Стретч - 29 баллов - Дэмиан Лэниган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Билл подошел к столу с деревянной, вроде как из дуба, крышкой и элегантными, вроде как из цинка, ножками (ну не силен я в описаниях, предупреждал ведь).
— Видишь ли, Фрэнк, я считаю, что это — хорошая работа. Я регулярно просматриваю каталоги лондонских магазинов и думаю, что мои вещи не хуже. Но если продавать их здесь, дадут пару сотен, не больше, в Лондоне могут заплатить несколько тысяч.
— Я мало понимаю в мебели, но твоя, мне кажется, просто блеск.
— Если действительно понравилась, могу сделать скидку.
Стол был бесподобен. Он был непохож ни на какие другие столы, которые я видел раньше, однако не настолько причудлив, чтобы прятать его от друзей. Не скучный, но и не стремный. Дальше этого мои эстетические стандарты не шли.
— Сколько стоит?
— Стол? Шестьсот.
— Ой, Билл, я не знаю…
— Пятьсот пятьдесят?
— Ну…
— Почему не купить? Если действительно нравится?
— Билл, я тебе должен кое-что рассказать.
Билл запер мастерскую, и мы вернулись домой.
По дороге я кратко ввел его в курс дела, опуская подробности, в которые и самому не хотелось верить. Он молча слушал. Рассказав свою историю человеку, который не был знаком ни с кем из действующих в ней лиц, я почувствовал настоящее облегчение. Мне даже удалось кое-что приукрасить в свою пользу. Вечер в доме родителей Тома расцветился праведным гневом, Гамлет и Гретхен задвинули в тень Фауста, поливающего грязью Папу Римского, который как театральный прообраз больше подходил к случаю.
Билл не проявлял особого участия, но и не пытался использовать материалы дела в интересах обвинения. Когда мы подошли к двери его дома, он сжал мое плечо:
— Если тебе нужна смена обстановки, можешь оставаться у меня, сколько захочешь.
Не успел он закончить фразу, как я почувствовал себя виноватым. Ведь именно на этот результат я и рассчитывал, жалуясь на непутево проведенное Рождество. Я не оставил Биллу никакого выбора. Надо будет отблагодарить его, как только смогу.
Во время ужина на душной кухне я вспомнил, что Билл в письме говорил о троих детях, но пока я видел только двух — проказницу Дебби и барабанщика Бена. Когда мы вернулись, Сью заперла детей в гостиной с телевизором, и меня так и не представили их младшему сыну Мюррею. Флэш, вздрагивая, дремал у плиты.
— Надеюсь, тебе нравится баранина, мы берем мясо у соседа-фермера, баранину мало кто ест в наши дни, но я на ней выросла, и Билл тоже ее любит по воскресеньям, правда, Билл? Кстати, вспомнила: завтра надо будет съездить в магазин, у нас припасы кончаются, и в школе надо с утра быть, Джон готовится к проверке, детей рано придется поднимать, я оставлю их в библиотеке, путь Джоанна заберет Мюррея прямо оттуда, да, правильно, подвезите меня в восемь, если можно, я уверена, что Фрэнк найдет чем заняться…
Билл вновь погрузился в угрюмую задумчивость. Он отправлял еду в рот, не отрывая взгляда от тарелки. Сью с лихвой заполняла все паузы в разговоре. Она поведала, что работает секретаршей в местной начальной школе, и немедленно оседлала, как показали несколько следующих недель, свою главную тему:
— Нам было бы намного легче, будь у нас вторая машина, Билл мог бы приезжать и уезжать, когда ему захочется, я бы могла отвозить Мюррея в Олдеберг, разобравшись с Беном и Дебби. Я говорила с Джоном, он разрешил, я могла бы оставаться подольше, если надо что-нибудь закончить, компенсируя потерянное время, и не приходилось бы злоупотреблять добротой Джоанны. Хотя она не возражает…
— Сью, мы на эту тему, кажется, уже говорили.
— Но когда мне нужно вернуться домой пораньше, сразу вспоминается, разве не так? Потому что неудобно…
— Не так уж неудобно.
— Да. Но и не идеально, иногда кажется, что за пару сотен фунтов мы могли бы…
— Сью. Хватит уже.
Она неохотно замолчала. Я с трудом составлял картину из обрывков. Почему Мюррей не может ходить в ту же школу? Я уловил, что с этим вопросом связаны какие-то затруднения, о которых они могли говорить только окольными путями, и не стал допытываться.
