Категории
Самые читаемые
ChitatKnigi.com » 🟠Проза » Современная проза » Возвращение в Москву - Дмитрий Вересов

Возвращение в Москву - Дмитрий Вересов

Читать онлайн Возвращение в Москву - Дмитрий Вересов
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 86
Перейти на страницу:

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать

Однажды на летное поле прибежал Мафу, уборщик, выходец из деревни, затерянной в верховьях Нигера. Прибежал и сообщил, что наш вертолет-транспортник, державший путь в Анголу, подбит над джунглями Лесной Гвинеи «стингером», из тех, которыми снабжались юаровские наемники из батальона «Буффало» – свободные охотники, диверсанты, жестокий сброд без роду без племени, «люди войны», промышлявшие в Анголе и по ее границам. На вопрос: «Откуда Мафу знает?» – он ответил, что ночью говорили тамтамы. Вертолет пропал накануне вечером, не отвечал на вызовы, о чем соблаговолили-таки сообщить вояки, и мы маялись неизвестностью, хотя понятно было, что вертолета, если он канул в джунглях, нам больше не видать никогда, как и груза, который он вез, и, скорее всего, и его экипажа.

«Тамтамы так и сказали, что «стингер», Мафу?» – не поверил я.

«Мафу знает, как называется огненная стрела, что попала в вертолет, – обиделся уборщик. – Мафу каждый день смотрит телевизор в баре «Солейль». Мафу может назвать разные виды ракет – «стингер», «стрела», разные виды автоматов и пистолетов. Мафу также знает, что такое «карабин»".

«Мафу, но с чего ты взял, что здесь замешаны «Буффало», а не другие «люди войны»? С чего бы им лезть в такую даль, да еще через две границы?»

«Какие могут быть границы в джунглях? – пожал плечами Мафу. – Какие могут быть границы в воздухе? Реки текут через дикий лес, пока текут, ветер дует, пока дует. Ты ошибаешься, если думаешь, что в джунглях и в небе есть какие-то границы. Если духам леса и воздуха вдруг почему-либо желательно будет, они никого не пропустят, реку остановят, ветер повернут, вот и все границы».

«Я тебе очень благодарен за помощь и объяснение, достойный сын достойной матери», – одарил я Мафу комплиментом и отправился загодя писать «сочинение» – ответную ноту по всей форме – на случай, если вертолет будет обнаружен кем не надо и нам его «вменят».

Место аварии недели через две случайно обнаружили наши геологоразведчики-золотоискатели, и это было чудом: так глубоко в джунгли они еще не заходили. Я видел фотографии – огромная выжженная поляна и покореженное железо, далеко разбросанное. От людей не осталось почти ничего, и даже звери побрезговали тем, что осталось, – обгоревшим, раздробленным, разорванным. Картина впечатляющая, страшная, но неудивительная, если учесть, какого рода груз волок в Анголу для «компаньерос кубанос» наш злосчастный транспортник.

Но я не об этом, не «о делах давно минувших дней». Я – об информации и о ее прочтении.

Что выдает чужака? Как его можно «прочитать»? Да без труда, что и понятно. На то он и чужак – не так говорит, не так двигается, не так одет, не блюдет церемоний, в нем отталкивает чужое сочетание эмоций, непонятная жестикуляция. Чужак, не принимающий мер, которые способствовали бы его натурализации, рискует стать изгоем. Поэтому разумный иммигрант пытается по мере сил мимикрировать, я уж не говорю о хорошо обученных агентах. Но до конца замаскироваться, видимо, все же невозможно. Тогда выход – затеряться и затаиться, накатать свою колею и сновать в ее пределах, дать к себе привыкнуть соседям.

Легче всего, все знают, затеряться – если есть, конечно, такая необходимость – в большом городе. Почему так? Потому что, и мне не кажется это странным, большинство жителей мегаполиса анонимны, причем сознательно анонимны ради возможности вести себя достаточно свободно и не задумываться о том, что о них подумают другие. Другим и наплевать, они сами такие же, плохие, хорошие ли. Все это в порядке вещей и не вызывает удивления.

Но есть еще один способ маскировки – быть на самом виду, показать свое резкое отличие от других, тем самым утверждая свое превосходство. Так маскируются те, кто не способен унять свою абсолютно чуждую, не человеческую суть. Перенять чужой дар, пусть и пародийно, и объявить его своим; быть бесталанным, но кричать на весь мир о своем необыкновенном, спасительном для человечества даре и безграничных созидательных возможностях, создать спрос на себя, выставить себя на аукцион, поднять до небес цену гипнотически сверкающей дешевки. «Да! Я такой!!!» Морок. Транс. Магнетизм. Соблазн. А потом… Потом… Дудочка-манок чужака Крысолова поет все громче и громче, так я это понимаю. Он вовсе не обижен, Крысолов, как ошибочно свидетельствует старая сказка, он просто провокатор и людоед…»

«Правка» – «Выделить все» – «Delete».

Вот так. Стерто. Юлькины шаги наверху. Сейчас она отворит лаковую дверь, выйдет из верхней гостиной и будет спускаться по лестнице. Лестница открытая и идет широким винтом. Юлька будет спускаться, поглядывать на милые картинки, развешенные на стене по ходу лестницы, и на меня, уткнувшегося в ноутбук. Она, конечно же, сунется читать, низко нагнувшись надо мной, прижимаясь к щеке. Но я не хочу, чтобы она прочитала то, что я для себя определил, то, что мне сегодня понадобилось записать ради пущей определенности, поэтому стираю все, что набрал за утро.

