Повелительница леса (СИ) - Май Татьяна

Я перевернула страницу и увидела карандашный набросок девушки с корзиной трав. В девушке без труда угадывалось родное лицо.

— Это и есть та самая смертная? — Флориан пристально вглядывался в рисунок. — А она красотка. Не зря подцепила эльфийского наследника на раз-два.

— Прояви немного уважения, это вообще-то моя мама, — прошептала я, переводя потрясенный взгляд на Флориана. В его черных глазах отражались отблески пламени от костра.

— Серьезно? То-то я смотрю, она мне кого-то напоминает.

— В комнате Исилендила я тоже видела рисунки, но они были больше и в цвете. Еще он кричал что-то про девку, вскружившую голову наследнику. Я приняла эти слова на свой счет. Думала, он говорит обо мне и Элрике, но теперь ясно, что он имел в виду своего сына и мою маму! На рисунке она выглядит моложе, ей наверное столько же лет, как мне сейчас. Но как?… Ведь мама никогда ничего мне не рассказывала.

— Читай дальше. Может, это вовсе не твоя мама, а просто похожая на нее смертная, — легкомысленно заявил Флориан.

Я скептически на него посмотрела, но не стала спорить, однако на следующей странице обнаружила еще один рисунок.

— Это же мой дом! — выпалила я, слишком потрясенная, чтобы разговаривать тише.

«Однажды мы вместе с Мириам сажали позади ее дома лекарственные травы (я хотел помочь, но оказалось, что моя сила не работает в мире смертных). Я был неосторожен и укололся о куст барбариса. Когда капля моей крови упала на землю и впиталась, на ее месте поднялся высокий красный мак. Мириам была очарована и напугана».

— Надо же, какой любитель эффектов! — фыркнул Флориан.

Я проигнорировала его комментарий, слишком зачарованная прочитанным. Чуть ниже, записанная маминой рукой (ее почерк я бы узнала из миллиона), обнаружилась та самая песня, которую я сама пела не так давно. Под стихотворными строками стояла приписка:

«Моему Лаирасулу. Пусть те капли крови будут единственными».

— Моя мама любила эльфа — потрясенно протянула я. Дневник выскользнул из моих рук. — Да не простого, а лунного принца! Ну, дела! И что это значит?

— Что в вашей семье все неравнодушны к эльфам? — предположил Флориан.

Я щелкнула единорога по носу.

— Ай! За что?

— За несерьезное отношение! Часто ты слышал, чтобы наследники эльфийского престола влюблялись в смертных?

Флориан задумался лишь на секунду.

— Лиатрис, насколько я могу судить, была не прочь приятно провести время со смертным. На твоем месте я бы так не обольщался.

Я припомнила историю про бывшую супругу Элрика, изменившую ему накануне свадьбы.

— Не обижайся, но эльфы редко настроены серьезно по отношению к смертным, — продолжал Флориан. — Лаирасул, заскучав в Исил Наллэ, запросто мог выбрать твою маму, чтобы скоротать несколько месяцев своей бессмертной жизни. Такое редко, но случается. Особенно, когда красота эльфиек начинает приедаться.

— Ты что, так делал? — с интересом спросила я.

— Вот еще! Мне хватало лесных и лунных эльфиек.

— Хвастун!

— Когда это правда считалась хвастовством? — возмутился единорог.

Я не ответила, а, подняв дневник, снова уперлась взглядом в строчки. Не могла моя мама полюбить обманщика! Но почему тогда она вышла замуж за Генри? Что случилось? Неужели Лаирасул действительно ее обманул?

«Я по-настоящему счастлив. Скоро я стану отцом. Мириам словно изнутри наполнена светом, она стала еще прекрасней (возможно ли?). Я уверен, что будет дочь. Чувствую это, и Мириам тоже. Мы решили назвать ее Вивиан».

Дневник повторно выскользнул из моих ослабевших рук.

— Исилендил — мой дедушка, а Идриль — тетка? Рехнуться можно, — пробормотала я. Почему-то именно этот факт выбил меня из колеи. — Ты хоть понимаешь, что это значит? — обратилась я к замершему Флориану.

— То, что с родственниками тебе не повезло. Это во-первых. А во-вторых, ты у нас, оказывается, полукровка, — задумчиво сказал Флориан.

Я покосилась на него, Странно, но он не выглядел удивленным, скорее задумчивым и слегка раздосадованным.

— И что мне это дает?

