Смерть мужьям! - Антон Чиж

Софья Петровна чутко уловила перемену настроения, заглянула на афишу, поняла, в чем дело, и рассмеялась так искренно, что любое ледяное сердце оттаяло бы.

– Умоляю, простите! – сказала она, молитвенно сложив ладони. – Купила билеты, не глядя. Дурацкое недоразумение... Уже не дуетесь? Вот и славно... И усы вам очень пойдут. Чудесно, что занялись ими. Ну, мир?

Эти васильковые глазки он простил бы и за большее преступление. Даже за то, что легкую небритость под носом назвали «усами». Натужно выжав улыбку и смешок, Родион готов был следовать верным оруженосцем, куда прикажет его госпожа. Даже в театр «Аквариум». Но с этого мига волшебное слово, обещавшее так много, и так сладко согревавшее мечты, было вычеркнуто из употребления чиновника полиции. Навсегда. Вот так: «сыщик». Попрощайтесь, больше его не увидите...

В остальном вечер был настолько чудесным, насколько это бывает на втором свидании первой любви. Или вроде этого. Родион улыбался на плоские шутки актеров, пил вино, закусывал пирожными и чудесно проводил время за уютным столиком театра в одном из лучших мест партера. И только внутри у него родилось странное чувство: будто без этих васильковых глаз больше не сможет жить. Если ни минуты, то, во всяком случае, ни дня. И Софья Петровна, кажется, пребывала в подобных размышлениях. Когда веселье кипело на всех оборотах, она вдруг спросила, который час.

Родион полез в карман, по ошибке вынул зеркальце, быстро спрятал золоченую игрушку и нашел истинное время. Было около девяти. Софья Петровна, став вдруг печальной, попросила отвезти ее домой.

По дороге они молчали, словно боялись сказать друг другу что-то очень важное.

Швейцар покинул свой пост ради спокойного сна. Оперевшись о крепкую ладонь чиновника полиции, Софья Петровна сошла, но руку не отняла. А затем тихонько коснулась губками его щеки. Совсем иной поцелуй, не такой как вчера. Было в нем что-то особенное, новое, что и понять нельзя, а только уловить кончиками нервов.

– Спасибо, за чудесный вечер, – сказал она, словно прощаясь.

– Завтра могу надеяться... – спросил Родион.

– Я вам телефонирую...

И васильковые глазки исчезли за массивными дверями меблированных комнат.

Потратив сущие пустяки от того, что хотел широко швырнуть, Ванзаров смело поймал извозчика и приказал везти домой. В голове и душе у него было так пусто, что не хотелось тревожить себя ничем. Ожидание самой важной перемены в его жизни поглотило все эмоции. Он и не заметил, как подъехали. Расплатившись щедро, Родион спрыгнул молодцом и отпрянул. Перед ним во весь гигантский рост, еще более ужасный в мареве белой ночи, торчал Семенов.

Старший городовой козырнул, и сказал:

– Только вас и жду, Родион Георгиевич...

Извозчику привалило счастье. Пассажир только слез – и с того же места опять нанял. А если бы городовой еще и расплатиться ему позволил, когда приехали, совсем – праздник. Но не в этот раз.

12

Заведение несло убытки. Сначала публика явила бурный интерес, но, выяснив, что случилось за дверью отдельного номера, в ужасе покинула ресторан. Многие так испугались, что забыли оплатить ужин. Если бы не старания Лебедева, который приговорил уже третью порцию коньяку под легкую закуску из устриц, креветок, солений, пирожков, супчика, и холодной говядины, кассе «Донона» грозило разорение. А так – хоть копеечка. Появлению Ванзарова салютовал бокалом, в котором осталось на глоток.

– Где вы пропадаете? – закричал во весь голос криминалист. – Мы тут совсем без вас измаялись. Просто места себе не находим.

Судя по кислым физиономиям сотрудников 3-го Казанского участка, персоне чиновника для особых поручений были совсем не рады. «Донон» помещался на территории их участка, так что делать чужакам из 4-го тут нечего. Если бы не жесткий приказ самого Лебедева – ни к чему не прикасаться без Ванзарова, уже бы давно оформили бумаги и гоняли чаи по домам.

Как мог вежливо, раскланявшись с хмурыми коллегами, Родион тихонько спросил:

– Это же чужой участок, не имею права...

– Уже имеете! Я убедил этих лентяев, что возьметесь вы. Потому что раскрыть эту загадку для вас – пара пустяков. Они только и ждут, чтобы формально передать дело вашему участку. Поздравьте пристава с очередным трупом, – обрадовал Аполлон Григорьевич, от которого настоятельно пахло. И хитро подмигнув, добавил:

– Весь при параде, и усы завел! Прямо настоящий сыщик...

– Я не сыщик, а чиновник полиции, – раздраженно ответил Ванзаров. – Очень прошу запомнить.

