Правда о зомби. Секретные проекты спецслужб - Юрий Фролов

А тогда, среди приговоренных Нюрнбергским трибуналом, о величии Германии кричал Фрик. «Нет!»- как бы пытаясь в последний миг спасти свою сатанинскую жизнь и власть, вопили Йодль с Розенбергом. И лишь Франк, как порождение Иуды, канцелярским стилем заявил: «Прошу Всевышнего, чтобы он милостиво принял меня к себе».

Какому богу они молились? Во всяком случае не христианскому, хотя по национальным праздникам для вида посещали церковь.

В официальном коммюнике Международной комиссии по приведению в исполнение приговора Нюрнбергского трибунала значится: «Тела главных военных преступников, казненных 16 октября 1946 года в Нюрнберге, были сожжены, и пепел тайно развеян». Не символичны ли эти строки, не несут ли они явный роковой смысл, итог судьбы «великих завоеваний»? Главари рейха разожгли по всей Европе «костер инквизиции», этот же костер в итоге поглотил их самих, а пепел их монстрских душ развеян по воле истории.

Но, к сожалению, вместе с пеплом не развеялась и не была уничтожена сама идея фашизма и мирового владычества. Поверженные кумиры остались кумирами для тех, кто продолжает грезить бредовыми идеями «Майн кампф» и расового превосходства. Как не вспомнить слова Бертольда Брехта, что «чрево фашизма еще способно рожать». Наверное, в этом афоризме скрыта двуликая суть человека, в котором живет раб и господин, миротворец и убийца. Какая из сутей побеждает в драматические моменты истории? Многое, очень многое зависит от выбора народа, от того, как он умеет слушать своих лидеров и какие силы начинают властвовать толпой — силы света или силы тьмы, древних, жестоких инстинктов без нравственных заповедей.

История обмана, ошибочного выбора лидера немецкой нации, история вознесения кумира и обработки миллионов мозгов не была бы полной без истории государства, с которым противоборствовал фашизм, без судьбы Сталина, которая в чем-то дополняет общий портрет тирана, свойственный XX столетию.

В судьбе Гитлера и Сталина есть общие черты, но много и разного. Роднит их способ идеологической обработки масс, умение играть на заветных народных желаниях. Биографию Сталина и этапы его прихода к власти и правления проанализировали Д.Волкогонов и другие отечественные и зарубежные историки. Факты эти известны широкой общественности, поэтому остановимся лишь на некоторых моментах биографии Сталина, постаравшись увязать их с наиболее трагичными годами российской истории. Схематически путь деспота к власти одинаков для многих эпох, но история не любит однообразия. Так: ив биографии Сталина есть свои странные, неоднозначно трактуемые места, и они по-особому смотрятся на фоне специфической судьбы России.

Считается, что жизнь Сталина отечественными и зарубежными историками формально исследована досконально, но тем не менее в ней немало мутных пятен, которые дают возможность и мистикам высказать довольно логические соображения на этот счет. Правда, эта логика непривычна многим, потому что она интуитивна и зачастую либо вообще не имеет материальных доказательств, либо опирается на двоякое прочтение некоторых документов, касающихся жизни и деятельности величайшего из деспотов России.

Например, своеобразно — поскольку оно чисто фактическое — мнение доктора философских наук Д. Волкогонова по вопросу отношения Сталина к религии в его книге «Триумф и трагедия». Высказывая некоторые предположения мистиков и свои собственные, мы можем проследить развитие и метаморфозы некоторых духовных качеств Сталина. И все это постараемся сделать в контексте его влияния на народное сознание.

Так, Волкогонов отмечает, что будущий ярый атеист «Иосиф Джугашвили был одним из лучших учеников семинарии. Он много читал, отличался блестящей памятью. Его всегда привлекала идея „Бог как Абсолют“, а положение „Бог как абсолютная благость“ казалось лишенным большого философского смысла». Стало быть, уже в те годы в юной душе выходца из простой семьи тщеславие стало тем кощунственным скальпелем, которым он препарировал Божье слово и учение, выискивая только те положения, которые отвечали терзаемой искушениями его душе. «Бог как Абсолют»- может быть, в этой философии он искал ключи к власти на Земле? Если он считал не столь важным вопрос «Бог как абсолютная благость», значит, уже тогда, будучи начитанным семинаристом, знакомым с общей историей цивилизации, понял, что самоутверждение среди людей несовместимо с благостью в человеческом сердце? К такому выводу его толкали и обстоятельства не слишком сытой жизни. А примеры Ивана Грозного и Петра I, для которых милосердие было отвлеченным понятием? Очень заразительные примеры для юного мечтателя Джугашвили. «Аз помазанник Божий!»- восклицал Иван Грозный. Живя в иное время и в иных обстоятельствах, Сталин через десятилетия не воскликнет чего-либо подобного, но, умело манипулируя мнением Политбюро, сделает свою персону «великой, всевластительной» в глазах потрясенных и покорных современников.

