Луна доктора Фауста - Франсиско Эррера Луке

– Жалко только, что собак не смогли с собой забрать: так они и остались на привязи.

– Иначе никак было нельзя: они бы нас выдали своим лаем.

– Бедные собачки, – вздохнул Спира. – Эти дикари, без сомнения, уже сожрали их. Продолжай, Гольденфинген.

– Выбравшись, мы всю ночь шли по равнине почти без привалов и сумели оторваться от преследователей, опередив их дня на четыре. Позавчера прибыли на этот холм, заняли оборону и решили, что тут нам и конец придет. У меня четырнадцать раненых.

– Капитан Монтальво! – позвал Спира. – Сколько пленных захватили?

– Восемьдесят два, ваша милость.

– Скольких носильщиков нам не хватает?

– У нас их сто, и больше нам не надо.

– Ага…– протянул губернатор. – Скажите-ка мне, капитан Гольденфинген, сколькими собаками пришлось пожертвовать, чтобы ускользнуть от этих вероломных дикарей?

– Шестерых псов, ваша милость, оставили мы там.

Лицо Спиры приняло зверское выражение, и громовым голосом он сказал:

– Это неслыханное злодеяние так оставить нельзя. Ясно, что индейцы убили их, зажарили и съели. Они заслуживают примерного наказания. Я приказываю: казнить шестьдесят человек – по десять за каждого пса. А приведут мой приговор в исполнение и отомстят за своих погибших собратьев собаки нашей своры.

– А что с остальными? – спросил Лопе.

– Посадить на кол – вон на том пригорке.

Солдаты, усевшись или улегшись наземь по всему склону холма, следили за казнью. Спира остался внизу, у подножья, взор его блуждал. Собаки уже растерзали сорок два пленных, и ужасное зрелище, заставлявшее кое-кого отворачиваться, тешило и забавляло солдат.

Хуан Себальос тряс за плечо прикорнувшего на траве Франсиско Веласко:

– Проснись! Много потеряешь, если не увидишь.

Но тот что-то бормотал спросонок, не открывая глаз, и тогда Себальос, точно поводырь слепцу, принялся рассказывать:

– Вот, отпустили еще одного. Бежит, бежит! Почти достиг ущелья. Три собаки догоняют его… Догнали! Леонадо схватил его за ногу! Он падает… Валькирия вцепляется ему в горло, Тор – в пах! Пропал, бедняга…

Когда настал час «Ангелуса» [12], губернатор вместе со всем войском преклонил колени, повернувшись лицом к растерзанным телам индейцев. Восьмерым намеренно позволили убежать.

– Пусть они расскажут всем, что ожидает тех, кто осмелился противостать власти императора! – объявил Спира.

– Эге, – сказал Веласко, – губернатор-то у нас совсем рехнулся. Как по-твоему, лекарь? Видел, с каким наслаждением глядел он, как псы рвут клыками индейцев?

– Разумеется, рехнулся, – отвечал Перес де ла Муэла. – Тоже мне, новость. Я еще в Севилье слышал об этом от Иеронима Келлера. В Германии Спиру все считали тронутым.

Экспедиция продолжала двигаться к Акаригуа, где, по рассказам сподвижников Федермана, уже побывавших там, водилась в изобилии дичь и тянулись бесконечные заросли маиса. Край этот вплотную примыкал к тем горам, за которыми и таился вожделенный Дом Солнца.

Переход по льяносам не ознаменовался никакими неожиданностями, но от тягот пути из четырнадцати раненых восьмеро умерло.

Цветущие равнины и высокие горы, приближавшиеся с каждым шагом, вселяли надежду на скорое окончание путешествия, помогали сносить влажную жару, которая предшествовала сезону дождей и следовала за ним.

Дожди шли чаще, становились обильнее и продолжительней, и Спира отдал приказ разбить лагерь в Акаригуа.

– Две недели отдохнем здесь, а потом двинемся прямо на юг к Дому Солнца.

– Я пойду поохотиться, – сказал негр Доминго Итальяно, как только подали команду «разойдись!». – Здесь, говорят, олени бродят стадами. Возьму двух собак и отправлюсь немедля.

– Не стоит, Нетопырь, – попытался удержать его Гольденфинген. – Мало ли что…

– Бояться нечего, – сказал Эстебан Мартин. – Здешние индейцы такие же мирные, как жители Коро.

Минуло четыре дня, но Итальяно не возвращался. Обеспокоенный Филипп, уведомив Спиру, взял десяток солдат и отправился на поиски негра. К вечеру маленький отряд вошел в деревню.

– Что-то варится у них там в котле? – вслух размышлял Мурсия де Рондон. – Пора ужинать, а пахнет вкусно… А-а! – вдруг завопил он, в ужасе отшатнувшись: на дне котла вместе с маниокой и початками маиса плавала отрубленная голова Доминго Итальяно.

Перес де ла Муэла заглянул в губернаторскую палатку.

