В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф

Ночь принесла с собой первую дозу подстерегающих впереди опасностей. Когда спустилась тьма, накатил густой туман, и Паулу да Гама потерял из виду фонари, вывешенные на корабле брата. На следующий день туман поднялся, но жутковатая тишина не развеялась: не было ни следа ни «Сан-Габриэла», ни остального флота.

У португальцев был большой опыт подобных злоключений, и «Сан-Рафаэл» пошел к островам Зеленого Мыса, условленному месту первого рандеву. На рассвете следующего воскресенья, после почти недели пустого горизонта, дозорные заметили первый из островов [300]. Час спустя показались транспортный корабль и «Берриу», направлявшиеся туда же. Но «Сан-Габриэла» все еще нигде не было видно, и пока суда перегруппировывались, с них тревожно перекрикивались матросы. Корабли пошли дальше запланированным курсом, но почти тут же ветер стих и паруса повисли. Четыре дня корабли дрейфовали в штиле, когда наконец 26 июля дозорные разглядели «Сан-Габриэл» в пяти лигах впереди. К закату они нагнали его, и братья подвели корабли достаточно близко друг к другу, чтобы созвать совет. В знак всеобщей радости трубачи затрубили в трубы, а канониры давали один за другим залпы из пушек.

На следующий день воссоединившаяся флотилия прибыла на Сантьягу, самый большой остров в архипелаге Зеленого Мыса и бросила якорь в защищенной бухте Санта-Мария. Реи и снасти уже требовали ремонта, и корабли простояли тут неделю, а заодно взяли на борт свежие запасы мяса, пресной воды и дерева. 3 августа они снова вышли в море и сперва пошли под парусами в восточном направлении – к побережью Африки, потом взяли курс на юг. Теперь они находились во внушающей ужас зоне экваториального штиля, где корабли то попадали в ловушку затишья, когда экипажам грозила медленная смерть от голода и жажды, то становились жертвой переменчивых порывов ветра и внезапно налетающих штормов, когда суда бросало по волнам и даже ветеранов морских походов терзала морская болезнь, а новички, держась за животы, травили за борт днями напролет. Один такой шквал расколол надвое грот-рею на «Сан-Габриэле», и огромный квадратный грот-парус заполоскался как сломанное крыло: два дня флот лежал в дрейфе, пока рею меняли на запасную.

Возобновив плавание, корабли двинулись на юго-запад, что привело их в самое сердце Атлантического океана.

Во время каждого из предыдущих известных плаваний капитаны, включая Бартоломео Диаша, держались береговой линии, медленно и с трудом пробираясь к югу вдоль Африки. Не на сей раз. Возможно, португальцы отправились с тайной миссией – такой тайной, что никаких следов ее не сохранилось: разведать характер и направление ветров в Южной Атлантике. Возможно, они догадались, что корабли с квадратными парусами гораздо хуже каравелл пригодны для того, чтобы бороться с юго-восточными ветрами и северным течением у этого отрезка побережья. Или удачное стечение обстоятельств вкупе с интуицией заставило Васко да Гаму искать в открытом океане мощный ветер, который по дуге понес бы его корабли против часовой стрелки к южной оконечности Африки. Если так, то маневр был поразительно рискованным. Если поймать подходящий момент, западные ветра со всей скоростью погонят флот к месту назначения. Если допустить ошибку, его отнесет назад к побережью Африки – или еще хуже: сдует за край известной земли [301].

Людям да Гамы оставалось только довериться своему командору. Единственными их спутниками были огромные стаи цапель, державшиеся наравне со флотом, пока однажды ночью с биением крыльев не повернули в сторону дальнего берега. Однажды большой переполох учинил кит, который внезапно всплыл неподалеку. Вероятно, матросы, как это уже было в другом плавании, подняли страшный шум, стуча в барабаны, кастрюли и котлы, чтобы заранее отпугнуть кита на случай, если ему захочется поиграть и он перевернет корабль [302]. В остальном же они занимались своими делами и понемногу приспособились к повседневной морской рутине.

Каждые полчаса день и ночь в песочных часах перетекал из одной половины в другую песок. Каждый раз, когда юнга их переворачивал, звучал корабельный колокол; после восьмого сменялась вахта. Уходящие сдавали вахту со старинным присловьем:

– Вахта сменилась, склянки пробили! По милости Божьей мы ветер словили! [303]

Каждый день на борту начинался с молитв и пения гимнов. Каждое утро по приказу боцмана палубные матросы откачивали воду, просочившуюся в трюмы, собирали воду с палуб и драили доски. Другие поправляли снасти, чинили прорехи в парусах и плели новые лини из перетертых канатов, а канониры прочищали и пристреливали пушки. Готовясь к залпу, они сначала заряжали в длинное дуло каменное ядро, затем забивали пороховой заряд в цилиндрический металлический патрон. Открытый конец этого патрона вставляли в казенную часть дула и подносили к запальнику тлеющий фитиль. При стрельбе лучше было держаться подальше, как себе на беду обнаружил в 1460 году король Иаков II Шотландский:

«И пока сей правитель, более любопытный, нежели пристало ему самому или величию его сана, стоял рядом с канонирами, когда давался залп, его берцовую кость надвое расколол осколок плохо отлитой пушки, разорвавшейся при выстреле, от чего он был повержен наземь и в тот же час умер» [304].