В семинарии и еще в некоторый период своей жизни, как отмечает Волкогонов, Сталин любил цитировать Библию. Странное пристрастие души, которой уже начало овладевать демоническое начало. Нам кажется, что Библия притягивала человека, тщательно скрывавшего свои жестокие, порочные черты, — притягивала своей мудростью, возвышенной одухотворенностью, неизъяснимой нравственной силой. Притягивала тем, чего не было в душе самолюбивого гордеца, ступившего на путь революционной борьбы. Волкогонов пишет: «На II съезде РСДРП, который проходил в Лондоне в церкви Братства (не жестокая ли ирония судьбы: разрушители собираются в храме?! — Лет.), Сталин в беседе произнес, что Священное Писание гласит: „Повяжи свою шею истиной и милостью“. И при этом пошутил (!), что милость ему вроде бы ни к чему, а истиной он должен еще овладеть».

В этой трактовке реалиста Волкогонова скрыта еще одна важная мысль мистического плана. Согласитесь, что даже в самых точных фактах всегда есть определенная недосказанность и более глубокий смысл. Так — ине без основания — считали древние мудрецы Греции. Речь идет о глубинной связи вещей, событий и человеческих действий в природе.

Говоря, что милость ему ни к чему, Сталин одновременно перед партийным собеседником подчеркивал свою атеистическую позицию и выказывал уже созревшее в тайниках души решение: добиться если не власти, то высокого положения в партийном движении, но, если потребуется, прийти к цели по трупам соратников. Это и стало происходить в реальности в 1929 году, когда Сталин почувствовал, что достаточно укрепился в партийных верхах, и пришел к выводу, что пора кончать с правой и левой оппозицией.

Прежде чем рассмотреть вопрос о психологическом состоянии Сталина в период проводимых им репрессий, рассмотрим заключительную часть его фразы о том, что «милость ему вроде бы ни к чему». Затем он сказал, что истиной должен еще овладеть. Какой истиной? В этом, кажется, заключается важный мотив к пониманию его дальнейшего душевного перерождения. Можно предположить, что в партийной беседе на II съезде РСДРП истину он понимал двояко: дальнейшее развитие марксистского движения в России и свою роль в нем, а также — истину проникновения в высшее руководство власти в случае успеха большевиков. А это уже был его глубоко личный вопрос, «святая святых высокомерно мстительной и властолюбивой натуры».

В портретах, данных Волкогоновым, Буллоком и другими авторами, Сталин, восходя по ступенькам партийного руководства, внешне выглядел убежденным атеистом. Однако Волкогонов тактично оговаривается при этом: «.отношение Сталина в личностном плане к Богу, думаю, остается его личной тайной». Добавим, что не все понятно и с отношением Сталина «к черному мистицизму». А ведь с этой позиции его безжалостное хладнокровие при устранении соратников в 30-е годы приобретает иное объяснение, иной оттенок — немного запредельный для привычного понимания поступков тирана. Пытаясь набросать его мистический портрет, обратимся к метафилософу Даниилу Андрееву. Он имеет свой взгляд на проблему поиска Сталиным «истины». В понимании Д. Андреева Сталин с юности был подвержен демоническому влиянию, которое с годами все усиливалось.

Анализируя детскую фотокарточку Сталина, Даниил Андреев как духовидец, отмечает следующее: «Удивительно странный лоб, настолько сниженный и суженный кромкой черных, гладко прилизанных, надвинутых „как ермолка“ волос, что это производило бы впечатление дегенерации, если бы под волосами не обозначался поразительной формы череп — конический череп — не закругляющийся плавной линией назад, а вздымающийся вверх и вверх до самой маковки. Заостряясь, он наконец увенчивается той выпуклостью, которая говорит о высокой мистической одаренности. в очертаниях сухих и бледных, стиснутых губ — упорство, бессердечие и странная неинтеллигентная тупость. А глаза, напряженно сдвинутые, глядят так угрюмо, самоуверенно и с такой заведомой враждебностью ко всему, что перед ними находится, какой никогда не встретишь у ребенка».