Пора охоты на моржей - Владилен Леонтьев

Увэленстрой вселил надежду, а Лебедев и Лосицын везде встречали приветливые улыбки, были желанными гостями. В июне провели изыскательские работы, сделали разметку. Увэленцы охотно помогали прорабу Ледяные Глаза вбивать колышки, где должны были встать новые дома, таскали теодолит с тяжелой треногой, держали рейку. Увэленстрой работал.

Незаметно прошел июль. В августе стал на якорь пароход-снабженец и выгрузил продовольственные и промышленные товары. В сентябре пошли суда с севера. На них, отработав три года, возвращались полярники. Увэленский промкомбинат к этому времени уже приобрел известность, и каждый полярник страстно желал купить памятный чукотский сувенир. Промкомбинат из-за отсутствия тары не смог вывезти свою продукцию, Склад был забит изделиями, и директор промкомбината гостеприимно открывал двери склада. И полярники да и команда судна мешками покупали меховые вещи: тапочки, расшитые бисером, цветными нитками и белым как снег оленьим волосом, оригинальные коврики из утиных головок и нарядные торбаза из белого и серого камуса, а перед изделиями из кости у людей разбегались глаза, и они с большим удовольствием покупали гравированные клыки, собачьи, оленьи упряжки, ножи для бумаги в чехлах, пудреницы, броши и пеликенов. И обязательно смотрели, есть ли марка промкомбината на торце изделия. Если ее не было, то тут же в мастерской просили мастера поставить свой автограф.

Прошли суда. Успокоился Увэлен, но все ждали, ждали терпеливо. И вдруг радость! В конце сентября Главсевероторг сообщил телеграммой, что в адрес промкомбината целевым назначением направлена тысяча кубометров строительного леса. А через день эту весть подтвердил капитан судна «Клара Цеткин», сообщил дату прихода и просил подготовиться к разгрузке.

Стоял октябрь. Могли начаться штормы. На счастье, льда, еще не было, но на случай шторма предусмотрели все. Если будет прибой и ветер с моря, то решили предложить капитану буксировать катером стропы леса к берегу, распускать их и бревна вылавливать акынами — закидушками. Но пароход с лесом не пришел. Распоряжением директора райторга при поддержке вышестоящих инстанций пароходу «Клара Цеткин» было предложено заход в Уэлен отменить, сгрузить четыреста пятьдесят кубометров леса в поселке Лаврентия, остальной — в Анадыре. Капитан судна категорически отказался от захода в поселок Лаврентия и Анадырь и выгрузил лес в поселке Провидения. Пришла успокоительная телеграмма, что лес в обязательном порядке будет доставлен на следующий год. И с этого времени стали пухнуть папки у директора промкомбината и начальника Увэленстроя. Писали докладные, обоснования о необходимости и важности строительства в районные, окружные организации и даже в Москву. Никто не отказывал, все понимали и соглашались, что это важно, что это нужно. О промкомбинате не забыли. Нет!

На следующий год завезли навесы для дверей и форточек, косяки, двери и рамы, дверцы для печей, колосники, чугунные плиты с конфорками, гвозди всяких размеров, шурупы, скобы, оконное стекло, кровельное железо, толь и рубероид, восемь тысяч добротного красного кирпича и даже первый гусеничный трактор марки НАТИ Харьковского завода. А леса не было.

Лебедев и Лосицын часто проводили долгие зимние вечера в семье Глебова. Это были культурные, интеллигентные люди, понимающие, зачем и для чего они приехали на Чукотку, вели не первую стройку на Севере, но вынужденное безделье стало подавляюще действовать и на них. Лосицына все чаще и чаще увэленцы видели подвыпившим, и это их удивляло.

Глебов с Лебедевым пытались воздействовать на прораба, но тот исступленно кричал:

— Сам бы взял в руки топор, научил бы чукчей рубить настоящие дома! Дайте лес! Лес! Лес!

Лебедев держался, но был хмур и неразговорчив, избегал встреч с чукчами. Перечитал все книги в поселковой и школьной библиотеках, взялся за книги на полярной станции, не пропускал ни одного фильма и просматривал их по нескольку раз. А в последнее время зачастил в мастерскую, где мог часами сидеть молча и, не шелохнувшись, наблюдать за работой косторезов. В его голове рождались планы. Помещение для черновой обработки кости надо бы сделать с капитальными стенами, чтобы шум работающих станков, визг циркулярки и стук тесел не раздражали мастеров… Граверов и мастеров по рельефной резьбе, которые работают тихо и сосредоточенно, поместить бы в изолированную комнату, отдельная комната нужна и мастерам по фигурной резьбе. И еще он заметил одну интересную особенность. Не все косторезы могли долго сидеть на табуретке за высоким столом. Устав, они пересаживались на пол где-нибудь у окна, вытягивали ноги и так могли работать целый день. Может, для них сделать специальные низенькие верстаки? Но все это было лишь мечтой.

