Под сенью благодати - Даниель Жиллес

Сначала Бруно растерялся от неожиданности, потом у него появилось огромное желание вспылить и сказать всю правду этому жалкому глупцу, который осмеливался вести себя так вызывающе. Но он сдержался. Он инстинктивно чувствовал, что надо скрыть раздражение, вызванное выходкой Жоржа, и — что особенно важно — не доводить дело до разрыва. Наоборот, надлежало умаслить Жоржа и, если у него были какие-то подозрения, постараться развеять их. Но откуда у него вдруг появилось это недоверие — ведь сам Жорж ни о чем не мог догадаться. Кто раскрыл ему глаза? Юбер? Милорд?

— Ты делаешь вид, будто не понимаешь меня, — продолжал Жорж, — но ты очень хорошо знаешь, что я имею в виду.

Он на мгновение умолк, чтобы откусить заусеницу на большом пальце. Противно было смотреть, как он снова принялся чистить ногти, время от времени вытирая пилку о штаны.

— Может быть, — снова заговорил он, — нарисовать тебе кое-что, например симпатичную мордочку Сильвии? А? Всякому ясно, что ты вертишься возле нее! Ты слишком явно ухаживаешь за ней. Кристиан, который только раз был в Булоннэ, и то это заметил.

Бруно разразился смехом — его уху смех этот казался очень фальшивым, — но что-то дрогнуло в устремленном на него взгляде Жоржа. Видя, что друг его немного растерялся, Бруно стал смеяться еще громче. Но образ Сильвии, стоявший перед его глазами, вдруг задрожал, как дрожит отражение в воде, стал расплываться, бледнеть, и вскоре Бруно уже не видел ничего, кроме черной доски с наполовину стертыми геометрическими фигурами, а над ней — гипсовое распятие, перекрещенное веткой самшита. Мысль, что он, быть может, никогда больше не увидит Сильвии, сверлила ему мозг, заставляла сжиматься сердце.

— А, так вот, значит, в чем дело! — воскликнул он притворно веселым тоном. — Какая глупость! Я почти не сомневался, что за этим стоит Кристиан, подобные грязные намеки — это так на него похоже. Кристиан давно нас терпеть не может — и тебя и меня, он ужасно завидует нашей дружбе и вот теперь придумал, как ее разрушить. Что ж, неплохая выдумка, но меня удивляет, как ты попался на его удочку.

Бруно вспомнил теперь, что последнее время несколько раз видел, как Кристиан отводил Жоржа в сторонку и с заговорщическим видом что-то говорил ему. О, он еще расквитается с этим мерзавцем! Но прежде всего надо любой ценой: вновь обрести доверие Жоржа. Бруно был готов на все — унижаться, льстить, лгать даже, если потребуется, — лишь бы не потерять Сильвию. Он подошел к Жоржу и, с дружелюбным видом положив руки ему на плечи, посмотрел приятелю прямо в глаза.

— Послушай, Жорж, — сказал он, — неужели ты в самом деле веришь тому, что говорит этот мерзавец? Неужели мы перечеркнем всю нашу дружбу только для того, чтобы доставить ему удовольствие? Ты великолепно знаешь, что для меня, как и для тебя, Сильвия всего лишь товарищ, замечательный товарищ, это правда, но не больше. Ведь ты был всегда с нами. Скажи, ты видел когда-нибудь, чтобы я за ней ухаживал? К тому же, мне кажется, что если бы я был действительно назойлив, Сильвия первая обратила бы на это внимание. Разве не так? Может быть, она когда-нибудь жаловалась на… как бы это лучше сказать… на то, что я к ней пристаю?

— Да, это правда! — сказал Жорж. — Сильвия никогда на тебя не жаловалась.

Видя, что приятель дрогнул, Бруно продолжал настойчиво, упорно, горячо убеждать его. Он высмеял Кристиана и к месту упомянул о его выпадах против Жоржа, когда несколько месяцев тому назад Кристиан претендовал на место капитана футбольной команды. Да разве это можно сравнить с тем чувством товарищества, которое установилось между Бруно, Жоржем и Сильвией и помогло им успешно завершить ремонт теннисной площадки, с их бурным весельем, с их завтраками на траве.

— Если уж подозревать меня, — сказал он, — то почему бы не пойти дальше и не заявить, что мы оба влюблены в Сильвию. Это просто не выдерживает никакой критики, сплошная нелепость! И потом, разве в иных случаях мы не обходились без Сильвии? Вспомни, например, вечер, проведенный в «Славной рожице»…

К удивлению Бруно, именно этот аргумент, не имевший, казалось, непосредственного отношения к предмету их разговора, оказался решающим и окончательно убедил Жоржа в правоте приятеля. Он соблаговолил, наконец, улыбнуться и, поскольку Бруно стал распространяться на тему о том, как он якобы провел время с маленькой маникюршей, даже весело захихикал. А Бруно в качестве последнего доказательства того, что он не питает никакого интереса к Сильвии, не стал заговаривать больше о своем желании провести вторую половину дня в Булоннэ.

