Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 1 и 2) - В Коковцев

Все свободные минуты за эти два дня я посвятил просмотру газет, чтобы составить себе хоть самое поверхностное представление о том, что делается в России и как определяется преобладающее настроение перед созывом Думы.

Впечатление получилось у меня самое печальное, "Русские Ведомости", "Pyсское Слово" и, в особенности "Речь" совершенно открыто вели ту самую "осаду власти", о которой мне говорил Горемыкин, и проповедовали, что настала пора взять власть в руки народного представительства и только после этого может начаться настоящая законодательная работа, для которой нужно и правительство, ответственное перед палатою и руководимое ею.

"Новое Время" занималось больше полемикою с "Речью", но само, видимо, не знало на какой ноге танцевать. Его передовицы {167} были совершенно бесцветны и противоречили себе на каждом шагу; и даже оплот консерватизма Меньшиков все твердил о силе и власти народного представительства и сводил какие-то мелкие личные счеты, не раз упомянувши и обо мне, не то в ироническом, из то просто в обычном для него, год перед тем, недоброжелательном тоне.

"Гражданин" изощрялся в полемике с Гр. Витте и зло и страстно критиковал его отношение к либеральным кругам и заигрыванию с рабочими, но не говорил решительно ничего ни о новом кабинете ни о том, как смотрит он на создавшееся положение.

В его последних Дневниках проскальзывала, однако, в виде прозрачных намеков вера в то, что Государь, конечно, остановит свой выбор на испытанных и верных ему слугах и не сделает больше той ошибки, которая была сделана в октябре - искать каких-то новых людей, в угоду каким-то общественным течениям.

Государь принял меня в Царском Селе с удивительною приветливостью, превосходившей по своим проявлениям все, к чему Он так приучил меня. Даже дежурный камер-лакей не просил меня обождать в приемной, а сказал, что "Его Величество ожидает Вас и приказал просто ввести в кабинет, когда Вы придете. Они даже опрашивали уже не приехали ли Вы".

Первыми словами Государя, после того, что Он обнял и поцеловал меня, были: "Я не стану Вас благодарить потому, что у меня не хватило бы для этого слов, но Вы и без них знаете какую услугу оказали Вы России тем, что сделали и в такую тяжелую пору и при таких неблагоприятных обстоятельствах. Я следил за каждым Вашим донесением, и Витте и Шипов присылали мне копии со всех Ваших телеграмм.

Эти телеграммы были для меня, пожалуй, единственным отрадным явлением за все время Вашего пребывания заграницей, настолько все остальное печально и внушает Мне самые, большие опасения.

Вы вероятно также следили за всем, и Я не стану говорить как смутно все, что нас ожидает и с какими трудностями придется еще бороться прежде, чем Мы выйдем на дорогу. Я не хочу впрочем распространяться об этом сейчас, у нас будет опять время часто и по долгу говорить обо всем, но Я хочу сказать Вам только прежде всего, что кажется и Ваш главный "друг", Гр. Витте, окончательно растаял потому, что он не уставал повторять Мне при каждом случае, что он не {168} думал, что Вам удастся достигнуть того результата, которого Вы достигли, и все твердил мне, что Я должен особенно отличить Вас наградою.

Конечно, он всегда верен себе и однажды даже сказал Мне, что Вы совершенно напрасно ушли из Министерства в октябре (месяце) и не послушались его просьбы остаться на месте, так что Я даже должен был напомнить ему об обстоятельствах Вашего ухода, вызванного исключительно его желанием.

Представьте себе, что он сделал вид, что никаких с Вами недоразумений у него не было и, видимо, совершенно забыл, что никто другой как только он помешал Мне назначить Вас Председателем Департамента Экономии. Теперь об этом не стоит больше говорить, потому что Я окончательно расстался с Гр. Витте, и мы с ним больше уже не встретимся".

Это были последние слова Государя по поводу моего пребывания заграницею, и Он перешел к тому вопросу, которого я ждал с таким смущением.

"Поговоримте теперь о другом. Я сказал уже Ивану Логгиновичу, что хочу просить Вас опять занять место Министра Финансов, чему он очень обрадовался, и Я просил его даже предварить Вас об этом, зная наперед, что Я могу всегда, рассчитывать на Вас".