Пока существовал Увэленстрой, оставалась хоть какая-то надежда, но когда его ликвидировали, то всем стало понятно, что никто ничего строить не будет.

— Как же так, Влятик? — прошептал Итчель. — Разве так можно делать?

Все с укором смотрели на Владика, словно он был виноват во всем случившемся.

— Разве мы плохо работаем? — спросил кто-то.

— А может, наши костяшки никому не нужны?

Владик не мог ответить на все вопросы косторезов, но ему было за них обидно.

В этот раз косторезы долго в мастерской не сидели и молча один за другим разошлись по ярангам.

Дома Владик застал Лебедева и Лосицына. Не спала и мать. Все сидели на кухне за столом и тоже говорили об Увэленстрое.

— Сколько было строек, но с такой безответственностью сталкиваюсь впервые. Какой позор! — возмущался Лебедев.

— В конце концов кто осмелится не выполнить постановление правительства? — говорил отец, размахивая левой рукой. — Можно тянуть с выполнением постановления, но отменить его нельзя. Если Чукотторг виноват, то при чем тут чукотские косторезы? Чукчи доказали, что они могут работать, а их искусство — это же полярное чудо! Что я завтра скажу косторезам? Как я буду смотреть им в глаза? Я этого так не оставлю. Я… — и тут отец схватился рукой за правый висок. Опять начался приступ головной боли.

— Хватит, Слава, нельзя же все принимать к сердцу так близко, — успокаивала его мать. — Идите, идите домой! — сказала она гостям. — Вы же видите, что ему плохо!

— Подожди, мать, — пытался сопротивляться отец. — Фу, черт! В глазах туман! Круги какие-то!

Владик помог матери уложить отца в постель.

Владик «схватил» девушку

Весной в жизни Владика произошло большое событие: он влюбился. Влюбился первый раз и, как он думал, по-настоящему.

Из далекого северного поселка Иннун приехала погостить в Увэлен к пушнику Гэманто девушка Валя Тынэринтынэ, Владик знал ее еще тогда, когда ему было девять лет, а ей — шесть.

И вот он снова встретил Валю. Она стала взрослой. Белокурая, с тонким, слегка курносым носиком, она больше походила на русскую девчонку, и лишь чуть-чуть раскосые глаза говорили о ее чукотском происхождении. Как и все подростки, она была худенькой и костлявой. Она ни в чем не уступала мальчишкам-сверстникам: могла начать с ними борьбу и побороть, а в беге никто из них не мог ее опередить.

Вначале Валя, как и Нина Номнаут, которую Владик стал забывать, задорно посмеивалась над ним, а он не обращал на нее внимания и никак не реагировал на насмешки. Но однажды, когда Владик приволок с припая две нерпы, она подошла и тихо сказала:

— Влятик, возьми меня с собой на охоту!

И было в этой просьбе что-то тревожное, зовущее и совсем не походило на те насмешки, которые она бросала ему вслед.

Владик смутился и тоже ответил тихо:

— Но ты же девчонка…

— Мне дедушка всегда говорил, что я не девчонка, а мальчишка. Думаешь, я стрелять не умею, да? — обиделась она и ушла.

Владику стало не по себе: напрасно обидел девушку. И вечером, набравшись смелости, он зашел к Гэманто и долго пил там чай. Говорил больше Гэманто, все расспрашивал про охоту, про мастерскую. Валя с Маюной, дочкой Гэманто, сидели в сторонке, делали вид, что чем-то занимаются, и похихикивали. Выпив три кружки чая, что не очень-то понравилось Гэманто, который считал, что юноша не должен пить много воды, Владик выбрался из полога и уже из чоттагина спросил:

— Ты же на охоту хотела?

— Но у меня нет винтовки.

— Я достану, — пообещал он.

На охоту Валя с Владиком, конечно, не пошла, так как для этого нужна была не только винтовка, но и многое другое, да и не пустил ее Гэманто, который был твердо убежден, что женщинам охота ни к чему. Но теперь Владик почти каждый вечер приходил пить чай, а потом они с Валей стали встречаться где-нибудь на берегу или под скалами у местечка Ёпын. И Владику было хорошо с Валей. Она понимала его и любила слушать рассказы об охотничьих похождениях, а Владику уже было о чем рассказать. Разговаривали они по-чукотски. Владику нравилось, как она говорит на чистом женском языке, как взрослая женщина, и если он скажет: