Бог, человек, животное, машина. Поиски смысла в расколдованном мире - Меган О’Гиблин

качества, – пишет он, – не дает нам оснований думать, что она будет столь же успешной, если и когда обратит свое внимание на сами сенсорные качества». Узнать, что такое материя по своей сути, мы не можем, но нам известно, что по крайней мере в одном случае – речь о материи мозга – ее существование сопряжено с субъективным опытом. По мнению Гоффа, это указывает на то, что сознание присуще материальному миру как таковому – может быть, даже всей материи без исключения, и что деревья, насекомые и растения обладают каким-то опытом. В определенном смысле можно сказать, что даже субатомные частицы обладают (пусть и в очень примитивном виде) опытом и волей или, по выражению Гоффа, «склонностями», которые и объясняют их непредсказуемое поведение. Столетия редукционистского материализма убедили нас в том, что сознание – это какая-то непроницаемая тайна, но в действительности нет ничего более понятного и знакомого. «Загадочна на самом деле реальность, – пишет он, – и все известное нам о сознании – одна из лучших подсказок о том, на что похожа эта таинственная вещь».

Некоторые нейробиологи пришли к такому же выводу, но не через философию, а через теорию информации. Одна из ведущих современных теорий сознания (возможно, самая влиятельная на момент написания этой книги) – это теория интегрированной информации, или ТИИ[47]. Её основоположники – Джулио Тонони и Кристоф Кох (тот самый нейробиолог, который ссылался на аргумент об отсутствии свободы воли, чтобы оправдать уход от жены). ТИИ гласит, что сознание связано с тем, как информация «интегрируется» в мозге. Интегрированной называется информация, которая не хранится в одном определенном месте, а выводится из сложных связей между различными областями мозга. ТИИ пытается объяснить, почему мы ощущаем сознание как что-то целостное – почему звуки, запахи и картинки воспринимаются как составляющие единого опыта, хотя эти сенсорные сигналы поступают из разных областей. Кох и Тонони считают: чем более интегрированной является система, тем выше вероятность того, что она будет осознанной. Они даже вывели пороговый показатель – число Ф, или фи, описывающее степень взаимозависимости различных элементов системы. (Тонони определяет Ф как «количество информации, генерируемой комплексом элементов, сверх информации, генерируемой его частями»). Если число фи у отдельно взятой системы имеет ненулевое значение, значит, она сознательна; чем выше у нее фи, тем она «сознательнее». Человеческий мозг обладает очень высоким уровнем интеграции, отмечает Кох в своей книге «Ощущение самой жизни» (2019). Вороны, медузы, пчелы и многие другие существа имеют ненулевой уровень фи, и это означает, что они тоже обладают сознанием – как и атомы, кварки и некоторые одноклеточные организмы. Даже бактерия, утверждает Кох, наделена «крошечной искрой опыта».

Панпсихизм, помимо прочего, соблазнителен тем, что ему удается избежать многих не поддающихся решению проблем, связанных с сознанием, – как «трудной проблемы сознания», преследовавшей материализм, так и проблемы взаимодействия души и тела, с которой никак не мог справиться дуализм. Панпсихизм предлагает простое объяснение того, почему наблюдение в квантовой механике приводит к коллапсу волновой функции: если сознание – это не просто иллюзия, а фундаментальное свойство Вселенной, оно, возможно, может оказывать воздействие на другие объекты. На вопрос, давно терзавший физикалистов, – как и почему в ходе случайной эволюции из материи возникает или развивается сознание – тоже находится изящный ответ. С точки зрения панпсихизма сознание было присуще материи с самого начала, с первых возникших частиц.

Но помимо удовлетворения от того, что эти сложные вопросы наконец закрыты, панпсихизм притягателен и на более примитивном, может быть, даже религиозном уровне: есть что-то привлекательное в мысли о том, что разум, или душа, занимает центральное место во Вселенной. В отличие от эмерджентизма и других теорий, которые ловко переопределяют такие термины, как «сознание» и «познание», чтобы их можно было бы применить к лесам и колониям насекомых, последователи панпсихизма уверены: все эти сущности действительно обладают неким личным феноменальным опытом – они ощущают себя мышью, амебой или кварком. Панпсихизм, по сути, извлекает из забвения scala naturae, «Великую цепь бытия» средневекового христианства, которая представляла всю природу – растения, животных, людей, ангелов и самого Бога – как континуум одухотворенности: все, что ее составляло, было в большей или меньшей степени наделено духом. Ведущих панпсихистов не смущают подобные переклички с мистическими идеями прошлого. «Панпсихизм, – пишет Гофф, – предлагает способ переосмысления Вселенной. Панпсихисты считают, что Вселенная похожа на нас; мы принадлежим ей». Он отмечает, что если сознание – фундаментальное качество реальности, это придает религиозному и духовному опыту больше веса. В самых разных культурах мистические переживания описываются как разрушение привычных границ между субъектом и объектом; мистик погружается во что-то вроде сознания, не ограниченного формами. Гофф признаёт, что это могут быть всего лишь иллюзорные психические феномены, но они подозрительно отвечают панпсихистским представлениям о том, что сознание – это и есть изначальная природа физической реальности. В панпсихизме, пишет он, «духовные поиски и научная рациональность могут наконец достичь гармонии».

Часто можно услышать, что мы отчуждены от природы и от своего подлинного «я» по вине нашей технологической культуры. Она-де внушила нам обманчивое ощущение собственного превосходства, убедила нас, что мы поднялись над миром природы, что мы – единственные живые существа посреди моря мертвой материи. И Кох, и Гофф призывают отказаться от антропоцентризма и считают, что панпсихизм может в этом помочь. «Нам нет необходимости оставаться в царстве человека, которое к тому же все больше размывается глобализацией и капитализмом», – утверждает Гофф. Он считает, что мы относились бы к не-человеческому миру более этично, если бы видели себя единым целым с деревьями, океанами и ледниками: «Наше эгоистичное поведение коренится в убеждении, что мы абсолютно самостоятельные и ни от чего не зависящие индивиды». Подобным воззванием заканчивает свою книгу и Кох. «Мы должны отказаться от идеи, – пишет он, – что люди находятся в центре этической вселенной и определяют ценность окружающего их мира лишь постольку, поскольку он соответствует целям человечества».

* * *

Может быть, тот факт, что панпсихизм не кажется мне совершенно абсурдной идеей, что-то говорит о нашей эпохе. Хотя в академических кругах эта гипотеза до сих пор не получила широкого признания, мы становимся более открыты к теориям, которые переворачивают с ног на голову догмы современной науки и приписывают сознание даже сущностям, стоящим на низших ступенях шкалы мироздания. Всякий раз, когда я упоминаю о панпсихизме в компании знакомых, кто-нибудь обязательно начинает воодушевленно пересказывать только что прочитанный роман о сознании деревьев, или прослушанный подкаст о грибных коммуникационных сетях, или свежую статью в New Yorker о том, как психоделические растения научились использовать «молекулы-посланники» для коммуникации с нейромедиаторами человека. Воспринимать мир как что-то в широком