Чудо в аббатстве - Филиппа Карр

В ту ночь Кейт пришла в мою комнату.

— Ты слишком много размышляешь, Дамаск, — сказала она мне. Кейт понимала, о чем я думаю, хотя я и не произнесла ни слова. — Тебе не кажется, что, живя в мире, где к любому неожиданно может прийти смерть, мы должны наслаждаться каждым мгновением жизни?

«Может быть, она и права», — подумала я. А через несколько дней в замок Ремуса приехал Руперт.

Наш гость — придворный — уехал, и жизнь вновь вошла в свое спокойное русло. В один из дней я пошла в детскую за маленьким Кэри, чтобы взять его с собой в розовый сад, где любила сидеть, наслаждаясь покоем этого места и занимаясь шитьем. В детской я нашла спящего Кари и плачущую Бетси. Когда я спросила ее, что случилось, она ответила, что доброго хозяина ее сестры вчера на повозке смертников увезли в Смитфилд. Там его повесят, а потом четвертуют. Этот варварский обычай вешать человека, потом, пока он еще жив, срезать веревку и четвертовать был так ужасен, что мне стало дурно. Я попыталась успокоить Бетси и спросила, в чем обвинили хозяина ее сестры.

— Он не был тверд в вере, — сказала она мне, — но, наверное, он просто сказал, что ему не нравится новый королевский закон.

Обвинение «не был тверд в вере» означало, что суда не было. Что случилось с нашей страной с тех пор, как король порвал с Римской церковью? Простые богобоязненные люди боятся теперь даже рот раскрыть.

К сожалению, я не смогла успокоить Бетси. Я взяла ребенка и пошла в сад. Кейт тоже пришла туда и села возле меня. Я, как всегда, занималась шитьем. Кейт, уже знавшая о трагедии, была грустна.

— Его казнили вместе с тремя вероотступниками, — рассказала она, — еще трое были сожжены как еретики. Странные дела творятся в этой стране. Повешенные и четвертованные были предателями, потому что поддерживали папу римского, те, которых сожгли как еретиков, выступали против католиков. Итак, те, кто за Рим, и те, кто против Рима, умирают вместе, в один час, рядом.

— Это просто объяснить, — возразила я. — Король дал понять, что произошла лишь одна перемена. Вера осталась прежней — католической, но вместо папы главой церкви будет англичанин, король. Признание папы главой церкви делает человека предателем, а если он следует учению Мартина Лютера, — еретиком. Предателей низкого происхождения вешают и четвертуют, еретиков сжигают. Так обстоят дела в нашей стране сегодня.

— Сейчас опасно говорить о религии.

— Отец цитировал мне Лютера, сказавшего: «Желание короля для англичанина должно быть догматом веры — неповиновение означает смерть».

— А как узнать, — мрачно произнесла Кент, — не ведем ли мы сейчас разговор изменников?

— Просто нужно быть очень осторожным, чтобы собеседник не мог истолковать твои слова как предательство. Я готова поклясться, что хозяин сестры Бетси не желал зла королю. Может быть, наш разговор об этом человеке могут счесть изменой и Бетси, проливающая слезы о нем, тоже предательница. И это страшно.

— Давай поговорим о другом. Я покажу тебе браслет с сапфиром, который Ремус подарил мне. Он так горд, что у него сын! Он говорит, что опасается говорить об этом кому-либо, потому что король может позавидовать тому, у кого родятся здоровые сыновья.

— Значит, иметь сына — тоже предательство! Ведь поговаривают, что маленький принц Эдуард слаб здоровьем.

— Как странно, что маленький Кэри такой крепкий, а Эдуард при всей опеке и суете вокруг него так тщедушен.

— А это измена — обсуждать здоровье наследника трона?

— Измена таится за углом, всегда готовая подкрасться. Даже если мы обсуждаем ленты — это измена! Может, мои ленты более приятного цвета, чем ленты королевы Кэтрин Говард. А я, утверждая это, становлюсь предательницей! Думается мне, Дамаск, что мы должны следить за собой и вообще не говорить ничего, кроме «солнце светит» или «дождь пошел», или, как твоя матушка, обсуждать преимущество одной розы перед другой. Это безопасно. Но, несмотря на все, по мне лучше быть при дворе, рискуя умереть, чем погибнуть от скуки здесь.

Но мысль о предательстве отрезвляюще подействовала на нас обеих, и мы уже не хотели поддразнивать друг друга.

На следующее утро приехал Руперт, Как только он въехал во двор в сопровождении слуги, я уже знала, что он привез плохие вести. Я выбежала навстречу и обняла его. Он промолвил:

— Дамаск, о, моя дорогая Дамаск…

— Отец? — спросила я. — Это отец?

Он кивнул, пытаясь скрыть свои чувства.

— Скорее, — воскликнула я, — скорее скажи мне, в чем дело!

— Вчера твоего отца увезли в Тауэр. Я в ужасе взглянула на Руперта. Я не могла поверить.

— Это не правда! — закричала я. — Это не может быть правдой! Почему? Что он сделал?

Произнося эти слова, я вспомнила наши разговоры последних дней. Как легко можно обвинить человека в измене! Что отец мог сделать такого, за что его увезли в Тауэр, его, который никогда в своей жизни ни причинил никому вреда?

— Я должен поговорить с тобой, — сказал Руперт. — Где Кейт? Где лорд Ремус?

Лорд Ремус был на охоте. Кейт, услышав, что кто-то приехал, присоединилась к нам во дворе.

— Руперт! — воскликнула она. — Добро пожаловать, братец! — Тут она увидела его лицо. — Плохие новости? — в растерянности спросила она, переводя взгляд с него на меня.

— Отца увезли в Тауэр, — ответила я. Кейт побледнела. Ее большие глаза будто остекленели. Я редко видела, чтобы Кейт была так расстроена. Она повернулась ко мне, губы ее дрожали. Крепко обняв меня, Кейт дала понять, что понимает мое страдание.

— Давайте войдем в дом, — сказала Кейт. — Не будем стоять здесь, у всех на виду.

Она взяла меня под руку, и мы прошли в большой зал.

— Мы не можем говорить здесь, — сказала Кейт. И провела нас в приемную. Там она пригласила Руперта и меня сесть. Потом села сама. — Теперь, Руперт, расскажи нам все.

— Это было вчера. Мы обедали, когда пришли люди короля и его именем арестовали дядю.

— В чем его обвинили? — спросила я.

— В измене, — ответил Руперт.

— Это не правда.

Руперт печально посмотрел на меня.

— Они схватили и Эймоса Кармена. Они знали, где он прятался, и пошли прямо туда, как будто кто-то выдал его.

— Доносчик в нашем доме? — спросила я. Руперт кивнул.

— После твоего отъезда Эймос вернулся. Его разыскивали. Он утверждал, что папа римский — истинный глава церкви. Эймос Кармен отказался подписать акт о том, что главой церкви является английский король, он был обязан подписаться как священник. Эймос собирался бежать в Испанию, потому что, пока жив король, ему не на что надеяться в этой стране, а твой отец помогал ему.

Я закрыла лицо руками. Как отец мог совершить такую глупость? Он шагнул прямо в ловушку. Я всегда боялась этого. То, чего мы так страшились, наконец пришло в наш дом.