Спят усталые игрушки - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где? – спросил один.
– Второй этаж, – ответила врач.
Санитары, гремя носилками, понеслись наверх, перескакивая через ступеньки. Оставшиеся принялись методично обрызгивать едко пахнущей жидкостью холл.
– Что вы делаете? – возмутилась я.
Но никто не ответил. Бригада действовала быстро, ловко, споро. Не прошло и двух минут, как появились носилки. Я обомлела.
Кешу упаковали в большой черный мешок, как труп. Только лицо открыто, но на нем холщовая маска, респиратор и очки.
– Что это? – пробормотала я.
– Собирайтесь, – велел командный голос.
– Куда?
– С нами поедете.
Из кухни вышли с обалдевшими лицами Ирина и Катерина.
– Зачем? – недоумевала я.
– Тревога номер два, – пояснил глухо голос.
Из-за дурацкой одежды непонятно, кто с вами разговаривает – мужчина или женщина.
– С места не сдвинусь, – твердо заявила я, усаживаясь в кресло, – пока не объяснитесь…
– Тревога номер два! – с ударением повторило существо неизвестного пола.
– Ваш сын привез из Индии черную оспу, – пояснил один из врачей, таскающих баллон, – всех общавшихся с ним необходимо изолировать.
В висках мелко-мелко застучали молоточки, Ирка взвизгнула.
– Как черная оспа? – пролепетала я. – Откуда?
– Он делал прививки перед полетом в Дели?
– Нет.
– Ну и что вы хотите, – продолжал сипеть через респиратор врач, – в Индии постоянно вспыхивает эта зараза. Очень безответственно отправляться в такую страну без прививки.
Нас впихнули в «рафик», Кешку уже увезли на другой машине.
– Но наверху больная девочка, потом, у нас живут гости.
Врач плотно закрыл дверь и ответил:
– В доме останется эпидемиологический пост, всех прибывающих поместят в изоляторы.
– Что же с нами будет? – поинтересовалась Катерина.
Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.
– Если черная оспа тревога номер два, то номер один какая болезнь? – робко тронула я за рукав доктора.
– Чума, – сообщил инфекционист.
Глава 19
Очевидно, стресс каким-то образом повлиял на зрение и память, потому что совершенно не помню, как нас вели и куда. Очнулась только в маленькой комнатенке с убогой обстановкой: железная кровать, железный стул и тумбочка, смахивающая на допотопный сейф без дверцы. Прямо в комнате, словно в тюремной камере, находился устрашающего вида, но кристально чистый унитаз без бачка. В нем с ревом неслась вода. У стены небольшая раковина. Но больше всего изумляла входная дверь. К ней был приделан очень необычный ящик.
Ничего не понимая, я рухнула на кровать и машинально пощупала простыни – бумажные. Потекли минуты, затем часы. Ко мне никто не приходил. Ровно в семь за дверью залязгали железки. В двери приоткрылось окошко, две руки в резиновых перчатках высунулись из ящика и протянули бумажную тарелку с пластмассовой ложкой.
– Ужин, – раздался утробный голос.
Я схватила поданное – пшенная каша, кусок хлеба и граммов двадцать масла.
Ящик снова приоткрылся, и те же руки протянули одноразовый стаканчик с тепловатой бурдой.
Есть не хотелось. Молча поковырявшись в каше и даже не попробовав «чай», я улеглась и попыталась задремать.
Не тут-то было. Ящик снова ожил.
– Посуду, – велел «баландер».
– Позовите врача, – попросила я, отдавая тарелочки, стаканчик и миску.
Никакого ответа. Вдруг из коридора раздался громкий, резкий голос:
– Сливу вам в жопу, мудаки сраные.
Так, значит, Алиску тоже запихнули сюда, и она теперь выражает негодование всеми доступными способами. «Кормушка» прикрылась, опять тишина. Я вновь улеглась на тощую, воняющую каким-то лекарством подушку. Одежду отобрали, взамен выдали ночную сорочку с невероятным экстремальным декольте. Меня стала трясти ледяная дрожь.
Кое-как согревшись, попыталась заснуть, стараясь не думать о завтрашнем дне. Черная оспа! Помню, была ребенком, когда в начале шестидесятых один столичный художник, побывав в Индии, привез в Москву эту страшную заразу. Он и его семья как будто бы скончались, квартиру выжгли, входную дверь забили просмоленными досками. Соседи по лестничной клетке съехали кто куда, а в школах спешно провели вакцинацию детей. Господи, наши животные! Одни в доме, бедняги, скорей всего голодные.
Дверь распахнулась. На пороге возник приятный мужчина. Я кинулась к нему, подхватывая падающую с плеч рубашку.
– Что с Кешей?
– Полный порядок, – оповестил, улыбаясь, доктор, – у вашего сына ветрянка!
– Ветрянка?
– Именно так, – сиял врач, – сейчас быстренько по домам отправитесь.
Я взглянула на часы – полпервого.
