Обнаженное солнце (пер. Н.Виленская) - Айзек Азимов

– Вы единственный роботехник на Солярии? – прервал его Бейли.

– Не говорите глупостей.

– Я только спрашиваю. Доктор Дельмар, например, был единственный… э-э… фетоинженер, не считая его ассистентки.

– На Солярии около двадцати роботехников.

– И вы – лучший?

– Лучший, – ответил Либич без ложной скромности.

– И Дельмар работал с вами.

– Да.

– Насколько я понимаю, перед смертью он собирался прервать ваше сотрудничество.

– Ничего похожего. Кто подал вам эту мысль?

– Сдается мне, он не одобрял вашего холостого образа жизни.

– Наверное. Он был истинный солярианин. Но это не влияло на наши деловые отношения,

– Чтобы сменить тему: вы ведь не только разрабатываете новые модели, но также выпускаете роботов и ремонтируете их?

– Производством и ремонтом занимаются в основном сами роботы. В моем имении есть большой сборочный завод и ремонтная мастерская.

– Ремонтировать роботов очень сложно?

– Очень просто.

– Значит, техника ремонта недостаточно развита?

– Это вовсе не так.

– А как же тот робот, что присутствовал при убийстве доктора Дельмара?

Либич отвел глаза и сдвинул брови, будто в глубокой печали.

– С ним ничего нельзя было сделать.

– Так-таки ничего? Он совсем не мог отвечать на вопросы?

– Ни на один. Бесполезно было и пробовать. Позитронный мозг замкнуло необратимо. Не осталось ни одной неповрежденной схемы. Поймите – он был свидетелем убийства, которому не мог помешать.

– А почему, кстати?

– Кто знает? С ним экспериментировал доктор Дельмар. Я не знаю, в каком умственном состоянии находился робот. Дельмар, например, мог ему приказать приостановить все операции, пока исследовалась одна определенная схема. Если кто-то, кого ни доктор Дельмар, ни робот ни в чем дурном не подозревали, вдруг совершил смертоносное нападение, должно было пройти какое-то время, чтобы потенциал Первого Закона в мозгу робота преодолел блокирующий приказ Дельмара. Время задержки зависит от способа нападения и от формулировки приказа. Могу вам подобрать еще с дюжину причин, по которым робот не мог помешать убийству. Так или иначе, Первый Закон был нарушен, оттого и сгорели все схемы в позитронном мозгу.

– Но если робот физически не мог помешать убийству, разве он несет за это ответственность? Разве Первый Закон требует невозможного?

Либич пожал плечами.

– Первый Закон, несмотря на ваши попытки умалить его, защищает человека до последнего. Он не допускает исключений. Если Первый Закон нарушен, робот погибает.

– Это универсальное правило, сэр?

– Такое же универсальное, как и сам робот.

– Вот я и узнал кое-что,

– Тогда узнайте кое-что еще. Ваша гипотеза убийства как серии безобидных в отдельности поступков роботов в деле Дельмара не срабатывает.

– Почему?

– Дельмара не отравили – его ударили по голове. Кто-то должен был нанести удар, и нанесла его человеческая рука. Ни один робот не возьмет дубинку и не размозжит человеку череп.

– А если робот нажал безобидную кнопку и на голову Дельмара упал замаскированный груз?

– Землянин, – кисло улыбнулся Либич – я был на месте преступления. И не пропустил ни одного выпуска новостей. Убийство на Солярии, знаете ли, дело нешуточное. Я точно знаю, что на месте преступления не было никаких механизмов, никаких падающих грузов.

– И никаких тяжелых предметов.

– Вы сыщик, вот и ищите.

– Если исключить причастность роботов к смерти Дельмара, кто же тогда виновен?

– Известно кто! – крикнул Либич. – Его жена! Глэдия!

Тут, по крайней мере, наблюдается полное единодушие, подумал Бейли. Вслух он сказал:

– А кто же тогда с таким искусством заставил роботов отравить Грюера?

– Ну, наверное… – начал Либич и осекся.

– Не думаете же вы, что убийц было двое? Если Глэдия виновна в одном преступлении, она виновна и в другом.

– Да. Должно быть, вы правы. – Либич вновь обрел уверенность. – Без сомнения, так оно и есть.

– Без сомнения?

– Никто другой не мог настолько близко подойти к Дельмару, чтобы убить его. Он допускал присутствие посторонних не больше, чем я, только для жены делал исключение – а я никаких исключений не делаю. Тем умнее с моей стороны, – рассмеялся он.

– А ведь вы хорошо ее знаете, – резко сказал Бейли.

– Кого?

– Ее. Ту, о ком мы говорим. Глэдию!

– Кто вам сказал, что я знаю ее ближе, чем кого-либо? – Либич чуть-чуть, на дюйм, ослабил застежку у воротника, чтобы легче было дышать.

– Сама Глэдия. Вы вместе ходили на прогулки.

– Так что же? Мы были соседи. Это в порядке вещей, Она мне казалась приятной особой.

– Значит, вы себя хорошо чувствовали в ее обществе?

– Беседы с ней помогали снять напряжение, – пожал плечами Либич.

– О чем вы разговаривали?

– О роботехнике. – В голосе Либича прозвучало легкое недоумение; о чем же, мол, еще?

– И она поддерживала разговор?

– Она ничего в этом не понимала, Ни аза! Но слушала. Сама она забавляется какой-то ерундой с силовыми полями – называется полевая колористика. Меня эти глупости выводят из терпения, но я тоже слушал.

– Личных контактов у sac не было?

Возмущенный Либич промолчал,

– Она вам нравилась? – Бейли попытался с другой стороны.

– Что?

– Она привлекала вас? Физически?

Веко Либича подтянулось и стало ка место, губы скривились.

– Грязная скотина, – буркнул он.

– Ладно, попробуем иначе. Когда Глэдия перестала казаться вам приятной? Вы сами употребили это слово, если помните.

– О чем вы?

– Вы сказали, что находили ее общество приятным. Теперь вы считаете, что она убила своего мужа, Приятные люди обычно так не поступают.

– Я в ней ошибался.

– Но вы поняли, что ошиблись в ней, еще до того, как она убила мужа – если убила. Вы прекратили прогулки с ней за некоторое время до убийства. Почему?

– Это так важно?

– Важно все, пока не будет доказано обратное.

– Послушайте, если я нужен вам в качестве роботехника – спрашивайте, На вопросы о своей личной жизни я отвечать не буду.

– Вы были тесно связаны и с убитым, и с подозреваемой, Разве вы не понимаете, что без нескромных вопросов не обойтись? Почему вы прекратили прогулки с Глэдией?

– Мне стало не о чем с ней говорить, – огрызнулся Либич. – Я был слишком занят. Я не видел смысла продолжать эти прогулки.

– Другими словами, ее общество перестало быть приятным.

– Хорошо, пусть так.

– Почему?

– Потому! – Либич сорвался на крик.

– И все-таки вы хорошо знали Глэдию, – не обращая внимания на волнение роботехника, сказал Бейли. – Какой у нее мог быть мотив?