Декабристы и русское общество 1814–1825 гг. - Вадим Парсамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О чем здесь идет речь? Главная коллизия, переживаемая Тургеневым, заключается в следующем: те, кто могут писать, пишут не то, что надо, а те, кто знают, что́ надо писать, писать как следует не умеют. Какой же, по мнению Тургенева, должна быть современная ему литература? В «проспектусе» говорится о том, что «происшествия 1812, 13, 14 и 15 года сблизили нас с Европою; мы, по крайней мере многие из нас, увидели цель жизни народов, цель существования государств; и никакая человеческая сила не может уже обратить нас вспять. Происшествия последних 30 лет имели то важное действие, что они просветили Европу истинным просвещением. Теперь каждый европеец, внимательно читающий газеты, имеет более политического просвещения, нежели ученейшие люди XVIII и предшествующих веков. Здесь определим значение и сущность истинного просвещения: оно есть знание своих прав и своих обязанностей. После многих заблуждений Европе предоставлено наконец воспользоваться плодами своего долгого бытия»[387].
Тургенев имеет в виду не только газеты, но и многочисленные политические брошюры, представляющие собой, по сути, те же газетные статьи, только в расширенном виде. Эта массовая продукция буквально наводнила Францию, начиная с предреволюционного периода. Затем, замолкнув на годы Консульства и Империи, она вновь возродилась в период первой Реставрации, Ста дней и второй Реставрации. В многочисленных брошюрах с опорой на труды великих просветителей XVIII в., а также в полемике с ними излагались вопросы современной политической жизни Франции и Европы, сталкивались мнения, велась полемика. Эти брошюры, объемом 5–6 авторских листов, выпускаемые тысячным тиражом, быстро расходились по всей Европе и проникали в Россию.
Для их написания требовалось особое мастерство, соединяющее в себе хорошее знание современной политической ситуации, базовых философских идей, умение сжато и ясно формулировать мысль и остроумно обезоруживать противников. Имена наиболее популярных авторов этих брошюр: Б. Констана, Мадам де Сталь, Ф. Р. Шатобриана, Ж.-Д. Ланжюинэ, П.-П. Ройе-Коляра, Детю де Траси и др. – многократно встречаются на страницах дневников и писем Тургенева. Их политические памфлеты и комментарии составляли основной круг чтения декабриста. Думается, что примерно в таком же духе Тургеневу виделись перспективы развития русской словесности. Подобная литература всегда тесно связана с реалиями современной ей политической ситуации, понятна и интересна только в ее контексте. Поэтому нет необходимости доказывать, что в российских условиях, сколь близкими к европейским они ни казались бы Тургеневу, ничего подобного появиться не могло. Перед русскими писателями в то время стояли принципиально иные задачи. Гораздо важнее было создание литературного языка, рождающегося в спорах карамзинистов и шишковистов, освоение романтической поэтики, обновление устаревшей жанровой системы и т. д. В этой связи вопросы содержания сами собой отодвигались на второй план, что, конечно же, не могло устроить Тургенева. Политический журнал так и не состоялся, а журнальное общество распалось, так и не выйдя за рамки организационных собраний.
Еще одна попытка превращения литературного общества в легальный филиал Союза Благоденствия была предпринята Ф. Н. Глинкой, совершившим летом 1819 г. своего рода переворот в Вольном обществе любителей российской словесности. Оно существовало с 1818 г. и включало в себя едва ли не всех известных в то время столичных литераторов. Уже в силу этого общество не имело никакого определенного не только политического, но и литературного лица. Президентом был А. Е. Измайлов – слабый литератор без четко выраженной литературной позиции, что, в общем, соответствовало безликости всего объединения. Ситуация изменилась с избранием в 1819 г. председателем Ф. Н. Глинки. С этого момента лицо общества и издаваемого им журнала «Соревнователь просвещения и благотворения» начинают определять литераторы, разделяющие литературные и политические взгляды Глинки, будущие члены тайных организаций или близкие к ним люди: В. К. Кюхельбекер, Н. И. Греч, А. А. Дельвиг, позже добавятся К. Ф. Рылеев и А. А. Бестужев. С приходом Глинки к руководству Вольным обществом гражданское направление в литературе одержало верх, но тут же произошел скандал, связанный с тем, как следует понимать гражданственность литературы.
Инициатором скандала стал помощник председателя В. Н. Каразин – личность колоритная, соединяющая в себе искреннюю любовь к просвещению и доносам. Как и декабристы, Каразин был убежденным сторонником общественной литературы, выступал против военных поселений и крепостного права. Но, в отличие от них, он не только не считал, что литература должна распространять либеральные идеи, а наоборот, видел в ней важнейшей средство борьбы с ними. Свой гражданский долг Каразин, в частности, видел в том, чтобы собирать ходившие по рукам списки политических стихотворений, а потом с собственными комментариями, имеющими характер политического доноса, относить их министру внутренних дел. 1 марта 1820 г. он выступил в Вольном обществе с речью «Об ученых обществах и периодических сочинениях в России», где призывал писателей отказаться от «вздохов сказочных любовников» и всего того, что «не представляет уму никаких новых полезных истин», и перенести «счастливое воображение на предметы более дельные», например географию, историю и этнографию России. Но вместе с этим Каразин утверждал, что «любимыми основаниями наших писателей <…> не могут быть ни мнимые права человека, ни свобода совестей, столько прославленная в XVIII столетии»[388].
Против этой речи Каразина, а точнее против ее публикации без одобрения Общества, что запрещалось его уставом, выступил ряд литераторов во главе с Глинкой, в том числе Дельвиг, Кюхельбекер, Греч. В результате Каразин был лишен должности помощника председателя и удален из Общества. Глинка в данном случае возглавил борьбу не только с Каразиным-консерватором, но и с Каразиным-доносчиком. Борьба шла за нравственность в литературе, за то, чтобы писатели, замаравшие себя политическими доносами, осуждались общественным мнением и исключались из писательского сообщества. В этом, разумеется, не было ничего специфически декабристского, но это было неотъемлемой частью работы Союза Благоденствия по формированию общественного мнения.
***Как отмечалось выше, среди лиц, планируемых к принятию в «Общество 19 года и XIX века», упоминалось имя А. С. Пушкина. Пушкин довольно рано попал в орбиту внимания членов тайных обществ. Его связи с движением декабристов были широки и многообразны. Поэт был лично знаком почти со всеми основными участниками движения. Не будучи формально членом ни одного тайного общества, он на протяжении многих лет находился в гуще событий, будь то в Петербурге по окончании лицея или на юге, куда был переведен по службе в 1820 г. Даже из Михайловского он переписывался с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым. Там его посетил И. И. Пущин, с которым, помимо прочего, они обсуждали дела тайной организации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});