Я развил Государю мои соображения, высказанные Горемыкину, и сделал это яснее и подробнее, чем говорил старику, начавши с того, что в такую минуту, какую предстоит пережить, не мне ставить Государя в какое-либо затруднение, если бы Он признал мои соображения не отвечающими Его мыслям, и что и на этот раз, как и всегда, я отдаю себя в Его полное распоряжение, но думаю, что именно в Его интересах не останавливать выбора именно на мне и сохранить меня для той поры, когда нужно будет думать о нормальной работе, а не о бесцельном отражении неизбежной атаки революционно настроенных учреждений и о неизбежном роспуске Думы в самом начал ее деятельности, который только даст новый толчок к революционным эксцессам и подведет под них новый фундамент.

Неоднократно во время нашей, почти часовой, беседы Государь выражал мне Его надежду на то, что Дума, встретившись с ответственною работою, может быть окажется на самом деле менее революционною, нежели я ожидаю, и, в особенности, что земские круги, которым, по-видимому, будет принадлежать руководящее значение в Думе, не захотят взять на себя неблагодарную роль быть застрельщиками в новой вспышке борьбы {169} между правительством и новым народным представительством.

Оговорившись, что, отсутствовав долго из России, я утратил мою осведомленность и могу ошибаться, я позволил себе сказать Государю, что в таком случае мне кажется, что выбор нового председателя совета министров едва ли соответствует потребностям минуты.

Государь просил меня высказаться яснее, почему считаю я Горемыкина мало подходящим для настоящей минуты, и предложил быть совершенно откровенным, нисколько не стесняясь тем, что Его решение уже состоялось. Беседа наша на эту тему затянулась, и я не обинуясь высказал Государю все мои опасения относительно того, что личность Ивана Логгиновича, его величайшее безразличие ко всему, отсутствие всякой гибкости и прямое нежелание сблизиться с представителями новых элементов в нашей государственной жизни, все это не только не поможет сближению с ними, но послужит скорее лозунгом для усиления оппозиционного настроения.

Государь слушал меня совершенно спокойно, мало возражал мне и сказал только под конец, что я может быть и прав, но изменить теперь уже нельзя, так как Он сделал Горемыкину предложение и отменить его более не может, но совершенно уверен в том, что Горемыкин и сам уйдет, если только увидит, что его уход поможет наладить отношения с новой Думою. "Для меня главное", сказал Государь, - "то, что Горемыкин не пойдет за Моею спиною ни на какие соглашения и уступки во вред моей власти, и Я могу ему вполне доверять, что не будет приготовлено каких-либо сюрпризов, и Я не буду поставлен перед совершившимся фактом, как было с избирательным законом, да и не с ним одним".

От Государя же я узнал, что состав выбора кандидата тоже совершенно предрешен, кроме выбора кандидата на должность Министра Финансов.

Он назвал мне Столыпина для Министерства Внутренних Дел, Стишинского для Министерства Земледелия, Князя Ширинского-Шихматова для должности Обер-Прокурора Св. Синода, Шванебаха для Государственного Контроля, Щегловитова для Министерства Юстиции и Извольского - для Министерства Иностранных Дел; о других ведомствах Государь не упомянул.

К моему личному вопросу, Он отнесся чрезвычайно просто и спокойно. "Вы знаете" - сказал Он - "как отрадно Мне снова видеть Вас около Себя, но Я понимаю все Ваши соображения и совсем не хочу заставлять Вас идти против Вашего желания, хотя совершенно уверен в том, что Вы мне {170} не откажете, если только Я скажу Вам, что Я этого определенно желаю.

При том, как Вы смотрите на предстоящую работу с Думою, конечно, лучше приберечь Вас для будущего и не сводить Вас лицом к лицу с новыми людьми, которые, пожалуй, даже не простят именно Вам, что Вы оказали такую услугу заключением нового займа, за который они открыто поносят именно Вас, и Я предоставлю Вам пока отдохнуть, но знайте заранее, что мы будем теперь часто видеться с Вами и кто бы ни был назначен Министром Финансов, Я всегда буду вызывать Вас к Себе при малейшем сомнении".

Государь просил меня сказать Ему кого следовало бы назначить Министром Финансов вместо меня. Я указал на Шипова, приведя те же доводы, какие я привел Горемыкину, прибавивши, что для переходного времени он был бы самым. подходящим кандидатом, скромным, чрезвычайно вежливым и даже угодливым перед Думою и из-за него не вышло бы никаких осложнений ни с кем, так как он не может служить мишенью для чьего бы то ни было неудовольствия, а усугублять последнее просто неполитично, ибо и без того будет не мало поводов ко всякого рода трениям.