Найти Эдем (Сборник) - Алексей Корепанов

Словно чья-то неумолимая рука пригнула голову Грона, и сердце превратилось в тяжелый камень, тонущий в бездонной черной топи… Вольный боец слез с коня, медленно направился к зеркалу. Каждый шаг давался с усилием, будто вокруг была вода, будто не ноги были у него, а неуклюжие массивные железные лапы, совершенно негодные для ходьбы, а годные только для того, чтобы застыть, поддерживая окаменевшее тело, среди бескрайней, бескрайней пустыни. Некуда было спешить, потому что никто уже не ждал его…

Однако Крут еще дышал. Бледным было его мокрое от пота лицо, взлохмаченные волосы слиплись от крови, густой темной лужей застывшей на тропе. Ноги его засосала трясина, но Крут не делал уже никаких попыток вырваться из болота, отползти подальше от края. Он смотрел в распростершуюся над ним пустоту и не видел стоящего рядом Грона, ничего уже не видел. Чуть в стороне лежал окровавленный боевой топор.

Вольный боец всматривался в болото, но кроме плаща, ничего не говорило о том, что там погрузились в пучину конь и всадник. Оступился ли Топотун на узкой тропе? Упал ли в трясину, сраженный рукой смертельно раненного Крута? Или умирающий седок, падая, увлек его за собой?

— Где Вальнур? — онемевшими губами спросил Грон, наклоняясь над беспомощным Крутом.

На мгновение ожили бесцветные глаза, беззвучно открылся рот, шевельнулся язык. Крут приподнял руку, повел в сторону то ли болота, то ли зеркала — и вновь уронил, скользнув пальцами по сапогу вольного бойца.

Грону показалось, что кусок солнца, сорвавшись с небес, опалил голову, жаром брызнул в виски. Вне себя от ярости, он схватил за плечи безвольного Крута и резко столкнул в темную траву. Густой волной нахлынул тошнотворный болотный запах, удовлетворенно вздохнула топь, принимая жертву, — и вновь застыла под солнцем.

Грон шагнул на зеркальную поверхность и замер, не сводя глаз с небольшого черного предмета, лежащего на краю зеркала совсем рядом с болотной травой. Кусок драконьего когтя, добытый для ясноглазой Оль! Может быть Вальнур не сгинул в болоте? Может быть он провалился в зазеркальные пространства — и вернется, обязательно вернется? Живым. Живым! Он — жив?..

Вольный боец в отчаянии ударил каблуком по твердой поверхности зеркала, горячо желая, чтобы она разверзлась от этого удара и открыла вход в иной мир, пусть даже полный неведомых опасностей.

Зеркало не дрогнуло, зеркало равнодушно отражало небесную пустоту.

…Долгим казался путь назад, к черной гряде, за которой ждала Рения. Враги были уничтожены, но горечь переполняла душу вольного бойца. Тинтан… Ал… Вальнур… Можно ли быть счастливым после этих потерь, даже добыв напиток счастья?

Жара постепенно спадала, небо вновь, как и накануне, окутывала невесомая пелена. Деревья уныло склоняли пыльные ветви, лес застыл в мрачном оцепенении, не суля никаких радостей одинокому всаднику. Невеселые думы монотонным хороводом кружили в голове Грона.

Он спустился с холма, проехал ущельем, где от камней струился жаркий воздух, пропитанный смрадом смерти. Уже можно было не остерегаться внезапного нападения из-за поворота или сверху, со скал, но Грон по-прежнему не ослаблял внимания — осторожность, даже казавшаяся излишней, не раз спасала ему жизнь.

Проследовав вдоль гряды, вольный боец достиг скрытой скалами выемки, где осталась девушка. Она не вышла навстречу — вероятно, заснула, утомившись от тревожного ожидания и переживаний. Ее конь стоял под солнцем, понурив голову.

«Милая, разве так привязывают коней?» — с нежностью подумал Грон, подъезжая ближе. Окинул взглядом выемку и понял, что никто не привязывал скакуна, а, скорее всего, он сам зацепился поводьями за каменный выступ. Выемка была пуста, и лежал под скалой его голубой плащ, а чуть в стороне одинокий женский сапожок.

И занималось еще одно утро, очередное утро рождалось из чрева ночи, и ушла темнота, и вновь проступила дорога — длинная, почти бесконечная дорога, ведущая от Снежных Гор через холмы, равнины и леса неведомого края. Утро было свежим и чистым, в лесу еще не проснулись птицы, и слабо розовеющий край небес пока не предвещал грядущую дневную жару.

Утро было тоскливым и мрачным. Грон не спал всю ночь. Лежал на спине, невидяще глядя на звездные россыпи, готовый вскочить на ноги при каждом шорохе, и принимая каждый шорох за приближающиеся легкие шаги… Хотя отчетливо понимал, что девушка не вернется ночью.

Он чуть не загнал коня в суматошной скачке по камням, он рыскал наугад, то спеша вслед за уходящим к горизонту солнцем, то пускаясь в противоположную сторону; он изорвал одежду, взбираясь на скалы, чтобы беспомощным взглядом еще и еще раз окинуть пустынное пространство; он бродил по лесу на холме и кричал, и звал, распугав птиц, пока не охрип от крика…

Уже в темноте он вернулся на поляну, где лежали тела Ала, Тинтана и убитых врагов. В изнеможении упал на траву, из последних сил сопротивляясь сдвигающимся стенам отчаяния. Еще оставалось место надежде — он неистово хотел верить в том, что Рения жива. Жива! Просто железная птица унесла ее в свое гнездо — но он найдет это гнездо, это логово, и вызволит девушку, и никакое железо не устоит перед ним.

Тяжелой была бессонная ночь, тяжелой и мучительной, но утро он встретил, уже загнав в глубину все чувства и заперев их на прочный замок. Стиснуть зубы — и действовать! Действовать — как бы ни было тяжело. Действовать! «Только Смерть может закрыть глаза Надежде», — так давным-давно сказал кто-то из первых семи мудрецов Искалора.

Вольный боец встал, взял меч и упражнялся в приемах защиты и нападения до тех пор, пока не почувствовал, что мышцы разогрелись, отошли от ночного оцепенения, и готовы работать. Раздевшись до пояса, он растерся обильной утренней росой, поднял с земли боевой топор и, выбрав место у трех деревьев с жесткими, похожими на кинжалы, длинными пятнистыми листьями, принялся за печальное дело.

Копать могилу было непросто — топор мало подходил для этого, — но Грон трудился с ожесточением и все больше углублял узкую прямоугольную яму. Он не знал, по каким обычаям хоронят умерших в стране Колдуна — в Искалоре жгли погребальные костры; кровавые кинжальщики выносили своих мертвецов в пустыню; островитяне по ночам опускали трупы в воду в Бухте Ушедших, привязывая камни к ногам; горцы рассаживали покойников в глубоких сухих пещерах, спиной к спине… Грон не знал, как поступают с мертвыми в стране Колдуна, но, сам не зная почему, решил, что тело погибшего нужно предать земле.

Он вырыл могилу уже после восхода солнца. С головой закутал Колдуна в черный плащ, осторожно опустил на последнее ложе. Засыпал землей, положил на невысокий холмик семь сорванных зеленых ветвей и ломоть хлеба, вылил на хлеб несколько капель вина. Подумав немного, призвал духов рассвета охранять могилу, поскольку решил, что подобная просьба не повредит Колдуну, даже если тот верил во что-то другое и поклонялся другим духам. Духи рассвета не могли повредить никому…