Сквозь бездну - Вера Ковальчук

Оживления бойцам из моего отряда это изрядно поубавило. Больше всех пригорюнился Аканш — он, в отличие от меня, должен был следить за ребятами, за тем, чтоб несли службу и не наклюкались. Мне-то в любом случае остаться без праздника не грозило — я должен был пировать вместе со штабистами и самой Аштией.

Именно там-то я с ней и столкнулся — впервые с тех пор, как жезл перешёл из рук в руки. В огромном зале, мрачном, несмотря на обилие магических светильников, которые способны были оживить, казалось, даже отсыревшую пещеру, ждали столы. На них диковато было смотреть — накрытые скатертями и уставленные ступенчатыми блюдами с угощением, они вносили диссонанс в чисто демонический интерьер бывшей тронной залы. Или как там называются у демонов подобные помещения официозного назначения.

Госпожа Солор встречала каждого приглашённого, к каждому считала себя обязанной подойти с любезной фразой, с вопросом о самочувствии и настроении.

Стоило только на неё посмотреть, и все вопросы, в чём были причины прежнего невнимания, и куда она пропадала, снимались сами собой. Глаза были уставшие, набрякшие, синева под глазами лишь отчасти спрятана старательно, густо наложенной косметикой. Но смотрела она бодро, удовлетворённо, хоть — я мог бы побиться об заклад на что угодно — предпочла бы сейчас не пировать, а отоспаться наконец.

Ко мне Аштия подошла с весёлой улыбкой и полным бокалом, но глаза смотрели строго.

— Спасибо за помощь, — произнесла женщина, сильно понизив голос. — До сих пор не было возможности даже словом перемолвиться. Но ты мне простишь, я надеюсь. Победа всегда — уйма забот.

— Да понимаю, понимаю.

— Надеюсь, ещё пока не до конца понимаешь. Но всё впереди, ты прекрасно начал. Быть тебе крупным чином.

— Ты, видимо, планируешь для меня что-то ещё?

Она задумчиво и как бы в колебаниях посмотрела мне в глаза. Снова я ощутил себя так, словно не понимаю чего-то очень важного, причём по собственной недалёкости.

— Да, конечно, планирую, и, разумеется, ещё не раз буду прибегать к твоей помощи. Понимаю, тебя очень уязвляет то, что я вроде бы общаюсь с тобой только для того, чтоб дать очередное поручение.

— Я помню, что это не так.

— Хорошо. У тебя возникает ощущение, будто бы я приблизила тебя к себе лишь потому, что ты чрезвычайно полезен, что обладаешь даром, которым в нашем мире едва ли кто ещё обладает. И теперь эксплуатирую твою «особость» в хвост и в гриву. С одной стороны, это так. А с другой… Думаю, ты уже понял, что в нашем мире, единожды заняв место в общественной иерархии, человек уже не покидает рамок своего сословия. Верно же?

— Да, но к чему ты это говоришь?

— Сейчас объясню. Сему правилу есть небольшие исключения. Например, теоретически представитель воинского сословия может подняться в ряды знати. За большие заслуги перед короной, по особой милости его величества и при соблюдении определённых условий. Значительных условий. Конечно, такое намного менее вероятно, чем женщина из знатной семьи, сделавшая серьёзную воинскую карьеру, но всё же случается.

— Ты о себе сейчас?

— О женщине, сделавшей воинскую карьеру? Это о бабке, конечно. Видишь ли, вообще говоря, место уроженки нашего мира — у хозяйства, у мужнего ложа, у люльки, — Аштия иронично и беспощадно скривила губы. — И достижения моей бабки могут показаться запредельными. Но с точки зрения закона это не так. По закону любой представитель знати призван управлять, вне зависимости от пола. Закон же говорит о том, что, родившись в каком-то конкретном сословии, человек в нём же должен умереть. Это делает государственную и общественную систему совершенной, как кристалл, а жизнь — спокойной и предсказуемой. Человек с самого начала точно и уверенно знает, на что он имеет право, к чему может стремиться, чем ограничен. Исключения есть, их немного, как я уже говорила.

— И?

— Сейчас объясню. Титулы даются простолюдинам из сословия воинов крайне редко, и лишь тогда, когда есть возможность образовать новый, подкрепив его соответствующим куском земли. Очень редко когда освобождается старый. Ты же понимаешь — чтоб у умершего лорда вообще никаких наследников не осталось, ни по мужской, ни по женской линии — это же нереально. Сейчас идёт, по сути, завоевание большой новой провинции. Здесь будут учреждены административные области и — что естественно — новые титулы. Их получат те, кто по-настоящему отличатся в этой войне. Да, я признала тебя названым братом, но это положение лишь чуть выше, чем положение приживалки. Сладкий кусок хлеба обеспечен, но чести и полной свободы нет. Ты уже отличился в Аскенале, если хорошо себя покажешь в Мероби и Ардауте, у тебя появятся реальные шансы на получение титула. Понимаешь?

