Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Другой интересной преступной личностью — тоже карманник — был Уточкин по кличке Уточка. Этот молодой парень был популярен у женщин, имел сразу нескольких любовниц, в том числе и преподавательницу одного из вузов Архангельска, и был виртуозом в своём воровском деле. В отношении Уточкина мне пришлось расследовать несколько карманных краж, но противником он был сильным, очень хитрым и изворотливым, и, несмотря на несколько имеющихся у него судимостей, мне никак не удавалось добыть нужные доказательства для ареста. И хотя каждый раз его задерживали как подозреваемого в совершении кражи, он каждый раз ухитрялся сбросить кошелёк до того, как его хватали за руку. Оперативники из спецгруппы по борьбе с карманными кражами устраивали на него настоящую охоту, но каждый раз не хватало очевидца того, как он лез в карман или сумку и тащил оттуда деньги. Оперативники видели Уточку, видели жертву, чувствовали момент кражи, хватали его за руку, подбирали кошелёк, но не видели главного, а лжесвидетельствовать они, естественно, не хотели.

Помню, что по одной из его краж потерпевшая рассказала о цирковых билетах, которые были в украденном кошельке, и запомнила номера ряда и мест в цирке. Но ни денег, ни билетов в поднятом оперативниками кошельке уже не было. Личный обыск, а также полный обыск, проведённый в квартире Уточки, ничего по этой краже не дали. Однако люди, оказавшиеся на местах в цирке по украденным билетам, рассказали, что билеты эти купили у парня, и описали его приметы, полностью совпавшие с приметами Уточки. Это, конечно, было доказательством, но недостаточным, чтобы Уточкина можно было привлечь к уголовной ответственности. Вспоминаю и обыск, который я однажды провёл в квартире сожительницы Уточки. В углу одной из комнат стоял туго свёрнутый в рулон ковёр, перевязанный верёвочками, — весьма дефицитная вещь в то время. Уже закончив обыск и ничего не обнаружив, я бросил последний взгляд на обстановку в комнате и опять обратил внимание на ковёр. Ну что можно спрятать в его трубчатой полости диаметром 7–10 сантиметров? Но я на всякий случай заглянул туда на просвет — пусто! Однако что-то всё-таки заставило меня развернуть ковёр на полу. И тут перед нами предстала занятная картинка: по всей поверхности ковра были разложены — стопками по несколько штук — купюры большого достоинства. Деньги мы, конечно, изъяли, но через месяц-другой пришлось их вернуть, так как, несмотря на явно криминальное происхождение такой большой суммы, доказать это, к сожалению, не удалось.

Кончил Уточка тем, что его зарубили топором свои же воры во время очередной стрелки.

Надо сказать, что нагрузка на следователей была огромная, но не за счёт сложности оперативной обстановки, а из-за мелочёвки, которую взвалили в то время на следователей. Речь идёт о так называемом «усилении борьбы с хулиганством» в соответствии с Указом от 26 июля 1966 года. Законодатель (Верховный Совет СССР) голосовал единогласно за всё, что бы им ни предложили партийные правители, а главным правителем в те времена был Леонид Ильич Брежнев, который повелел бороться с указанным злом. Вот и начали бороться по-брежневски. Дошло до того, что стали тысячами сажать в лагеря только за то, что человек дважды в год матюгнулся в общественном месте или устроил дебош дома. Любой семейный скандал, который услышали соседи, приравнивался к хулиганству в общественном месте и, соответственно, для виновника конфликта это была прямая дорога в лагерь. Условную меру наказания за хулиганство, как правило, не назначали.

Так вот, эту категорию дел взвалили на следственный аппарат органов внутренних дел, и следователи с утра до вечера штамповали их под копирку, тупея от однообразия. Конечно, были и другие категории — дела традиционной уголовщины: кражи, грабежи, мошенничества и т. п., которыми также занимались следователи, хотя таких дел было меньше. Справедливости ради надо сказать, что особо тяжкие преступления вроде убийств были редкими, а двойное убийство — это было ЧП союзного масштаба. В этом смысле не позавидуешь нынешним следователям, когда убийства, хищения миллионов и даже миллиардов, теракты стали повседневными, рядовыми событиями.

Мы вынуждены были работать из-за указанной мелочевки (хулиганства) с утра до ночи, да ещё брали домой материалы дел, чтобы составить обвинительные заключения, так как на работе этим заниматься было невозможно, да и не хватало времени. Лично я в составление обвинительных заключений втянул и Елену. И если бы не она, то я просто бы не справился с лавинообразным потоком дел. Более того, помощь Елены позволила мне не только выйти в передовики по количеству и качеству оконченных расследованием дел, но и благодаря ей у меня было время читать спецлитературу, изучать опыт других следователей, продумывать и применять так называемые следственные хитрости — вполне легальные приёмы, основанные на психологических особенностях конкретного человека. К примеру, по делу проходит два подельника-соучастника, которые совершили преступление по предварительному сговору. Оба отпираются, вину свою не признают, оба клянутся, что говорят правду. Определяешь, кто из них лидер, ведёшь с ним разговор по душам, угощаешь сигаретой или чаем, и в это время конвой заводит в кабинет второго. Следователь при вводе второго, как бы продолжая разговор и отправляя первого с конвоем, говорит что-то вроде: «Ну вот, давно бы так, и самому легче стало, и срок меньше будет, суд обязательно это учтёт. Ты ведь всю правду сказал?» Поневоле первый отвечает «да, конечно» и т. п. Другого-то он сказать не может. Второй, слыша это, про себя начинает паниковать, и тут всё зависит от следователя — как он начнёт уже с ним разговор. А разговор сводился к тому, что пора, мол, и тебе правду сказать, зарабатывать как можно меньший срок, иначе сидеть придётся за себя и за того парня. Очень часто этот приём срабатывал — второй подельник начинал говорить.

Конечно, имеются и другие следственные психологические хитрости, только надо очень умело и вовремя их применять, разобравшись в психотипе подозреваемого. В связи с этим вспоминаю ещё один случай. Однажды утром на оперативном совещании мне вручили материал на задержанного накануне вора, ранее неоднократно бывавшего в местах не столь отдалённых и теперь категорически отрицавшего свою причастность к краже, за которую его задержали.

Из-за загруженности помещения для задержанных в дежурной части этого вора доставили в мой кабинет ещё до того, как я вернулся с оперативки. Войдя в кабинет и увидев мужика довольно преклонного возраста, я начал разговор: «Так вот ты какой, уже пенсионер. О чём ты думаешь? Поймали за руку, а ты отпираешься. Что, решил в колонии умереть и не пытаешься хоть как-то смягчить свою участь, чтобы, отбыв пару лет, умереть на свободе? Сидеть-то всё равно придётся. Мне твоего признания не нужно». Можете не поверить, но вору так стало себя жалко, что он заплакал. Через несколько минут он собственноручно написал явку с повинной. В этом случае мне удалось угадать настроение человека и его главную заботу — умереть на свободе.