Сью набралась храбрости:
— Видишь ли, Фрэнк, у нас раньше была вторая машина, старенькая «аллегро», я на ней ездила, но в прошлом году ее пришлось продать, у нас было туго с деньгами, и если честно, эта свистопляска так и не закончилась, ну как жить здесь с одной машиной, никуда пешком не дойдешь, автобусы в Хай-Элдер не ходят, да и с какой стати, если они ходили бы, мы бы были единственными пассажирами, да и Мюррея каждый день в Олдеберг невозможно возить, ведь правда? Когда Билл по выходным уезжает на рынок, я здесь с ними одна как на острове…
Билл покачал головой:
— Думаю, Фрэнку это все неинтересно.
Я чувствовал растущую неловкость. Сью, казалось, хотела назначить меня третейским судьей, роль которого я вовсе не собирался на себя брать. Людей нельзя травить сказаниями об исчезнувшей «аллегро», уж больно они грустные. Сколько они могли выручить за машину? Восемьдесят фунтов? Это ж насколько «туго» должно быть с финансами? Я представил себе, как ужасно быть бедным, и не просто бедным, а с тремя детьми, да еще с талантищем, не имеющим экономической ценности. Удивительно, как Билл только не воет волком от горя и злости?
После острой баранины с запашком мертвого дикого животного Сью отпря вилась укладывать детей.
— Извини, Билл, что я тебе сразу все не рассказал.
— А что бы ты мог сказать?
Билл посмотрел на меня глазами в красноватых прожилках и развел руками в знак прощения.
— В шахматы?
— Давай.
Билл выложил на стол массивную доску и фигуры.
— Сам сделал.
Стильные, но простые фигурки вокруг основания были украшены полосками цинка, поля на доске были сделаны из двух сортов матового металла.
— Как., красиво.
Биллу, видимо, надоел мой ограниченный словарный запас.
— А я думаю — говно говном.
По части шахмат я не силен. Сделаю три хода — и уже хочется предложить ничью. Меня бы совершенно устроил договор, по которому ни одна из сторон не теряет лицо. Мой ранний стиль игры, взявший на вооружение лихую тактику Каспарова — он как-то раз сказал: «Ну, как ходят фигуры, я немного знаю», — позволял побеждать Мэри, но не спасал от людей, которые во время игры не ели финики, не делали себе маникюр и не звонили бабушке.
Билл играл медленно, но, как мне показалось, умело. Несмотря на кошмарные вопли наверху, где Сью пыталась загнать детей в постель, он не отвлекался от доски и, сделав ход, всякий раз докучливо утвердительно хмыкал. За полчаса он побил меня четыре раза. Сью, наведя наверху подобие порядка, вернулась на кухню и смотрела на нас из дверей. Билл не отрывался от доски. Мы начали пятую партию.
— Ой, извините, не хотела вам мешать.
Несколько минут она напевала что-то бессвязное в другой части дома. Затем принялась греметь чем-то в шкафу в прихожей. Билл нахмурился и чуть повернул голову, но ничего не сказал.
— Ладно, мальчики, пожалуй, я тоже пойду, — прочирикала она из прихожей.
После минутного молчания — мы продолжали играть — на лестнице раздались грузные шаги Сью.
Деньги
Я договорился с Биллом, что буду платить ему за постой по 40 фунтов в неделю. У меня появилась норка, из которой меня не так-то просто было выгнать. Деньги для Билла значили слишком много. Чем больше он посвящал меня в свои финансовые дела, тем больше я понимал, какой я счастливчик Вот пример. Билл не только ничего не мог продать, но еще и попал в ловушку обесценившейся недвижимости. Коттедж он приобрел в конце восьмидесятых, когда яппи первой волны вздули цены, покупая себе загородные дома про запас Потом они расползлись по своим виллам, и в начале девяностых коттедж потерял треть стоимости. Вдобавок Билл умудрился получить ссуду с нулевым депозитом, после чего трындец наступил полностью и окончательно.
Если Биллу удавалось продать хоть одну мебелюгу в месяц и выручить четыреста фунтов, это считалось удачей. Деньги уходили на покупку древесины, металла, инструментов, обслуживание машины, остатки выплачивались в счет погашения ссуды. Недостающие деньги вносила Сью. Еду для всей семьи они покупали на детское пособие.
Если между ними случался разговор, то лишь о деньгах. Тема денег постоянно подбрасывала головоломки, ужом пролезала в мозги и свивалась там кольцами. Каждые несколько дней деньги решительно отодвигали в сторону все остальные темы: то близился день рождения кого-нибудь из детей, то Бен разбил окно в гостиной, то Дебби требовалось платье для школы. Для Тома и Люси деньги были пушистым шарфиком, в который они кутали свои носы, для Билла и Сью — куском брезента, которым они латали прорехи в своем бытие. Временные меры приносили больше вреда, чем пользы, не оправдывая связанных с ними надежд.