Письменная речь дисциплинирует, в МГИМО это нам вдалбливали с первого курса, дисциплинирует, потому что должна быть логика изложения. Выстраиваешь факты так, как они выстраиваются, по принципу домино или наподобие электрической цепи с лампочкой в конце. Выстраиваешь как можно более добросовестно, и – лампочка вспыхивает – приходишь к какому-то выводу. Вывод, итог мне теперь более-менее ясен…

– Привет. Почему тебя так привлекает холл, Юрочка?

– Тут удобный диван, тут удобно ставить ноутбук, тут удобно стоит телевизор. Тут самый лучший в доме камин.

На самом деле потому, что холл не лежит на пересечении каких-либо домашних путей. Здесь не шастает прислуга, и здесь, в общем, нечего делать моей ненаглядной Юльке. Кроме того, здесь наихудшая в доме звукоизоляция, поэтому мне всегда слышно, как Юлька выходит из гостиной, чтобы спуститься в холл по мою душеньку. Почему-то она обеспокоена моим стремлением к уединению. Думает, что я что-то замышляю. Или, подозреваю, не уверена в здравости моего рассудка. Она теперь всегда глядит на меня вопросительно, когда думает, что я не вижу, а еще, случается, осторожно расспрашивает. Не стоило говорить ей о тех, кто возвращается оттуда. Я превысил меру доверия, вызвал подозрения в свой адрес и заставил ее страдать.

– Что-то набирал?

– Нет. Чищу помойку, – вру я. – Накопилась всякая ерунда из Интернета. Когда смотришь, сначала всегда кажется, что интересно, потом возвращаешься – бред сивой кобылы, безграмотный к тому же.

– От сивой кобылы, пусть она и виртуальная, ты слишком много требуешь. Я – к маме. Ты со мной?

– Если хочешь, Юля. Но я посижу в машине.

Елена Львовна теперь снова дома, на Котельнической. У Юлькиной мамы почти все в порядке, но Ритусю она не помнит. И меня тоже. Почему? Нет, это не обидно, и я жалею ее искренне – она всегда мне нравилась, но знакомиться с ней каждый раз заново, когда мы с Юлькой приезжаем на Котельническую, тягостно. Невмоготу уже. «Юлька! Какая ты легкомысленная выросла! Каждую неделю меняешь мужей! – весело так воскликнула она в наш последний визит. – Ирочка! Посмотри! Юленька имеет головокружительный успех у мужчин! Если Микуша узнает… Ой-ей-ей! Но мы ему не скажем!» Ирочкой, именем моей матери, она упорно называет Ксению Петровну, свою «компаньонку», по определению Юльки, а на самом деле сиделку плюс домработницу. Ксения Петровна терпит и не поправляет и даже отзывается, потому что Юлька платит ей невероятное жалованье.

– Я ведь не настаиваю, Юрочка. Прекрасно тебя понимаю. В машине сидеть не надо, лучше оставайся дома. Мама, в конце концов, вспомнит тебя. Помнит же она твою маму и то, что у нее был сын.

– Вот именно. Только я никак не ассоциируюсь у Елены Львовны с сыном моей мамы.

– Юрка, не расстраивайся ты. Она ведь нездорова.

Я не расстраиваюсь, но по этому поводу у меня есть свои соображения. Просто Елена Львовна знает, что того ясноглазого и светловолосого мальчика, Юры Мареева, больше нет на свете.

– Она поправится. Что это за камень? Аметист? Я до сих пор не знаю всех ее драгоценностей.

– Розовый гиацинт. Гораздо лучше аметиста. Еще африканский, чистейшей воды. Оправу делал на заказ сам Гаврик Изорский-Кунц.

– Сам Изорский-Кунц! Сам Гаврик! – восхищаюсь я, хотя понятия не имею ни о каком Гаврике. И оправа мне не слишком нравится – аляповатая, грубоватая, с финтифлюшками. Но Гаврик, должно быть, из тех самых, кто ухитрился создать на себя спрос. Поэтому вспоминать здесь о хорошем вкусе излишне, как подсказывает мне опыт, чтобы не обижать мою любимую. – Красиво. А другие твои африканские штучки сохранились? Ты, по-моему, их тоннами покупала. Тебе так нравилось их носить…

– Не сохранились, Юра. Раздарила. Здесь они как-то не смотрелись. Это все же не «Тиффани», не «Картье», не «Булгари», не Жан Шлумбергер. Не Гавриил Изорский-Кунц. Не та мера элегантности.

– А-а…

– Ладно, пока. Я ненадолго, к маме. А вечером мы подписываем договор с чехами на поставку фирменной посуды для моих «Ларчиков» – особый дизайн для каждого ресторана и все такое, это я тебе напоминаю. Потом – парадный ужин в «Русском Ларчике».

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 86
Перейти на страницу:
Открыть боковую панель
Комментарии
Настя
Настя 08.12.2024 - 03:18
Прочла с удовольствием. Необычный сюжет с замечательной концовкой
Марина
Марина 08.12.2024 - 02:13
Не могу понять, где продолжение... Очень интересная история, хочется прочесть далее
Мприна
Мприна 08.12.2024 - 01:05
Эх, а где же продолжение?
Анна
Анна 07.12.2024 - 00:27
Какая прелестная история! Кратко, ярко, захватывающе.
Любава
Любава 25.11.2024 - 01:44
Редко встретишь большое количество эротических сцен в одной истории. Здесь достаточно 🔥 Прочла с огромным удовольствием 😈