К югу от Вирджинии - Валерий Бочков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В сторону солнца, – пробормотала Полина. – В сторону солнца надо идти.
Она пошла. Время от времени поднимала камыш вверх и проверяла направление. Появилась странная уверенность, что она шагает прямиком к шоссе, к машине.
– В сторону солнца! – весело пропела она и тут увидела змею. Полина едва не наступила на нее, черная гадина ленивой восьмеркой обвивала толстые стебли. Полина застыла, хотела завизжать, но горло схватила судорога. Змея подняла голову, глаза были похожи на две черные бусины.
Полина качнулась, ей показалось, что она сейчас грохнется в обморок. Она повернулась и напролом бросилась назад. Камыши хлестали по лицу, по рукам, несколько раз она спотыкалась, падала. Тут же вскакивала и неслась дальше. Неожиданно заросли стали ниже и поредели, Полина увидела холм с рощей, за рощей дорогу. Не останавливаясь, она добежала до шоссе. На обочине стоял ее «Форд».
Задыхаясь, она перешла на шаг. Доплелась до машины, раскинув руки, упала на капот, прижалась щекой к теплому железу. Было тихо, из рощи доносился птичий гомон, над ухом мирно зудела какая-то мошка. Полина лениво отмахнулась, подняла голову. На стекле, за щеткой дворника белел лист бумаги, Полина вытащила, это была страница, вырванная из книги. Полина развернула, часть текста была обведена красным карандашом: «… в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее».
32
Полина на ходу захлопнула входную дверь, взбежала по лестнице на второй этаж. Распахнула шкаф, дотянувшись до верхней полки, достала Библию. Начала быстро листать, руки тряслись и не слушались; наконец, она нашла Откровение. Страница была вырвана из этой книги. Она расправила бумагу, поглаживая грязной ладонью по листу. Линия обрыва идеально совпала.
Она сняла грязную одежду, свалила на пол, отодвинув ногой в угол. Стянула и скомкала рваные колготы, бросила в мусорную корзину. Встала под душ. Пятки были в ссадинах и порезах от озерных ракушек. Полина взяла мочалку и начала тереть, от ног по ванне поползли розовые полоски. Полина, вывернув оба крана до упора, зажмурилась, подставила лицо под колючие струи.
К началу вечерней службы она опоздала, церковь была полна. Орган сонно гудел, перебирая басами, вдруг звук оборвался, эхо улетело под купол. Все стихло, и тут вступил хор, из многоголосия выплыл тенор:
– Благодарим Тебя, Всемогущий Боже, что укрепил нас спасительным даром Твоим, и молим Тебя ради милости Твоей…
– Милости Твоей! – подхватил хор.
– Да утвердится им наша вера в Тебя и искренняя любовь среди всех нас, ради Иисуса Христа Господа нашего. Аминь!
– Аминь! – откликнулся хор.
– Аминь! – нестройно пропели прихожане, встали и начали креститься. Полина тоже перекрестилась. Пригнувшись, она прошла боковым нефом, села с краю на лавку. Соседка, крупная рыжая тетка, повернула к ней толстое лицо с красными от слез глазами. Полина улыбнулась и кивнула.
– Молитва в покое – есть дар благодати, – звонко пропел тенор. Хор ладно подхватил, прихожане тоже начали подпевать, рыжая тетка, громко фальшивя, скосила взгляд на Полину. Та беззвучно стала открывать рот.
Орган проснулся тонкой нотой и тут же обрушился могучим аккордом, бас, казалось, загудел в скамье, в плитах пола. У Полины перехватило горло, она тихо всхлипнула, рыжая соседка вытирала слезы скомканным платком. Хор гремел:
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже!
Полина вместе со всеми пропела:
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!
Тенор взвился на октаву выше:
– Слава Тебе!
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, – откликнулся хор и прихожане.
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, – подхватила Полина. Соседка скривила лицо, рыдая, завыла в голос. Впереди кто-то сильно захлопал в ладоши, где-то сбоку завизжал младенец. Все вплелось в мощную коду.
На северный амвон поднялся человек, он не вышел к пюпитру, а незаметно остался стоять в тени. Постепенно шум стих, кто-то еще долго кашлял, младенец вконец разревелся, и его, наконец, вынесли. Человек на амвоне поднял руку. Сверху вспыхнул софит, Полина узнала директора Галля. Директор приподнял стойку микрофона, хрипловато произнес:
– Добрый вечер, дорогие мои… Добрый вечер.
Полина ожидала жаркой речи, пафоса и огня, голос директора звучал по-домашнему обыденно, даже скучно.
– Ну и град был вчера! – Галль, отвернувшись от микрофона, прокашлялся в кулак. – Не меньше голубиного яйца. А еще этот пожар, у озера. Ну и денек, да? А еще кто-то говорит, что у нас в Данциге скука, ничего не происходит.