После завтрака, вместо того чтобы играть в теннис, они вдвоем стали повторять химию. Жорж, казалось, уже забыл о приступе подозрительности, охватившем его утром, и снова говорил о каникулах, которые его друг и он собирались провести в Ульгейте. Тем не менее Бруно был глубоко огорчен, что день прошел так бездарно, волновался, мучился и работал плохо. Его страшила мысль, что он может не увидеть Сильвию до экзаменов, которые начинались на следующей неделе. Чтобы успокоить себя, он стал мечтать о том, как его подруга, встревожившись его отсутствием, найдет предлог и придет в коллеж. Но он хорошо знал, сколь наивно и несбыточно это желание, и тщетно ждал появления Сильвии.

После ужина, не выдержав, он написал Сильвии, а затем отправился к Циклопу. Он застал его за чтением Стендаля; Грюндель плохо переносил жару и сидел, закатав брюки, опустив ноги в таз с холодной водой. Бруно без обиняков попросил его отнести письмо к Сильвии.

— У тебя мертвая хватка, мой мальчик! — воскликнул учитель с притворным возмущением, но изумрудный глаз его дружелюбно поблескивал. — Я должен отправиться туда немедленно? И еще по этой жаре! Ты дуешься на меня последнее время, злишься за то, что я перебросился словцом с твоей красавицей — дабы продвинуть твои дела, заметь! — ничего больше не рассказываешь, и вдруг — хоп! — я возведен в ранг посланца любви! — Он вытащил ногу из таза, посмотрел на нее с видимым удовлетворением и спросил: — У Сильвии красивые ноги? Женщины редко обладают таким достоинством… Что же до твоей просьбы, так и быть — согласен. Но я делаю это только ради тебя, я все же люблю тебя, несмотря на твою неблагодарность. Однако тебе следовало бы рассказать мне, на какой стадии находятся ваши отношения. Вы вместе бываете в постели, это я знаю, хоть ты и не счел нужным поставить меня об этом в известность. Ну, а что дальше? Великая любовь, размолвки, ревность, проекты покончить жизнь самоубийством или уехать вместе навсегда? А?

Поскольку Бруно ничего не отвечал, Циклоп наклонился к нему и, хитро прищурив глаз, добавил:

— Она хоть не очень при этом кривляется? Вначале, знаешь, к женщинам нужен особый подход! А потом…

— Вы похотливый Приап! — оборвал его Бруно; он был возмущен, однако не мог скрыть улыбку, — Ничего вы не узнаете, слышите: ничего. Вы меня уже чуть не поссорили с Сильвией, хватит.

— Быть может, мне и следовало бы вас поссорить, — сказал Грюндель. И, выпятив губы, улыбнулся своей смущенной, такой подкупающей улыбкой. — Видишь ли, мой маленький Бруно, я боюсь за тебя, ты слишком увлекаешься. Ты мнишь себя Тристаном, а подобные истории никогда добром не кончаются. Вначале я поощрял тебя, так как считал, что небольшая любовная интрижка, связанная прежде всего с плотскими удовольствиями, не будет тебе во вред. Но теперь предупреждаю тебя: будь осторожен, ты зашел слишком далеко!

— Зашел слишком далеко, но что может быть прекраснее? — сказал, улыбаясь, Бруно. — Особенно если идешь не один! О, дорогой мой, древний Циклоп, последнее время вы стали удивительно похожи на проповедника. Вы превращаетесь в попа, я вижу, как с некоторым опозданием в вас пробуждается истинное призвание. А теперь я бегу. Вы сделаете все, о чем я вас просил? Хорошо?

Несмотря на все оговорки, Грюндель сдержал слово и на следующий день принес ответ от Сильвии. Бруно не терпелось побыстрее прочитать письмо от своей любимой — первое за все время их знакомства, — и он поспешно расстался с Циклопом, но тот окликнул его.

— До чего же ты скрытная натура! — сказал он. — Даже мне не признался, что стремишься попасть в Булоннэ, потому что главное препятствие устранено: муж и свекор уехали в Париж на два дня. Узнав об этом, я все устроил в соответствии с твоими интересами. Красавица ждет тебя сегодня вечером, вернее, сегодня ночью. Я посоветовал ей надушиться, надеть прозрачное одеяние и приготовить шелковую лестницу!

Он улыбнулся и погладил свой жирный подбородок; его единственный глаз сверкал зеленоватым огоньком. Наконец он вздохнул.

— Давай, однако, обсудим и практические вопросы. Вот ключ, он тебе поможет выйти ночью из коллежа через монастырский сад. У бассейна возле кабин для переодевания, ты найдешь велосипед. Ну как, доволен ты своим гонцом?