Игристая веселость увяла, Лебедев отставил недопитый бокал:

– Одобряю. Матереете прямо на глазах. Тогда прошу к нашему гостинчику...

– Кто?

– Попробуйте угадать.

– Хомякова?

Криминалист не ответил и гостеприимно распахнул дверь отдельного номера.

Стол накрыли на двоих. К закускам лишь прикоснулись, бокал с вином остался нетронутым. Рядом с тарелкой для чего-то оказалась хрустальная чернильница с пером. В недвижной позе мужчины, восседавшего в одиночестве, не было ничего подозрительного. Только голова, неестественно откинутая назад, словно собрался прополоскать горло. Но стоило подступить к телу, как с левой стороны пиджака, прямиком у сердца, обнаруживался бронзовый шарик с тремя насечками, плотно вжатый в материю.

– Сколько мертв? – спросил Родион.

– Примерно часа четыре, если не больше. Не ошибусь, если пять. Официант долго не хотел беспокоить, потом эти прибыли, потом меня вызвали, потом вас ждали. Так и набежало.

– Спасибо, Аполлон Григорьевич, что позвали.

– Я тут ни при чем, – сказал Лебедев без тени шутки, и указал на тело. – Его благодарите.

Для прояснения странного обстоятельства был вызван официант. Тагиеву страсть, как не хотелось смотреть на покойников, боялся он их, а потому парнишка выворачивал шею, чтобы ненароком не зацепить мертвого. Чтобы поскорее отделаться, выложил все, что знал: господин – постоянный гость, ему всегда место найдется. Пришел около пяти, попросил отдельный кабинет для встречи. Заказ оставил на усмотрение официанта. Чаевые платит хорошие, так что Марат постарался от души, помня вкусы дорогого барина. Вскоре попросил чернила, ручку и бумагу. А потом затих. В кабинет никто не заходил. Поначалу Марат отлучался, но потом стоял под дверью и ждал. Терпел-терпел, а потом заглянул. Господин сидел тихо. Официант его окликнул, подошел ближе и увидел мертвые глаза. Без дыхания.

– А теперь самое интересное, – уверил Лебедев. – Что тебя просил господин?

– «Если со мной что случится, передай полиции, чтоб вызвали господина Ванзарова из 4-го участка Казанской части», – четко, как выученное, доложил Тагиев.

– Это все? – спросил тот самый господин Ванзаров. – Фамилии? Имена? Какие-нибудь слова?

Но Марат исчерпался.

Отпустив официанта, Родион скроил задумчивое выражение. Чтобы случайно не выдать, в какую лужу растерянности шлепнулся. Логически построенная смеха допускала смерть Паши Хомякова, но никак не адвоката Грановского. Этого не могло быть. Никакого отношения ни к Смольному институту, ни к ателье Живанши он не имел. Оставалось только простое объяснение.

– Он понял, кто убил Аврору с Екатериной Делье, и, чтобы убедиться, назначил убийце встречу, – печально сказал Ванзаров. – Хотел помочь нам. Помочь мне.

Опять злой рок или воля случая, не позволили оказаться поблизости. А ведь мог бы... Хотя с другой стороны: разве узнаешь, что творится за закрытой дверью номера. И про васильковые глазки нельзя забывать: окажись он тут – обо всем забыл бы рядом с Софьей Петровной. Странная случайность. Во всем мраке происшествия виднелось крохотное пятнышко света: логика сработала безотказно.

– Теперь ясно, почему Пашу убили так странно, – сказал Родион. – Понимаете?

– Это Хомякова, что ли, воспитателя славного Гоголя? Нет...

– Поздравление с именинами – церемониал, отработанный годами. Каждый гость приходит в свое время, чтобы не мешать и не смущать хозяйку. Убийца это знал и пришел последним с утренним визитом. Только не учел одного: Паша вернулся с крысой в маскараде. И увидел убийцу. Скорее всего – выходящим из квартиры. Он позвонил, но ему никто не открыл. Тогда, почуяв неладное, Аврора наверняка говорила, что ее могут убить, бросился на поиски гостя. Чем и подписал себе смертный приговор. Паша не был так глуп как, мы предполагали. Наоборот: ожидал, что с Авророй может случиться несчастье, быстро сообразил, и побежал выслеживать. И еще: не было никакого мальчишки-курьера. Это моя глупая выдумка. Убийца пришел сам. Именно – сам. Зачем? Не могу понять. Но сам – не сомневаюсь. Так что и ваша теория о невозможности отравить и заколоть зашаталась. А если предположить, что Паша раньше знал, или хотя бы встречал убийцу...

– То его следовало немедленно «сложить» на Невском, – закончил Лебедев. – Очень похоже на правду. Хоть и невероятно. Бедный Грановский, напоролся на то же шило... Только как злодея не увидел?