Рождественская невеста - Мэри Бэлоу

– Ты предпочитаешь более сложные проблемы, Эдгар? – поинтересовалась она. – Или это значит, что ты не хочешь целовать меня? Как это ужасно унизительно.

Он поцеловал ее – жёстко, открытым ртом. Ее руки обхватили мужские плечи, она прижалась к нему плотнее, и на несколько мгновений страсть поглотила их целиком. Затем он опустил свои ладони на ее талию и отодвинул Элен назад к дереву, увеличивая расстояние между ними. На смену раздражению пришел гнев.

– Мне не нравится, когда мной играют, Элен, – заявил он, – мне не нравится, когда ты используешь меня в свое удовольствие для развлечения. И не надо соблазнять меня, чтобы таким образом сменить тему. Я не люблю, когда надо мной смеются.

– Ты очень глуп, Эдгар, – отозвалась она, – ты только что дал мне в руки превосходное оружие. Тебе не нравятся быть объектом насмешек? Я специалист по высмеиванию. Я не могу противиться вызову, который ты только что бросил мне.

– Ты так сильно меня ненавидишь? – спросил он.

Она улыбнулась.

– Я жажду тебя, Эдгар, – промолвила она. – Даже с ребёнком в моем чреве, я все равно жажду тебя. Этого недостаточно?

– Что я сделал, что ты возненавидела меня? – продолжал допытываться он. – Я должен взять всю вину на себя за то, что ты оказалась в таком положении?

– Что ты сделал? – она вскинула брови. – Ты женился на мне, Эдгар. Ты дал мне респектабельность, безопасность, защиту и богатство. Ты очень богат, не так ли? Богаче, чем твой отец, даже если не считать того, что ты он него унаследуешь. Ты сделал меня частью очень уважаемой семьи. Ты привез меня в это Аббатство Мобли на Рождество и окружил меня близкими и детьми. Дети везде, куда бы я ни повернулась. Это то, что твой отец называет старым добрым Рождеством. Я в этом ничуть не сомневаюсь, поскольку уже сейчас вижу множество тому доказательств, хотя Рождество еще даже не наступило. И словно всего этого мало, ты пытаешься присвоить мою душу. Ты душишь меня. Я не могу дышать. Вот что ты со мной сделал.

– Боже мой. – Его рука снова вернулась на ствол дерева рядом с ее головой. Он придвинулся ближе, хотя все еще не касался ее. – Боже мой, Элен, кто это был? Кто сделал с тобой такое? Кто причинил тебе столько зла?

– Ты глупец, Эдгар, – ее голос был холоден. – Никто не обижал меня. Это я всегда причиняла боль. Это в моем характере. Я дьявольское создание. Тебе не нужно понимать меня. Довольствуйся моим телом. Оно твоё. Тебе не нужно понимать меня.

Он не поверил ей. О, да, она обижает людей. Он не сомневался, что он не первый мужчина, которого она использовала и осмеяла. Но он не думал, что ей действительно было свойственно так вести себя. Если бы она и вправду была столь аморальна, в ее улыбке и в глубине ее глаз не было бы горечи. И не было бы чего-то более сильного, чем горечь, – того, что порой мелькало в ее взгляде. Что это было? Отчаяние? Что-то или кто-то вызвал все это. Возможно, кто-то. Какой-то мужчина. Когда-то в прошлом ей причинили сильную боль. Такую сильную, что с тех пор она перестала быть собой.

Но как ему теперь узнать правду, как помочь ей, когда она полностью отгородила себя от помощи?

И все же он видел проблеск надежды. Вещи, которые душили ее, должно быть, также и пугали ее. Ее брак с ним, его семья, гости его отца и их дети, Рождество. Но с чего бы ей бояться таких безопасных вещей? Потому что они грозили лишить ее горечи, ее маски? Сегодня ее маска уже пару раз исчезала – сначала, когда она играла с малышом Бриджуотером, а потом – с ребёнком Гринвалдов. И, возможно, даже прошлой ночью, когда она отдала ему себя, ища успокоения.

– В одном ты был прав, – сказала она. – Я устала. Отведи меня домой, Эдгар. Позаботься о своей беременной жене.

Он взял ее под руку и повёл назад, к остальным, чтобы дать знать отцу, что они с Элен возвращаются домой. Его отец улыбнулся и кивнул, а затем склонился к Джонатану, младшему сыну графа Торнхилла, чтобы уделить тому внимание. Малыш Гринвалд вприпрыжку подбежал к Элен и сообщил, что будет кататься на коньках, как только лёд станет достаточно прочным.

– Я буду кататься как ветер, – воскликнул он.

– О, Боже, – сказала она, слегка дотрагиваясь рукой до его шерстяной шапки. – Это очень быстро. Возможно, все, что мы увидим – это лучик света. Это будет Стивен, который катается на коньках.

Он счастливо рассмеялся и убежал обратно.

Ее голос был тёплым и нежным. Она могла верить в то, что не любит детей, но на самом деле, она любила всех малышей без исключения и очень сильно.

В молчании они прошли через лес и поднялись на горку, к широкой дорожке. Она тяжело опиралась на его руку. Он подумал, что ему не следовало позволять ей гулять так долго, ведь всего неделю назад или около того ее все еще мучили тошнота и усталость.

– Расскажи мне о своем первом браке, – попросил он.

Она засмеялась.

– Там ты ничего не найдешь, – заявила она. – Он продлился семь лет. Мой муж был старше твоего отца. Он хорошо заботился обо мне. Он обожал меня. Не удивительно, не так ли? Мне и сейчас приписывают немного красоты, но раньше я была прелестной девушкой, Эдгар. Мне оборачивались вслед. Я была его призом, его любимицей.

– У тебя никогда раньше не было детей? – спросил он.

– Нет. – Она снова засмеялась. – Никогда, но не потому, что он не хотел или не пытался. Можешь представить себе мое изумление, когда я узнала, что беременна от тебя, Эдгар. Семь лет супружества и миллион любовников с тех пор, как я убедилась, что совершенно бесплодна.

Он задался вопросом, осознавала ли она то, что так свободно и небрежно упоминая о любовниках, она унижает его? Впрочем, у него нет причин для жалоб. Эдгар никогда не заблуждался насчет ее прошлого, частью которого был он сам. Она никогда не делала из этого тайны.

– Его бедная первая жена много лет подряд страдала от выкидышей и от рождения мертвых детей, – сказал она. – Возможно, к счастью, это не я была бесплодной?

– Был только один ребёнок, который выжил? – спросил он.

– Да, только Джеральд, – ответила она. – Хотя почему выжил именно он, когда все остальные умерли, – загадка. По крайней мере, так всегда говорил Кристиан. Мальчик не был ни высок, ни крепок, ни красив; он был застенчив и робок; он был не слишком умён; он не выделялся ничем, чем стоило бы выделяться молодому человеку. У него был только один талант – девичий талант, по словам его отца. Он играл на фортепьяно. Полагаю, Кристиан был бы только счастлив, если бы никто из его отпрысков не выжил.

Похоже, ее первый муж не был приятным человеком. Эдгар не мог представить себе, чтобы их отец был нетерпим по отношению к нему или к Коре, даже если они и не оправдывали его ожиданий. Его отец – при всем своем твёрдом характере и жесткой деловой хватке, – дарил безоговорочную любовь всем родным и близким, а также и их супругам. Обращался ли сэр Кристиан Стэплтон со своей женой так же, как и с единственным сыном? Видимо, с тем же презрением, с каким она с тех пор относится к себе самой? Может ли это объяснить ее горечь? Ее отчаяние?