Если обходилось без неприятных происшествий и под рукой было достаточно заранее начиненных порохом зарядов, можно было поддерживать медленный, но равномерный обстрел.

Пока грохотали орудия, слуги и юнги начищали доспехи господ, стирали и чинили их одежду. В трюмах баталер [305] ежедневно проводил ревизию продовольствия и снаряжения. Кок варил единственную горячую еду за день на заполненной песком жаровне на палубе, и получившееся густое варево матросы ели из деревянных плошек руками или орудуя небольшими ножами. Каждый член экипажа, начиная с капитана, получал одинаковый основной рацион на день: полтора фунта сухарей, две с половиной пинты воды, толику уксуса и оливкового масла вкупе с фунтом соленой говядины или полфунтом свинины либо – в постные дни – риса с треской или сыром [306]. Деликатесы вроде сушеных фруктов приберегались для элиты – они сыграют ключевую роль, позволив офицерам сохранить здоровье.

Офицеры отдавали приказания со шканцев (помост главной палубы за грот-мачтой) или взбирались по лесенке на полуют, представлявший собой крышу юта в кормовой части судна, откуда открывался лучший обзор. Тем временем штурманы вычисляли местонахождение корабля и корректировали курс. Учитывая, что в распоряжении у них имелись инструменты самые элементарные, задача была трудоемкой. По мере того как суда продвигались на юг, Полярная звезда смещалась к горизонту, пока наконец, приблизительно на девяти градусах северной широты, не коснулась моря и не скрылась за горизонтом. Новичкам, впервые проводящим ночь под южными небесами, казалось, что мир внезапно перевернулся. Даже ветераны качали головами, прежде чем приспособиться к новому небосклону. Португальцы первыми из европейцев столкнулись с проблемой навигации к югу от экватора, и без Полярной звезды в качестве путеводной они научились рассчитывать широту, измеряя высоту солнца в полдень. Щуриться прямо на солнце (опять же если его не застили облака) было не самым приятным занятием, а поскольку тогда еще не придумали прибора для измерения времени, который был бы точен в море, делать замеры и расчеты приходилось по несколько раз, подгадывая момент, когда солнце находится на самой верхней точке дуги. Кроме того, солнце было менее надежным Полярной звезды. Поскольку его эклиптика не соответствует небесному экватору, – иными словами, поскольку его путь по небу не совпадает с проекцией земного экватора на небо, – угол его меридиана относительно экватора разнится в зависимости от дня года. Штурману, желавшему определять свою широту по солнцу, приходилось компенсировать эту переменную. Опять же у португальцев была фора. На кораблях да Гамы имелись так называемые Таблицы солнца, длинные навигационные таблицы определения склонения солнца с указаниями по их применению, составленные еще комиссией математиков короля Жуана II в 1484 году. В таблицах приводились данные о склонении солнца – его меридианного угла к экватору в полдень – на каждый день года, а инструкции объясняли штурману, как применить ту или иную цифру к собранным показаниям. Учитывая трудоемкость наблюдений и расчетов, многие предпочитали отказаться от небесной навигации и плыть, полагаясь на интуицию, но Васко да Гама был твердым поборником правил.

Что до долготы, определить ее не было вообще никакого способа. Штурманы полагались на навигационные счисления, которые сводились к выдвигаемым на основе опыта догадкам относительно скорости корабля с учетом направления, которое показывал компас. Этот архиважный инструмент помещался в углублении под полуютом, поближе к тому месту, где из кормы выступал румпель. Намагниченная игла крепилась к карточке с розой ветров, и все вместе устанавливали на штифте в круглой чаше. Сам прибор освещался крошечной масляной лампой и был заключен в деревянный короб с козырьком. Запасные иглы и карты, равно как и куски адаманта для перемагничивания игл тщательно оберегались. Когда вахтенный офицер выкрикивал приказ изменить курс, то, налегая на румпель, поворачивающий рулевое весло, рулевой посматривал на компас возле себя. Учитывая, что обзор ему закрывали паруса и носовой бак, фигуры матросов и палубное снаряжение, зачастую рулевой только по одному компасу мог определить, куда направляется корабль.