Разорванный круг - Владимир Федорович Попов

когда Брянцев отправил жену посмотреть, в каких условиях живет семья Заварыкиных, она вернулась домой с горьким чувством раскаяния. Ей стало ясно, что доброта может обернуться злом и что с добротой нужно быть осторожной. Пожалела Приданцева — обездолила Заварыкиных. Но теперь, когда она вкусила все прелести совместного проживания с большой, беспокойной семьей, от ее раскаяния не осталось и следа.

В молодости Тася знала радость самопожертвования, а с возрастом стала просто доброй, и то если это не требовало особых усилий. Самопожертвование соединило ее с Алексеем, доброта поддерживала этот союз. Под минометным обстрелом, изрешеченного осколками, без признаков жизни, вынесла Тася его с поля боя и приволокла в госпиталь. Чтобы спасти тяжелораненого, нужно было сделать переливание крови, но консервированной крови не оказалось, и хирург полевого госпиталя, посмотрев на крупную, пышущую здоровьем девушку, спросил коротко:

— Медсестра, какая группа?

— Вторая.

— Кровь отдашь?

— Берите.

— Много крови надо.

— Я же сказала — берите.

Крови пришлось отдать столько, что Тася не смогла вернуться к своему трудному делу, и ее, как и Алексея, отправили в Альтенбург, в тыловой госпиталь.

Встав на ноги, Тася принялась ухаживать за ранеными, но больше всего уделяла внимания Алексею Брянцеву. Частенько засиживалась у его койки, вытирала то и дело покрывавшееся испариной лицо, смачивала пересохшие губы. Алексей платил ей признательностью. То посмотрит ласково, то шепнет сквозь стон что-то непонятное, но трогающее. А ожил малость — разговаривать в охотку стал. Тася взахлеб рассказывала о своем городе Темрюке, что на берегу Азовского моря, о родных, о подругах своих, о длинношерстном ирландском сеттере, областном медалисте, любимце всей семьи, — какой он понятливый и умный, как был привязан к ней. Точно к концу занятий прибегал к медицинскому техникуму и мгновенно находил ее среди множества студентов. Непосредственная болтовня Таси взбадривала Алексея, у него теплело на душе, а в глазах загоралась улыбка, даже когда донимали боли.

Боли донимали его основательно. Хирург задался целью извлечь из своего подопечного все осколки, «расфаршировать», как он выражался и, едва заживали одни раны, клал Алексея на очередную операцию.

Трогательно-лирические отношения между Тасей и Алексеем не укрылись от зоркого глаза хирурга, и как-то, погладив девушку по голове, он подлил масла в огонь:

— Тася — твоя единокровная, Алексей. Начнешь ходить — на колени перед ней стань. Ты ей жизнью обязан.

Алексей поднял на доктора удивленные глаза.

— Почему жизнью?

— А ты что, не знаешь? С поля боя под огнем тебя вынесла, кровь свою дала. Столько дала, что самой пришлось в госпитале отлеживаться.

Когда хирург ушел, Алексей спросил Тасю:

— Что ж ты мне ничего не сказала?

— А с чего б это я выхвалялась? Не тебя одного спасла. Ты — семнадцатый. А кровь… Что тут такого? Я еще двум отдала.

— Но и мне… — Взяв крупную, по-деревенски сильную Тасину руку, Алексей поцеловал ладонь.

У Таси от такого душевного порыва перехватило дыхание, а к лицу подступила кровь. Всякое приходилось ей видеть от раненых, еще больше — от здоровых. Охотников поцеловать, прижать где-нибудь в укромном углу, а особенно потискать находилось множество. И вдруг этот, получивший право на мужскую ласку, руку поцеловал…

— Обжег ты мне сердце тогда, Алеша, — вспоминала потом Тася. — Словно пламенем взялось оно и как остановилось: ни вздохнуть, ни выдохнуть.

Чуткий был человек хирург. Сумел сделать так, что в тот день, когда рядовой Алексей Брянцев был выписан из госпиталя и освобожден от воинской обязанности, демобилизовали и медсестру Таисию Соловьеву.

Увезла Тася Алексея, все еще слабого, изможденного, в свой Темрюк в Приазовье. Ее отец, заведующий конторой «Заготскот», привыкший все живое оценивать по степени упитанности, дочерний «военный трофей» не одобрил. — «Дохлятина» — было его резюме. Зато мать оказалась практичнее супруга. Она понимала, что дочери с ее внешностью выгодная партия не светит и выпускать из дома первого кандидата в мужья неразумно. Будущая теща с места в карьер повела на Алексея наступление, применив весь арсенал материнских ухищрений: сытно и вкусно кормила, отпаивала молоком, всячески ублажала, утром выпроваживала обоих на реку, вечером — в лесок, днем надолго исчезала.

Однако остаться в Темрюке Алексей не захотел. Решил вернуться в Ярославль, откуда взяли его в армию, и поступить в институт. Тасина мать — на дыбы: как же так, ел, пил, надежды подавал, а выходили — об институте размечтался! — но быстро смекнула, что раз уж Алексей в доме не останется, то надо, не теряя времени, на привязь брать — зарегистрировать брак в загсе и сыграть свадьбу. Так и заарканили раба божьего. Всякое бывало в этом городе, но такое, чтобы жених и невеста уезжали, не опохмелившись, произошло впервые, и многочисленные тетушки пророчили Тасе всяческие беды.

Но никаких бед не произошло. Жили Брянцевы ладно, и Таисия Устиновна считала, что родилась под счастливой звездой. Одно только омрачало ее: чрезмерная занятость мужа. Прожили они много лет, а если подсчитать, сколько за это время с глазу на глаз провели, с гулькин нос наберется. Часто, очень часто случалось, что уходил Алексей, когда жена еще пребывала в тягучей утренней дреме, а возвращался, когда уже спала.

Для большинства людей избранная профессия становится главной радостью, главным смыслом жизни. Такие люди умеют работать много, интенсивно и выкладываются, что называется, до конца. Даже выходные дни им в тягость. Алексей Алексеевич Брянцев был из их числа. Еще работая начальником смены со строго регламентированным рабочим днем, он проводил на заводе почти полсуток — приходил на час раньше, чтобы во все досконально вникнуть, проверить положение дел на подготовительных участках, и задерживался после смены, дабы убедиться, что смену сдал образцово и дальше дело пойдет без сучка без задоринки. Став начальником участка, он дневал и ночевал на заводе, пока не выровнял работу. Задерживаться на одном участке Брянцеву долго не давали. Выправит положение — перебрасывали туда, где не ладилось. А освоение нового дела всегда требовало много энергии, сил и, главное, времени. Вот почему для досуга, для дома времени у Брянцева никогда не хватало.

Последние годы, правда, он стал придерживаться железного распорядка. Обедал дома, случалось, и отдыхал минут десять-пятнадцать, не задерживался допоздна по вечерам. Но после того как в квартире поселились Заварыкины, снова стал возвращаться поздно — соседи утихомиривались не раньше одиннадцати.

В распоряжении Брянцевых осталась одна комната, притом небольшая. В ней стояли только диван, кровать да письменный стол меж ними. Больше ничего не вместилось. Как в гостинице. Вдобавок и покоя не было. Странное дело: в самолете под шум мотора Алексей Алексеевич