— Ничего, так же, как и мне, — загадочно сказал он.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты хоть понимаешь, откуда твой дар? От твоего царственного папаши, Лаирасула. Он слышал деревья и даже мог управлять погодой. Только он, готов поспорить, справлялся со своим даром куда как лучше.

— Ты его знал? — тихо спросила я. — Моего отца?

Флориан качнул головой.

— Немного. Но теперь я вижу, что у тебя его волосы, такой же безумный огненный оттенок. С Лаирасулом дружил Элрик, тебе лучше расспросить своего муженька, когда он очнется.

Я вспомнила картину во дворце Исилендила. И задорно улыбающегося на ней эльфа. Вот почему на маскараде Исилендил так странно смотрел на меня и допытывался, откуда я родом! Я напомнила ему сына. А еще эти его странные слова про храбрость, когда я пришла к нему в комнату. Пытаясь сморгнуть набежавшие слезы, я тупо смотрела в огонь. Флориан подтолкнул меня в плечо.

— Читай, что там дальше. Про венец что-то есть?

Кивнув, я снова взяла дневник и, пролистав несколько страниц, на которых Лаирасул продолжал расточать комплименты моей маме, ухватилась взглядом за строчки:

«Сегодня я пришел к отцу, чтобы рассказать ему о своих чувствах к Мириам. Она должна стать моей королевой, а дочь — наследницей Исил Наллэ. Но отец и слушать не захотел. Кричал так, что из его парадного портрета вылетел сапфир и куда-то закатился, что не прибавило отцу настроения. По его словам, смертная женщина не пара потомку древних эльфийских королей, а наш ребенок — позор рода. Отец предложил мне выбор — или остаться в Лунной Лощине, навсегда забыв о Мириам, или убраться, забыв о своих корнях и тем самым уберечь от позора Идриль. Ведь если станет известно о моей связи с Мириам, на Идриль не посмотрит ни один знатный эльф. И откуда у мудрых столько глупости? Ведь любовь — это именно то, ради чего стоит жить любому существу на земле и неважно, из какого ты рода. Мы все равны перед богами».

Еще несколько столь же пылких рассуждений занимали страниц десять. Я читала, и у меня было странное ощущение: это написал мой отец Настоящий отец. И судя по тому, как он любил мою маму, меня он бы любил не меньше. И хотя мой отчим Генри был мне хорошим отцом, ему порой не хватало мягкости и ласки, что так необходимы при воспитании каждой девочки.

— О, уже что-то интересное, смотри! — голос Флориана вернул меня к действительности.

«После очередной ссоры с отцом, осыпанный его проклятиями, я принял решение уйти из Исил Наллэ. И так и сказал отцу об этом. Оказывается, все это время он думал, что моя любовь к Мириам — наваждение, навеянное молодостью и глупостью. Конечно, мне всего лишь триста сорок лет, но я уверен в том, что делаю. Вчера ко мне приезжал Элрик. Пытался образумить, как он выразился, меня. Говорил о том, что смертным доверять нельзя и человеческая девка просто запудрила мне мозги».

— Сел на своего любимого конька, — проворчал с интересом читавший Флориан.

«Я прогнал Элрика. Хотя в прошлом он и имел печальный опыт общения со смертными, но моя Мириам другая. Нельзя судить о цветущем саде по нескольким сорнякам.

Итак, я отрекся от своего рода, от своих корней, но в моем сердце нет места грусти. Чем была моя жизнь до встречи с Мириам? Пустотой. И бесконечной скукой.

Наша с Мириам дочь появится на свет в месяц сулимэ, в день Восхождения Луны, как и подобает истинной таурэтари. Родись она в Исил Наллэ, в ней бы проснулся мой дар, но мы не властны над написанной богами судьбой».

— День Восхождения Луны — это еще что такое? — спросила я единорога.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— По летоисчислению смертных это 14 марта.

— Все верно, — кивнула я. — Я родилась в этот день.

«В час иволги ко мне пришла Идриль. Она была встревожена и сказала, что отец замыслил ужасное — он нанял наемников, чтобы убить мою Мириам. Если я хочу спасти ее, то должен поторопиться. Я знаю, где отец хранит венец. И я один знаю о его тайных свойствах. Для отца это просто очередная безделушка, которая тешит его тщеславие. Для нас с Мириам — возможность навсегда спрятаться от моего отца, потому что черные алмазы сказали мне, что могут скрыть того, кто не хочет быть обнаруженным, а Мириам очень привязана к своей земле».