Последняя королева - Кристофер Гортнер

– Мадам эрцгерцогиня, добро пожаловать во Францию.

– Благодарю вас, ваше величество. – Я чувствовала на себе гневные взгляды французских придворных, недовольных моим отказом признать превосходство их короля.

Филипп с каменным лицом подошел ко мне и схватил за рукав.

– Что ты делаешь? – проговорил он сквозь зубы.

Судя по выражению его лица и злобному взгляду архиепископа, они не ожидали меня здесь увидеть, хотя я никак не могла понять почему. Или во Франции существовал некий обычай, запрещавший женщинам появляться перед королем без разрешения? Меня бы это, впрочем, не удивило: Франция оставалась одной из немногих держав, где все еще запрещалось престолонаследие по женской линии. Но я была не просто женщиной. Я была наследницей Кастилии.

– Приветствую его величество. – Я сумела даже улыбнуться и коротко присесть. – Разве мы не для этого приехали?

Филипп побагровел. Безансон, похоже, готов был взорваться. Сидевший на троне Луи усмехнулся:

– Mon ami,[22] ваша жена, как я и ожидал, очаровательна. Но она наверняка très fatigue, oui?[23] – Он взглянул на меня. Несмотря на улыбку, глаза его напоминали оникс. – Вне всякого сомнения, ей пойдет на пользу общество представительниц ее пола. Ей следует нанести визит моей супруге, la reine,[24] избавив нас от своего присутствия.

Я взглянула на Филиппа, но он отвел глаза. Нанести визит королеве? Что все это значит? Прежде чем я успела возразить, позади послышался стук каблуков. Несносная мадемуазель де Фуа снова схватила меня за руку и потащила из зала мимо моих ошеломленных женщин, которые так и стояли в коридоре в мокрой одежде возле сваленного у ног багажа.

– Мадемуазель, прошу прощения, но я должна помочь своим фрейлинам.

Я вцепилась в похожие на клещи пальцы, пытаясь высвободить руку, но мадемуазель де Фуа втолкнула меня в соседнюю комнату. Я увидела на стенах гардины из белого бархата с вышитыми на них бретонскими горностаями и лилиями Валуа.

На этот раз меня встретили алчные женские взгляды. Дамы расступились, и я увидела королеву Анну, сидевшую в обитом мягкой тканью кресле у массивного мраморного камина. В руках она держала пяльцы, словно для нее это был самый обычный день, который нужно чем-то занять.

– Ее высочество эрцгерцогиня Бургундии и Фландрии, – объявила мадемуазель де Фуа.

Анна Бретонская подняла взгляд. Ее толстая, украшенная драгоценностями шея была замотана шелковым платком, круглое бледное лицо напоминало белый сыр, которым славилось ее герцогство.

– Ah, mais oui. Entré.[25]

Она помахала рукой, устраиваясь поудобнее в кресле. Богатое платье из расшитого жемчугом дамаста цвета слоновой кости обтягивало ее пухлое тело. Я знала, что она хромает, и сперва предположила, что ее недуг мешает ей встать. Но шли секунды, и она продолжала сидеть, улыбаясь и не делая каких-либо попыток подняться. Стало ясно: Анна Бретонская вообще не собирается вставать и недуг тут ни при чем.

Меня это оскорбило до глубины души. В одиннадцатом веке ее предки были купцами, которые зубами и когтями проложили себе путь в высшие круги, и кровь ее не могла сравниться с моей. Пусть она была дважды королевой – ей повезло еще до Луи стать женой его предшественника, – но я происходила из древнего королевского рода, о чем с трудом подавила желание ей сообщить: вряд ли это пошло бы на пользу нашему визиту.

Заскрежетав зубами, я начала приседать перед ней в реверансе, так же как до этого перед Луи, но, прежде чем я успела что-либо понять, ко мне шагнула мадемуазель де Фуа и опять схватила меня за руку. Пальцы ее вонзились мне в локоть, словно когти, причиняя невыносимую боль и, к моему ужасу, толкая меня еще ниже к полу.

– Mais non,[26] мадам. – Улыбка королевы стала шире. – Здесь мы среди друзей.

Я поднялась, дрожа от ярости и сжимая кулаки. Несколько мгновений Анна Бретонская наслаждалась победой, затем снова махнула рукой:

– Вас проводят в ваши покои. Потом поужинаем вместе, хорошо?

Мадемуазель де Фуа и ее дамы окружили меня плотным кольцом.

Так продолжалось четыре нескончаемых дня.

Дождь сменился мокрым снегом, не дававшим мне выйти в сад. Я даже не могла побродить по дворцу, вынужденная уделять внимание королеве в ее покоях, терпя четыре ее ежедневные молитвы и многие часы злословия, пока Филипп развлекался в обществе Луи, а его знать и Безансон замышляли бог весть что вместе с французскими советниками.

На пятый день я почувствовала, что больше не выдержу. Филипп не приходил ко мне по ночам, проводя почти все время на пирах, где, похоже, мужчины и женщины могли встретиться только по предварительному распоряжению. Его отсутствие лишь усиливало мои подозрения и тревогу. Я металась по ненавистным роскошным покоям, твердя, что не вынесу подобного унижения. Лопес все так же советовал мне проявить осторожность и терпение, хотя я начала замечать беспокойство и на его добродушном лице.

На шестое утро, войдя в покои Анны Бретонской, я обнаружила ее в окружении придворных дам. Перед ней, сразу же бросаясь в глаза, стояла большая позолоченная колыбель.

– Моя дочь, Клод Французская, – сообщила она мне.

Я шагнула к колыбели, удивляясь, почему она до сих пор не расхваливала своего единственного ребенка. Вероятно, подумала я, потому, что в этом отношении я намного превосходила Анну: уже родила троих, в том числе сына и наследника, в то время как она до сих пор не смогла подарить Луи так необходимого ему принца. В отсутствие сына ему пришлось бы отдать Францию в приданое за дочерью, а сама Клод никогда не смогла бы стать правящей королевой, поскольку женщинам во Франции запрещалось вступать на престол.

Под кружевными покрывалами я увидела бледное личико с большими грустными глазами и сверкающий чепчик на почти безволосой головке. Со зловещим удовольствием я отметила, что французская принцесса на вид весит вдвое меньше моей Изабеллы и в ней нет ничего от обаяния моей дочери. Маленькая принцесса искривила рот в болезненной гримасе и неприлично громко пукнула. Улыбнувшись, я повернулась к королеве:

– Похоже, ее высочество Клод нездорова. Пожалуй, стоило бы давать ей побольше фруктов и поменьше сыра.

Взгляд Анны Бретонской стал ледяным.

– У нее были колики, это пройдет. Надеюсь, вы не рекомендуете фрукты своему сыну, мадам. Известно, что подобное может повлиять на созревание мальчика, а мессир архиепископ Безансон заверил меня, что он вырастет сильным и здоровым мужем.

Я застыла, не сводя с нее взгляда. Наступила глубокая тишина, женщины словно сверлили меня глазами.