— Ты хочешь вытянуть меня в число знати?

— Я готова всеми силами способствовать твоему возвышению. Но сделать это за тебя не могу и не захочу. Хотелось бы, чтоб ты понимал: титул — самое большее, на что можешь рассчитывать ты, чужак.

— Да, понимаю. Думаешь, сдюжу?

— С чем именно? С управлением областью? Почему же нет?

— Всё-таки демонический мир, не человеческий.

— Понимаю твои сомнения. Но тебе не стоит на этот счёт волноваться — тебя всегда поддержат имперские оккупационные войска. Но даже если и нет… Видишь ли, на земли и титул в самой Империи, в человеческом мире, ты рассчитывать не можешь. Даже не потому, что ты чужак. Но и поэтому тоже. В конце концов, Серт, всегда лучше иметь титул без земли, чем никакого титула. Положение представителя знати даст тебе возможность делать любую карьеру, в том числе и полноправно войти в Генеральный штаб.

— Вот ты к чему.

— Да. Путь к высшим чинам воинской иерархии простолюдинам практически полностью закрыт. В этом смысле Раджеф, например, достиг допустимого максимума. Но даже этот максимум — исключение, подтверждающее правило.

— Для мужа ты тоже постараешься добиться титула? — усмехнулся я.

Аштия смотрела на меня со вдумчивостью человека, на ходу решающего задачу из областей высшей математики — с огромным напряжением, но успешно.

— А ты уверен, что ему это нужно?

— Не могу даже приблизительно себе представить, что вообще ему нужно. Ты его лучше знаешь.

— Раджеф на своём месте, и он это хорошо понимает. А ты хочешь большего. Я же чувствую. Вижу.

— Я просто не знаю, чего хочу, вот в чём беда. Это если откровенно говорить.

— Всё верно. Но если человек не знает, чего хочет, значит, он хочет золота и власти. И то, и другое в избытке даст тебе титул, карьера и толика здравого смысла, которой ты не обижен, — она помолчала. — Я хочу, чтоб ты на меня не сердился даже в том случае, если тебе покажется, будто я прочно забыла о нашей дружбе. Я во многом воспринимаю людей утилитарно, сказывается влияние воспитания, положения, всего моего образа жизни. Даже с тем, к кому искренне привязана, я иной раз веду себя подобным образом. Прости и постарайся понять.

— Думаю, что понимаю.

— В таком случае, надеюсь, ты сможешь понять, что, рискуя твоей головой, причём иной раз очень серьёзно, я делаю это не затем, чтоб прикрыть собственную спину. Мне приходится думать о тысячах спин.

— Да я, собственно, никогда тебе особо не завидовал. — Я с любопытством смотрел на женщину. — И не особо тоже. Ты действительно затеяла весь этот разговор, просто чтоб доказать мне своё хорошее отношение?

— Тебя смущает этот способ?

— Наоборот. Всё стало кристально ясно и прозрачно. И даже надежда появилась. Не думаю, что я совсем не понимаю, какую заветную возможность ты передо мной открываешь. Это очень мудро — поманить своего человека морковкой, да так, чтоб он на сложные задания сам рвался изо всех сил.

Прозвучало это зло, но Аштия, похоже, поняла меня правильно, потому что охотно посмеялась тоже, и в глазах женщины была искренняя улыбка, а не вымученное её подобие.

— Что ж, получается, этот разговор был выгоден и мне, и тебе. Но сегодня не надо думать о делах. Расслабься. Может быть, завтра уже придётся выдумывать новую хитрость и новый план действий.

— Как оптимистично.

Мы разошлись в разные стороны, вполне довольные собой и друг другом. Не планируя усиленно дегустировать вина, я особенно налегал на закуски, радующие своим разнообразием после утомительно-скучной походной еды.

Вот, значит, как оно всё обстоит на самом деле. Мне светит самое настоящее высокое положение в имперском обществе! Пусть титул из каких-нибудь последних, не обеспеченный владениями, дающими сносный доход, — какая разница! Если я войду в ряды знати, чужаком больше не буду и смогу быть уверен в своём благополучном имперском будущем. Даже без больших денег всегда буду уважаем, всегда смогу заработать хоть что-то, и не самым унизительным, не самым тяжёлым трудом.

А Моресна-то как обрадуется! Мысли о жене были чем-то вроде солнечных лучей, пробившихся в просветы облаков, осветивших и согревших. Я сам не заметил, что улыбаюсь. Вот уж действительно, скорее бы отпуск, увидеть её, побыть с ней. И уже казалось не важным, что тогда я женился на ней, не вполне любя. Она была моей женой, ей отвечало теплом моё сердце, и это значило сейчас намного больше, чем страсть.