Спальня, в которой ты, он и я - Эмма Марс

– Нет смысла вам рассказывать про Луи и Дэвида, если вы ничего не знаете об Андре Барле…

– Так расскажите о нем, – попросила я, ободряюще улыбаясь.

Еще пара глотков фруктовой наливки, и он наконец приступил к долгому рассказу. Я внимательно слушала его, улавливая издалека приглушенное шуршание песчинок в песочных часах. Когда последняя песчинка упадет в нижнюю чашу, я и сама упаду в объятия Дэвида, моего супруга.

– Чтобы понять, кто такие братья Барле, – начал Арман свое повествование, – нужно знать, с чего начинал их отец. А начинал он практически с нуля. После войны он унаследовал маленькую, находящуюся на грани краха фабрику по производству деревянной мебели, недалеко от Нанта. Ей удалось устоять в этот трудный период только благодаря тому, что там изготовляли сосновые гробы скверного качества, но клиенты в те времена были не слишком требовательны.

Я содрогнулась, представив себе кривоватые траурные изделия из мягкой древесины, не придав особого значения намеку на черный юмор, обычно не свойственный моему собеседнику.

– Гробы?

– Представьте себе. Ни у кого тогда не хватало средств на новую мебель, а вот гробы, поверьте мне, на них тогда был огромный спрос.

Сколько же лет было Арману во время войны? Он на вид не так стар, чтобы помнить ужасы оккупации…

– Но Барле так и не разбогатели на похоронном сервисе? – робко заметила я, в надежде, что Арман не станет опровергать мое предположение.

– Нет! Пьер, отец Андре, тогда уже начал менять профиль деятельности. От дерева он мало-помалу перешел к производству бумаги. А от бумаги – к типографии и издательскому делу. Он инвестировал деньги в несколько местных изданий, особенно, и, как поговаривали, в тесном сотрудничестве с оккупантами, в газету «Салют».

– Вот как? А что случилось после освобождения?

– Отец и сын быстро сориентировались и, должно быть, дали на лапу кому надо, потому что как по мановению волшебной палочки «Салют» незадолго до освобождения вдруг превратился в «Освобожденный край» и стал главным печатным органом движения Сопротивления на западе. Кстати, в это самое время Пьер сделал своего сына директором газеты.

Образ владельца региональной газетенки никак не вязался с фигурой Дэвида Барле, главы гигантской медиаимперии. Что могло произойти такого значительного, чтобы перенести семейство Барле с берегов Луары на берега Сены? Возвысить от мелкого бизнеса до уровня Парижской фондовой биржи?

– Андре быстро доказал, что способен на большее, по сравнению со своим отцом, – продолжил Арман.

– Каким образом?

– Он начал с того, что воспользовался связями своей семьи с НСС…

Я быстро вспомнила курс истории и расшифровала для себя: НСС, Национальный совет Сопротивления, – временная организация, осуществлявшая руководство в стране после падения режима Виши.

– …и скупил одну за другой все газеты региона, открыто сотрудничавшие с оккупантами. За бесценок, разумеется.

– Таким образом, число их подписчиков и читателей многократно возросло, – предположила я.

– Совершенно верно. Причем в объеме, о котором старик Пьер не смел даже и мечтать. В начале пятидесятых годов «Освобожденный край», переименованный в просто «Край», стал ежедневным рупором всех западных департаментов страны. Заметьте, я говорю о тех временах, когда телевидение практически отсутствовало, а радиостанций было не больше двух на всю страну. Каждое утро его газету читали миллионы. Одна-единственная колонка или статья могли создать или, наоборот, разрушить репутацию любого. Бюджет быстро наполнился и достиг колоссальных размеров.

С этого момента продолжение истории легко можно было предугадать.

– Предполагаю, что после этого он продолжил политику поглощения?

– Так и есть. В 1956 году умер Пьер. А Андре продолжал скупать все, что мог позволить ему его кошелек: газеты, журналы, но также и радиостанции, а в восьмидесятых, вы знаете, наверное, прошел всплеск вещания на FM-диапазоне. В девяностых он покупал уже телевидение… В середине семидесятых группа покинула Нант и переехала в Париж. До того, как Дэвид построил башню, группа располагалась на улице Миромесниль в здании Арт-Нуово. Журналисты прозвали его «Судно» из-за круглых окошек, похожих на иллюминаторы в борту корабля.

Сага по-французски знает немало примеров взлета таких семей: семья Эрсан, семьи Арно, Пино и Лагардер… захватывающая история династии Барле тоже стоит в этом ряду. Но мне не терпелось узнать больше о последнем поколении.

– А братья Барле, что с ними?

– Тут я как раз к этому и подхожу, Анабель. Андре с детства вбил им в голову тот факт, что один из них должен унаследовать его дело. Он вел себя с сыновьями не как отец, он был их арбитром.

– Арбитр? Вы хотите сказать, что…?

– Когда немного подрос младший, Дэвид, отец объявил им, что с этих пор между ними начинается соревнование, и тот, кто окажется сильнее и лучше, унаследует его империю. В расчет принималось все: школьные оценки – в первую очередь, разумеется, но также и спортивные результаты, количество друзей, популярность и тем более успех среди девушек. Словно он на доске записывал очки на счет каждого из братьев. А возможно, так и было. В детстве и юности они только и знали, что тесты, экзамены, другие проверки, чтобы выяснить, кто из них более другого достоин взять скипетр из рук отца.

Вот что я думаю: а если, желая сравниться в довольно специфической сфере завоевания успеха у женского пола, Дэвид и Луи в те времена пробовали мериться силами в одной постели? Может, они занимались любовью втроем или устраивали оргии?

А вдруг два брата, договорившись между собой, занимались сексом одновременно с одной женщиной? Я представила себе, как один погружает свой член в ее лоно, тогда как другой в ту же минуту использует ее рот, потом они меняются, пробуя все новые позы, и доводят ее до оргазма, какого она раньше никогда не испытывала. Эта мысль вызывает у меня отвращение вплоть до тошноты.

(Написано незнакомым почерком 07/06/2009.)

С этими словами Арман опустил голову и замолчал. Похоже, он сам был сильно опечален историей, которую с такой искренностью мне рассказывал.

– Это ужасно, – согласилась я, не сдерживая эмоций.

– Гортензия всегда стремилась сгладить последствия их открытого соперничества. Бывали случаи, когда по этому поводу она ругалась со своим мужем. Но ничего не менялось. Андре их натравливал друг на друга, как двух глупых щенят.

– Но ведь должен был наступить момент, когда они успокоятся. Отец, в конце концов, сделал свой выбор, разве нет?

Он кивнул, но по его печальной усмешке я поняла, что то, что могло бы положить конец дуэли между братьями, так ничего и не решило.