорошем настроении и сразу в дверях распорядилась:

– Сай-Меени! Бегом на кухню! Пусть растапливают печи, открывают амбары. Сегодня дозволяю тратить без счета любые припасы, какие только стряпухам заблагорассудится. Но чтобы через два часа в баню были брага, пиво и рыба соленая доставлены! Также мясо копченое и прочее острое баловство, а к вечеру чтобы пир был готов достойный, с блюдами изысканными для меня с супругом, и вкусными да сытными для всех остальных. Вэсако-няр! Столы во дворе ставьте, бочки с хмельными напитками заранее выкатывайте. Стражу крепкую из местных отбери, каковые к походу ратному не поспели. Им гулять не с чего, пусть за порядком следят и драки разнимают. Надеюсь, баню затопить кто-нибудь догадался?

Ответом было опасливое молчание слуг.

– Ладно, пойду сама проверю, – жестом отпустила молодых людей Митаюки.

Баню, по счастью, дворня затопить догадалась. То ли слуги уже запомнили привычки белокожих иноземцев, то ли кто из казаков успел распорядиться. Тем не менее хозяйка вошла внутрь, убедилась, что очаг горит жарко, а котлы и бочки полны водой, что в достатке лежат на лавках и шайки, и веники, что стол чист, а пол хорошенько выметен – и только после этого вышла наружу.

– Ты звала меня, белая госпожа? – с достоинством склонил голову дожидавшийся снаружи бывший шаман.

– Да, мой храбрый Нахнат-хайд, – кивнула черная ведьма и медленно пошла вдоль озерного берега, на котором стояла баня иноземцев. – Надеюсь, у тебя есть сменная одежда? Сегодня ты пойдешь париться вместе с моим мужем и его близкими друзьями. Это тяжкое испытание, но его нужно вытерпеть, если желаешь стать одним из доверенных советников атамана. Отныне ты будешь принимать участие в их кругах, как казаки называют свои совещания. Скажи, ты достаточно проявил себя в сражении, чтобы Матвей тебя запомнил?

– Я сражался рядом с ним два дня и прорывался через менквов бок о бок с ним.

– Прекрасно, – кивнула чародейка. – Тогда у казаков не появится ненужных вопросов. Мне уже передали, что двое из иноземцев погибли. В остроге освободились покои для знатных именитых воинов. Ты займешь комнату Рваного Уха.

– Благодарю, госпожа! – в этот раз задохнувшийся от удачи Нахнат-хайд поклонился низко, почти подобострастно. На такое возвышение он даже не рассчитывал. – Ты всегда сможешь положиться на мою преданность!

– А почему я не вижу храброго Тарсай-няра, друг мой? – покосилась на спутника юная ведьма.

– Он погиб, госпожа, – тяжело вздохнул бывший шаман. – И он, и любезный твоему глазу Ямгава, и еще многие, многие тархадцы. Они стояли на стене, и стаи менквов прошли в острог буквально по их телам. Мы же дрались на башне, рядом с твоим бесстрашным мужем.

– Это ужасно, – вздохнув, перекрестилась Митаюки-нэ. Сей жест искренней христианки уже давно вошел у черной ведьмы в привычку. – Почему война отнимает у нас таких молодых, красивых и отважных?

– Из тридцати мужчин моей семьи выжило только восемь, – ревниво сообщил Нахнат-хайд.

– Я знаю своего мужа, – кивнула чародейка. – В сражениях он постоянно ищет смерти, дабы схватиться с ней лицом к лицу. Чтобы драться рядом с Матвеем Серьгой, требуется настоящее мужество. Но Тарсай-няр, тархадцы… Они вернулись в племя или примкнули к тебе?