Русские исторические женщины - Даниил Мордовцев

Но мы будем говорить о ней по возможности кратко и сжато, не вдаваясь в излишние подробности и передавая только самые существенные факты, исключительно группирующиеся около Марины, а не относящиеся до всего цикла Смутного времени, потому что в противном случае рассказ ваш о Марине Мнишек вышел бы из рамок наших кратких очерков.

Марина или Марианна родилась в богатом и знатном польском семействе. Отец ее был сендомирский воевода Юрий Мнишек, прославившийся на своей родине тем, что никто лучше его не умел потворствовать преобладающим наклонностям короля, отличавшегося большой слабостью к прекрасному полу. Вообще отец Марины был из числа людей, для которых все средства позволительны.

Младшая сестра Марины, Урсула, была замужем за князем Константином Вишневецким, братом знаменитого князя Адама Вишневецкого.

Этот Вишневецкий привез с собой однажды в Самбор, где жили Мнишки, какого-то неизвестного проходимца, неведомо откуда явившегося, который сначала был у него слугой, а потом сказался московским царевичем.

Среднего или почти низкого роста, хорошо сложен, лицо круглое, неприятное, волосы рыжеватые, глаза темно-голубые, задумчиво-грустен, даже мрачен, неловок – вот наружность проходимца, которого увидала Марина и узнала, что это московский царевич, спасшийся от убийц чудесным образом.

Красота Марины, ловкость, ум, необычайная сила воли, доказанная потом всей тяжелой жизнью этой девушки – вот что поразило молодого, страстного проходимца в том энергическом существе, которое он встретил в Самборе.

В неведомом проходимце Марина увидала свой судьбу, – и овладела его волей.

Проходимец представлен был королю в Кракове – и король признал в нем московского царевича, потому что ему выгодно было признать его таким, и назначил ему приличное содержание.

Возвратившись с Мнишком в Самбор, признанный царевич, очарованный Мариной, предложил панне руку и московский престол, который считал своим достоянием.

Названный Димитрий, говорят, долго не осмеливался решиться на это. Он был робок, неловок с Мариной.

Объяснение произошло в саду.

– Панна! моя звезда привела меня к вам, – сказал Димитрий: – от вас зависит сделать ее счастливой.

– Ваша звезда слишком высока для такой девушки, как я, – отвечала Марина.

Димитрий целует ее руку.

– Моя рука, – сказала Марина, отнимая руку: – слаба для вашего дела. Вам нужны руки, владеющие оружием, а моя может только возноситься к небу вместе с молитвами о вашем счастье.

Димитрий скоро занемог. Марина показала к нему участие.

– Поправляйтесь, – говорила она: – станьте на челе войска, победите ваших врагов, тогда подумаете, как победить мое сердце: только славными подвигами и доблестями вы меня завоюете!

Если всего этого и не было, то было что-нибудь в этом роде, потому что иначе и не могла действовать Марина, какой она проявлялась в продолжение всей своей тревожной жизни. Она овладела Димитрием всецело, она держала его в нравственной неволе даже тогда, когда он сидел уже на московском престоле, а она, его невеста, оставалась еще в Самборе, у отца. С московского престола Димитрий не забывал о Марине Мнишек, когда ему предлагали уже в жены сестру короля польского.

Мнишек, дав согласие на брак дочери с Димитрием, отложил совершение самого брака до той поры, когда жених утвердится на престоле.

Но ловкий воевода поспешил обеспечить участь Марины в будущем, 25 мая 1604 года названный Димитрий дал запись Мнишку:

Тотчас по вступлении на престол выдать отцу Марины 1.000.000 польских злотых для подъема в Москву и уплаты а долгов, а Марине прислать бриллианты и столовое серебро из царской казны.

Отдать Марине Великий Новгород и Псков со всеми жителями, местами, доходами, в полное владение, как владели прежние цари; города эти остаются за Мариной, хотя бы она не имела потомства от Димитрия, и вольна она в них судить и рядить, постановлять законы, раздавать волости, продавать их, строить католические церкви и монастыри, в которых основывать школы латинские; при дворе своем Марина вольна держать латинских духовных и беспрепятственно отправлять свое богослужение, потому что он, Димитрий, соединился уже с римской церковью и будет всеми силами стараться привести и народ свой к этому соединению. В случае, если дело пойдет несчастно и он, Димитрий, не достигнет престола в течение года, то Марина имеет право взять назад свое обещание, или, если захочет, то ждать еще год. 12-го июня Димитрия заставили дать другую запись: Уступить Мнишку княжества Смоленское и Северское в потомственное владение, а как половина Смоленского княжества и шесть городов северских отойдут к королю, по обязательству Димитрия, то Мнишек получить еще из близлежащих областей столько городов и земель, чтобы доходы с них равнялись доходам с городов и земель, уступленных королю.