– Прямо ночью?
– В принципе можем оставить, – сверкал белозубой улыбкой доктор, – продержим до утра, только на вашем месте бежал бы из инфекционного отделения по-быстрому.
И тут до меня наконец дошла информация. Ветрянка! Никто не умрет! Скорей в Ложкино!
– Как могли устроить нам такое, – накинулась я на врача с кулаками, – уму непостижимо! Перепутать с черной оспой!
– Тише, тише, – забормотал «гиппократ», отступая в коридор, – у вашего сына инфекция в такой форме, что живого места ни на лице, ни на теле нет. Опять же, приехал из Индии, вот врачи сразу и не разобрались. Лучше перебдеть, чем недобдеть.
Хлопая тапками, я добежала до комнаты с табличкой «Выписка».
– Муся, – завопила Маруся.
Я оглядела присутствующих: Ольга, Маня, Ирка, Катерина, Филя, Алиска. Все в жутких рубашках.
– Мудачье рогатое, – бушевала балерина, – ну завтра им мало не покажется. Филя, нашлешь на них настоящую чуму!
Санитарка приволокла огромный мешок.
– Берите одежку.
Ольга ткнула пальцем в пакет.
– Что это?
Нянечка потупилась:
– Ваши вещички в дезкамере побывали.
Морщась, Зайка засунула тоненькую ручку внутрь и выхватила жутковатого вида брючки – серые, в черных потеках и пятнах. Следом появился маленький свитерок, больше всего напоминающий дохлую мышку.
– Боже, – ахнула невестка, – у нас такого не было!
Но я уже узрела брошку в виде золотой ветви и мрачно произнесла:
– Это мое.
– При дезинфекции одежда линяет и может сесть, – принялась оправдываться техничка. – Я ни при чем, как велят, так и делаю.
Мы молча рылись в мешке, отыскивая вещи. Наконец все облачились, и я не сумела сдержать смех. Алиска в жеваном платье цвета скисшего кефира. Зайка в слаксах, превратившихся в бриджи, и рубашечке в серо-буро-зеленую клетку. У Мани из пуловера торчат голые по локоть руки, а джинсы, ставшие из голубых отчего-то зелеными, не застегиваются. Филя так и не смог влезть в водолазку. Она теперь сгодится только для Барби. И у всех сморщенная обувь без каблуков, шнурков и стелек.
– Оделись? – весело спросил входящий доктор. – Ну и чудненько, теперь идите по аллейке до ворот, там такси поймаете.
Ни у кого, даже у Алиски, просто не нашлось слов.
– Давайте, давайте, – торопил врач, – все хорошо, что хорошо заканчивается.
– Что с Кешей? – закричала Маня.
– Все изумительно, – восторгался доктор, – переправили в детское отделение и положили к ветряночникам. Завтра ему станет лучше.
Он буквально вытолкал нас на улицу. Пронизывающий холод моментально залез под одежду. Клацая зубами, мы вылетели на проспект и принялись махать руками. Но ни одна машина не собиралась останавливаться.
– Я бы тоже ни за что не взяла группу бомжей, – резюмировала Зайка.
– Деньги у нас есть? – поинтересовался Филя. – У меня, например, ни копейки.
– Так наколдуйте быстренько, – не удержалась я.
Шаман побагровел.
– Ладно вам ругаться, – примирительно одернула меня Алиска и вытащила скукоженный кошелек, – у меня сто баксов.
Но появившаяся на свет бумажка оказалась девственно-чистой. Дезкамера превратила стодолларовую банкноту в обычный листок.
Тут из ворот больницы вырулила труповозка. Машина притормозила, и женщина-шофер осведомилась:
– Из инфекции выписали?
– Да, – закричали мы на разные голоса, – подвезите до дому.
– Садитесь, – велела женщина.
Мы разом влезли в труповозку.
– Для нас самый сейчас подходящий транспорт, – вздохнула Ольга, – попросим ее подождать у дома, пока за деньгами сбегаем.
– Вот, – тихо сказала Ирка, вытаскивая из кармана мятую, но совершенно целую нашенскую пятисотрублевую банкноту. – Дарья Ивановна утром дала на бытовую химию, а я купить не успела.
– Надо же, – восхитилась Алиска, рассматривая бумажку, – а еще говорят, что их доллар – деньги. Да перед нашими он просто говно! Рублики-то никакая дезинфекция не берет!
Утром, спустившись в столовую, мы с Зайкой принялись оценивать ущерб. Все стены в потеках, мебель и ковры липкие. Но хуже всего выглядели животные. Пуделиха превратилась в огромный клейкий шар, мопс безостановочно чихал и кашлял. Снап, с виду совсем нормальный, пластом лежал под креслом, Банди постоянно рвало, а йоркширская терьерица, обладательница роскошной серо-золотой шерсти, сильно смахивала на мокрую кошку. Впрочем, во что превратились наши киски, пока не знаю. Клеопатра и Фифина куда-то подевались.