Расскажите мне сказку на ночь - Юлия Саин

даже осознавая что он вряд ли ответит взаимностью. Нет, он – не сноб и ко всем относится по доброму и с уважением, но по –настоящему любит он редко. Не распыляется. Так уж он устроен. Кто знает, возможно всё гораздо проще, и он просто боится влюбиться, дабы не растерять свою загадочность и мистицизм.

У Ленинграда особые отношение с Богом. Конечно, Господь любит всех и всё, что создал, но за этим местом он следит особо внимательно. Оно нужно России. России нужны души людей, живущих здесь. Ведь большинство людей в мире давно лишились душ. Точнее будет сказать их души умерли.

Петербургские крыши охраняют ангелы. Я их видел и даже успел пообщаться. Было это на крыше одного из домов по Зверинской улице, что на Петроградской стороне. Именно тогда я впервые познакомился с городом, разбивающим вдребезги сердца. Он раскинулся передо мной и казался каким-то нереальным. Город –мираж, величавый, гордый, неприступный и самое главное – до конца не понятый никем. Слишком он глубокий, объёмный и непредсказуемый.

Воздух был сырой и прохладный. Стоя на крыше, я оказался ещё ближе к осени. Пахло осенними листьями и чудом. Как пахнет чудо спросит вы меня? Я отвечу – оно пахнет, как Петербург. Запахи в Петербурге еле уловимые, а не насыщенные и резкие, как в некоторых городах. Иногда кажется, что он не пахнет ничем. Лишь изредка в ноздри проникает еле уловимый загадочный аромат. Аромат прошлого, настоящего и будущего в одном. Когда ты в Ленинграде, ты оказываешься вне времени. Ты просто есть. Неважно, что было, неважно, что сейчас и уж тем более неважно, что будет. Тебя нет, ты растворился в нём.

Я боялся оказаться в России. Всё время бегал по Западным странам и не решался взглянуть в её сторону. Ведь страшнее всего подойти к тому, кого любишь больше всего на свете. Очень сложно говорить люблю, когда действительно любишь.

Меня приютила Петроградка, точнее – Зверинская улица (в прошлом Большая Никольская). Эта часть города поклоняется Петропавловскому собору. Петроградская сторона – место особое. Возможно, у меня сложилось такое ощущение оттого, что это был первый район Петербурга, который я увидел. Не знаю. Меня поразила эта петроградская самобытность и самодостаточность. Её девиз – «я живу как хочу и мне наплевать, что вы обо мне думаете».

Мне показалось – это самое близкое к Скандинавии и Северной Европе место. Взять например, основной корпус доходного дома семьи Линдвалей на Каменноостровском проспекте или доходный дом Путиловой с мудрыми филинами у входа, что на Большом проспекте Петроградской стороны. Доходный дом Путиловой – настоящая Финляндия. Бесконечные финские леса, населенные животными и нечистью. Пахнет свежестью озер и елками.

Пожирая глазами Петербург, я иногда вспоминал дачу писателя Леонида Андреева в Ваммельсуу. Хоть я видел ее только на фотографиях, которые показывала мне мама, этот дом запал мне в душу. Я четко представлял себя в нем: Я бегаю по комнатам, вдыхаю запах дерева. Особенно мне нравится одна небольшая комнатушка на первом этаже. Там я прячусь от леса. Почему-то иногда в меня проникает страх. Связано это с одной навязчивой идеей – мне кажется, что вокруг этого дома нет ничего, кроме бесконечного зеленого моря. Оно обладает еще большей силой, чем океан. Из него невозможно найти выход. Деревья постоянно меняют своё месторасположения, дабы запутать тебя, а кукушка молчит, словно немая. Страх смерти и предчувствие чего-то ужасного. Лучше не выходить из дома. Лучше забиться в угол, свернуться калачиком и помечтать о чем-то светлом. Можно, например, представить радугу. Радуга всегда к хорошему. Бог создал её для того, чтобы люди не унывали и верили в лучшее.

Лес этот ждал меня, но ничего хорошего встреча с ним не предвещала. Он заберет меня и я больше не увижу белого света. Свет скроется за высоченными елями и соснами. Лишь деревья и запах мха. Я буду бегать, размахивая хвостом и шевеля своими ушами, бегать в поисках человеческого жилища. Возможно, найду какой-нибудь охотничий домик и заночую там. Или хотя бы загляну в окошко и через него получу какую-то связь с реальным миром, где что-то да происходит.

Петербург – город где впервые за всю свою жизнь я спокойно спал. Я видел в окно Петропавловскую крепость и испытывал чувство необычайного восторга. Такое обычно испытывают люди перед каким-нибудь торжественным мероприятием. Хочется на бал. Хочется снова туда, в девятнадцатый век, к Пушкину, где всё было иное, более живое и благородное. Хотя наверное, многим кажется, что вот тогда-то было лучше. Это скорее просто тоска по утраченному, по тому, что никогда не вернется..

«Башня Грифонов» на Васильевском острове – пожалуй самая странная достопримечательность города на Неве. Эта башня является подтверждением того, что все человеческие существа независимо от возраста верят в сказки. Они просто жаждут их слышать. Желтый дворик – колодец, в котором кажется до сих пор пахнет лекарствами и обыкновенная на первый взгляд кирпичная труба, шепчущая что-то небольшому кусочку неба над ней. Из нее, словно птицы, вылетают цифры, кричащие о бесконечности.

Седьмая линия Васильевского острова, все тот же двор с «Башней грифонов» и я. У меня было чувство, что я пришел сюда умирать. Помните стихотворение Иосифа Бродского:

Ни страны, ни погоста

Не хочу выбирать.

На Васильевский остров

Я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

Я впотьмах не найду

Между выцветших линий

На асфальт упаду

И душа неустанно

поспешая во тьму

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

на затылок снежок,

и услышу я голос:

– До свиданья, дружок

И увижу две жизни

Далеко за рекой

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой.

– словно девочки –сестры

Из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

Очень даже обо мне, только, если поменять апрель на декабрь и «равнодушную отчизну» на непонятую. Почему я бежал от нее? Зачем метался? Почему позволил страху победить себя?

Моя жизнь не стоит ни гроша, ведь она была лишь пустой, бессмысленной борьбой с самим собой. Я снимаю кожаные перчатки и вижу свои уже красивые руки. Мороз обжигает мне пальцы, но мне все равно. Кому я нужен, если променял данную богом душу на красивое тело? Мне становится плохо. Цифры летят в небо, их огромное количество. Самая большая – 8. 8 – бесконечные мытарства.

Не отрекаются любя, а я отрекся. Признаюсь, мне хотелось забыть, отречься. Даже не желал вспоминать откуда моя мама. Хотя, порой, до дрожи в теле, хотел оказаться там на мосту у каменных