Димитрий на престоле. Но Марины еще нет с ним. Ее не выпускаюсь из Польши, требуют от московского царя огромных уступок в пользу католичества.

Царь московский отправляешь к Сигизмунду послом Афанасия Власьева, уже известного нам по встрече им с боярином Салтыковым жениха Ксении Годуновой, несчастного датского принца Иоанна. Власьеву поручено просить короля и Мнишка отпустить Марину. Димитрий послал и секретаря своего, Бучинского, которому поручил, чтоб он выпросил у папского легата позволение Марине причаститься у обедни из рук патриарха, а иначе она не будет считаться коронованную, чтобы позволили ей ходить в греческую церковь, а втайне оставаться католичкой, чтобы в субботу она ела мясо, а в среду постилась и голову убирала бы по-русски.

Сигизмунд сказал Власьеву, что государь московский может вступить в брак более сообразно с его величием и что он поможет ему в этом деле.

У Марины являются уже сильные соперницы.

Но Власьев сказал королю, что царь не изменит никогда своему обещанию.

Сигизмунд хотел женить Димитрия на своей сестре или на княжне трансильванской – вот какие соперницы явились у Марины!

Но к Сигизмунду приехал какой-то швед из Москвы, от царицы-старицы Марфы, матери Димитрия углицкого, с тайными вестями, что сидящий на московском престоле – не ее сын. Сигизмунд сказал об этом Мнишку. Тот замедлил отпуск Марины в Москву.

Но при всем том, 12 ноября происходило уже обручение Марины в Кракове с послом Власьевым, изображавшим лицо жениха-царя. Обручение было пышно, торжественно, в присутствии короля, кардинала и сановников.

Марина была в белом алтабасовом платье, унизанном жемчугами и драгоценными камнями; на голове у нее блестела бесценная корона, а от короны по распущенным волосам скатывались нити жемчуга, перемешанного с бриллиантами.

Говорились речи послом Власьевым, канцлером Сапегой, кардиналом. Запели «Ѵеni, Creator» – и началось обручение.

Власьев, говорят, смешил всех некоторыми странными выходками. Кардинал спрашивал: не давал ли царь обещаний другой женщине?

– А мне как знать? О том мне ничего не наказано! – отвечал будто бы Власьев.

Но от него потребовали решительного ответа. Тогда Власьев отвечал:

– Коли б обещал другой невесте, то и не послал бы меня сюда.

Затем кардинал велел послу говорить за собой, по форме, клятвенное обещание на латинском языке. Поляки удивились, что Власьев произносит правильно – он знал по-латыни. Далее он остановился и сказал:

– Панне Марине говорить имею я, а не ваша милость.

И он сказал ей обет от имени царя, Марина царю – от себя.

Из уважения к особе будущей царицы, Власьев никак не решился взять Марину просто за руку, но непременно хотел прежде обернуть свой руку в чистый платок, и всячески остерегался, чтобы платье его никак не прикасалось к платью сидевшей подле него Марины. Когда за столом король уговаривал его есть, то он отвечал, что холопу неприлично есть при таких высоких особах, что с него довольно чести смотреть, как они кушают. Марина тоже ничего не ела за обедом. Зато Власьев пил за здоровье обрученных. Ясно после этого, с каким негодованием он должен был смотреть, когда Марина стала на колени перед королем, чтобы благодарить его за все милости: посол громко жаловался на такое унижение будущей царицы московской.

Благодаря короля, Марина плакала. Она не знала, что придется ей заплакать и не такими слезами.

Власьев требовал немедленного выезда невесты. Но Мнишек жаловался на недостаток денег, хотя Димитрий прислал ему большие суммы и просил не жалеть издержек.

Но у Мнишка и Марины были свои причины медлить. Мнишек писал Димитрию о каких-то недоброхотах, о сплетнях. Может быть, то, о чем он писал Димитрию, действительно были сплетни, но они стали историческим достоянием.

«Есть у вашей царской милости неприятели, писал отец Марины, которые распространяюсь о поведении вашем молву. Хотя у более рассудительных людей эти слухи не имеют места, но я, отдавши вашему величеству сердце и любя вас как сына, дарованного мне от Бога, прошу ваше величество остерегаться всяких поводов, и так как девица Ксения, дочь Бориса, живет вблизи вас, то, по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее устранить от себя и отослать подалее».