– Ваша милость, весь отряд горит…

– Жаждой мести?

– Нет, от лихорадки. Уже больше сотни солдат мечутся в жару, и среди них дон Хуан де Вильегас. Человек двадцать – при смерти.

Спира с перекошенным лицом вылез из гамака и велел позвать к себе Лопе де Монтальво.

– Надо прибегнуть к крутым мерам. Выставить караулы за две лиги от лагеря и оцепить его наглухо. Всякую двуногую тварь, которая попытается проникнуть в лагерь, убивать на месте. Уподобьтесь ангелу мести, Монтальво: снести с лица земли все близлежащие деревни, сжечь посевы.

В июле пошли затяжные дожди. В небе часто вспыхивали зарницы, гремел гром, и отвесные струи хлестали по крышам и навесам, так что испанцы, страдая душевно и телесно, проводили часы, дни и недели в полнейшем бездействии. Провиант был на исходе; земля раскисла и превратилась в болото, соломенные крыши протекали, со стен уже не капало, а лило. Лошади чихали в точности как люди, мерзли, дрожали от озноба под своими попонами. Весь лагерь кашлял и отхаркивался. Десять человек лежали в бреду, а еще двадцать пристрастились к пагубному зелью – табаку.

Из-за дождей и болезней Спира вместо двух недель пробыл в Акаригуа месяц. К середине августа дела пошли совсем скверно: люди мерли как мухи. Губернатор пригласил в свою хижину Гуттена и Гольденфингена и держал с ними совет. Дождь, зарядивший с утра, немного стих. Из-под ближайшего навеса доносился сухой свистящий кашель.

В горах глухо раскатился грохот. Гольденфинген осенил себя крестным знамением.

– Никогда мне не доводилось еще видеть такого ливня. Как вы полагаете, ваша милость, нет ли тут злого умысла какой-нибудь ведьмы?

Спира, стремительно обернувшись, впился в него глазами.

– Что за чушь! – уверенно ответил он. – Откуда тут взяться ведьмам? В экспедиции нет ни одной женщины.

– А если на нас навела порчу индеанка из окрестных селений? В Коро мне рассказывали, что среди них есть искусные в волшбе.

– Ведьм-индеанок не бывает. Чтобы сделаться ведьмой и обрести магическую силу, надо продать душу дьяволу. Как может продать душу тот, у кого ее нет?

– Однако…– начал было возражать Гольденфинген, но Спира, не став его слушать, в смятении и ярости вылетел наружу. Толстяк с глубокой печалью проговорил: – До чего же легко стал поддаваться гневливости наш капитан-генерал. Не могу постичь: еще несколько лет назад – хлебом не корми, а дай ему порассуждать о ведьмах и ведовстве, а теперь точно зарекся. Вот уже во второй раз он меня обрывает, и притом весьма грубо. Речь у нас шла о моей несчастной Берте…

– Гольденфинген! – окликнул его Спира, появляясь на пороге.

– Слушаю, сударь!

– Я решил выступать завтра же поутру.

Тут вмешался Гуттен:

– В строю осталось не больше трех сотен человек, от лихорадки двести ослабели так, что головы не могут поднять, а из восьмидесяти кавалеристов едва ли половина способна держаться в седле.

– Этого вполне достаточно, чтобы двигаться вперед, – не терпящим возражений тоном отрезал Спира. – Дожди скоро кончатся.

– Но что же мы станем делать с двумястами больных?

– Они останутся здесь, а выздоровев, догонят нас. Нельзя терять времени. За перевалом нас ожидают несметные богатства. Решено: на рассвете выступаем.

– Как прикажете, ваша милость, – ответил Гольденфинген. – Пойду распоряжусь…

– Постойте-ка, Андреас, я совсем забыл… Вам и Санчо де Мурге придется остаться здесь: я оставляю больных на ваше попечение.

Лицо Гольденфингена помертвело.

– У вас будет недурное общество в лице сеньоров Вильегаса и Барриоса, – почти ласково сказал Спира. – Они не могут последовать за нами, несмотря на то что его преосвященство вышколил их на славу.

14. ГИБЕЛЬНАЯ РЕКА

Под проливным дождем Спира и Гуттен в сопровождении сотни пехотинцев и тридцати верховых двигались к югу, не теряя из виду горы.

– Какое сегодня число? – спросил Спира.

– Восемнадцатое августа 1535 года.

– Ровно три месяца, как мы вышли из Коро. По моим подсчетам, пройдено больше ста лиг. Если бы не дожди…

А дожди продолжали лить, и иногда с небес низвергался такой поток воды, что лошади упирались и не хотели идти.

– Просто какой-то водопад, – говорил Мурсия де Рондон. – Чудовищный водопад, который собрался, видно, смыть нас с этой грешной земли к себе в утробу.

Целую неделю шли они под сплошной стеной воды, непрерывно хлеставшей сверху, пока путь им не преградила вздувшаяся, ревущая река.