В зале сдержанно зашумели, кто-то засмеялся.
– Ну да, вот и я о том же, – улыбнулся директор. – Сначала пожар, потом град! Но вот о чем я подумал – ведь и то и другое от Бога. Ведь все на земле и в небе от Бога, без Его ведома и волос не упадет. Ведь так?
Слушатели согласно закивали, заерзали, кто-то уронил то ли зонт, то ли клюку на пол.
– Но откуда тогда зло? Ведь Бог добрый, не будет же Он нарочно творить зло? Бог есть высочайшее Добро, абсолютное Добро, ведь так?
Прихожане примолкли.
– Откуда это, если все это создал Бог. Большее и высочайшее Добро создало добро меньшее, но и Творец и тварь – добры. Откуда же зло? Не злой ли была та материя, из которой Он творил?
Директор сделал паузу, Полина услышала, как потрескивает фитиль у свечки.
– Он придал ей форму и упорядочил ее, ибо оставил в ней что-то, что не превратил в доброе? Почему это? Или Он был бессилен превратить и изменить ее всю целиком так, чтобы не осталось ничего злого. Он, Всесильный? И наконец, зачем захотел Он творить из нее, а не просто уничтожил ее силой этого же самого всемогущества?
Директор поглядел наверх, словно оттуда могли ответить.
– Или она могла существовать и против Его воли? А если она была вечна, зачем позволил Он ей пребывать в таком состоянии бесконечное число времен, и только потом угодно Ему стало что-то из нее создать? А если вдруг захотел Он действовать, не лучше ли было Ему, Всемогущему, действовать так, чтобы она исчезла и остался бы Он один, цельная Истина, высшее и бесконечное Добро?
Полине стало душно, она расстегнула куртку, кнопки клацнули, рыжая соседка осуждающе скосила взгляд и закусила губу.
– Я не стану спорить с Блаженным Августином, но, на мой взгляд, все гораздо проще. Проще и логичнее. Бог оставил зло не по недосмотру или лени, зло было намеренно оставлено для нас – людей, тварей Божьих. Зачем? Резонный вопрос. – Галль усмехнулся. – И вот вам логичный ответ.
Он потер ладони, сухой звук шершаво прокатился по церкви.
– Зло оставлено для испытания нас. Я не про искушения и грехи говорю сейчас. Он оставил зло, чтоб посмотреть, как мы с ним будем справляться, сможем ли мы его одолеть… зло это. Ведь Господь не только творец, он еще и воитель. И, создав нас по образу и подобию Своему, Он вдохнул в нас и этот дух, дух борьбы.
Директор говорил громче, он выпрямился, положив крепкие кулаки на крышку пюпитра.
– Если ты видишь зло и ничего не делаешь, то считай, что ты соучастник этого зла! Если зло распускает свои ядовитые цветы в твоем саду, а ты беспечно качаешься в гамаке, то не удивляйся горькому урожаю! Не плачь, не вопрошай Всевышнего: «Как же так, Господи? Ведь я не грешил, молился, за что ж Ты меня караешь?»
Последнюю фразу директор проговорил высоко – картавым потешным голосом, но никто даже не хихикнул.
– А я скажу тебе – за что. – Галль приблизился к микрофону, медленно произнес: – За соучастие.
Христос, грустно склонив голову, смотрел вниз с креста на собравшихся, небо за витражами потемнело, Полине хотелось страшно пить, она облизнула сухие губы. Пауза тянулась бесконечно. Потом директор открыл книгу и начал читать вслух:
– Да погибнут от лица Твоего, Господи, как они и погибают, суесловы и соблазнители, которые, заметив в человеке наличие двух желаний, заявили, что есть в нас две души двух природ: одна добрая, другая злая. Злы же на самом деле они, ибо злы эти их мысли, но и эти люди могут стать добрыми, если постигнут истину и достигнут согласия с истиной.
Галль запнулся.
– А если нет? – Он обвел взглядом прихожан. – Если эти люди не могут стать добрыми? Если они продолжают творить зло, развращать наших детей своим примером. Ведь дети сами еще не в силах отличить сочное яблоко от ядовитой смоквы. Что ж, мы будем стоять в стороне и наблюдать, как гибнут наши дети? Не схватим за руку мерзавца, убаюканные ложным христианским миролюбием и всепрощением?
Директор сделал паузу, угрожающе поднял кулак:
– Или…
– Схватим за руку! – буркнул бас.
– Раздавим гадину! – звонко раздалось из первых рядов. Полине показалось, что она узнала голос Хильды.
Галль стукнул кулаком по пюпитру:
– Да! Раздавим!
Прихожане одобрительно загалдели, поднялся шум. Директор, улыбаясь, терпеливо ждал. Потом кивнул кому-то в сторону, тихо, словно крадучись, вступил орган. Галль приблизился к микрофону: