Непознанный Мир Веры - Сборник

«Смело и несмотря ни на какие исторические исследования, всякий христианин должен утверждать, что никому из смертных невозможно было додуматься и еще менее дойти до той высоты и чистоты нравственного чувства и жизни, которые содержатся в учении Христа; нельзя не почувствовать, что они не от мира сего. Веруя, что основной идеал учения Христа по своей недосягаемости остается вечным и вечно будет влиять на души, ищущие мира чрез внутреннюю связь с Божеством, мы ни минуты не можем сомневаться в том, что этому учению суждено быть неугасимым маяком на извилистом пути нашего прогресса».

Главный, настоящий прогресс человечества Н. И. Пирогов видел в том, чтобы люди по духу своему приблизились к Евангелию, стали добрыми, правдивыми, чистыми сердцем, бескорыстными и милосердными. Конечно, и прогресс социальных реформ в народах необходим, но он немыслим без прогресса человеческих отношений, без совершенствования каждой отдельной души человеческой. Камень, брошенный в воду, вызывает круги. Чувства, мысли и дела человека тоже вызывают соответствующие им круги в окружающем мире: либо добро, либо зло. Человеческое добро рождает отклик добра, улучшая человеческие отношения и самую жизнь. Зло, таящееся в одном сердце, отравляет жизнь многих… Это, может быть, идет против законов материализма, но это соответствует правде мира.

Книга высшего совершенствования — Евангелие — была любимой книгой Пирогова. Он верил, что евангельское откровение есть истинное Слово Божие, и что это Слово вводит душу в вечность: свою жизнь Пирогов строил на евангельских основах. Такое глубокое религиозное отношение к жизни отмечает путь всех великих ученых, истинных слуг человечества.

Н. И. Пирогов считал, что в мировой истории путь прогресса извилист, нет прямой линии в нравственном совершенствовании человечества. Уклоняясь от правды Христовой, люди впадают временами в звериное, даже хуже, чем звериное, — демоническое состояние. Разве мы не стали этому свидетелями в наш век? Человечество омрачается, когда отходит от того образа Божией правды, чистоты и милости, который дан ему в лице Сына Божия, Иисуса Христа.

Гениальная ученость, любовь ко Христу, борьба за правду, справедливость в мире, милосердие к страждущим, больным, — таков образ человеколюбивого врача Пирогова. Когда читаешь его размышления о мире и человечестве, вспоминается одна древняя молитва:

Господи, Боже мой!

Удостой меня быть орудием мира Твоего,

чтобы я вносил любовь туда, где ненависть;

чтобы я прощал, где обижают;

чтобы я соединял, где ссора;

чтобы я говорил правду, где заблуждение;

чтобы я воздвигал веру, где давит сомнение;

чтобы я возбуждал надежду, где отчаяние;

чтобы я вносил свет туда, где тьма;

чтобы я возбуждал радость, где горе живет.

Господи, Боже мой! Удостой,

не чтобы меня утешали, но чтобы я утешал;

не чтобы меня понимали, но чтобы я понимал;

не чтобы меня любили, но чтобы я любил.

Ибо кто дает, тот получает;

кто себя забывает, тот обретает;

кто прощает, тому простится,

кто умирает, тот просыпается к вечной жизни.

Архиепископ Иоанн (Шаховской)

Видения Марка Твена

Когда писатель Марк Твен был в гостях у своей сестры, ему приснился страшный сон, будто его брат Генри лежит в металлическом гробу; на груди его букет белых цветов с одной-единственной красной розой посередине. Первой мыслью Твена утром было, что его брат действительно мертв, но он отогнал от себя эту мысль и только на следующее утро рассказал свой сон сестре. В то время, около 1850 года, Твен и его брат Генри работали сплавщиками плотов на Миссисипи между Сент-Луисом и Новым Орлеаном. Через несколько недель после того кошмарного сна братья на разных пароходах возвращались домой в Сент-Луис. На «Пенсильвании», где плыл Генри, взорвался котел, и почти все пассажиры погибли. Среди них был и Генри.

Хотя почти все погибшие были похоронены в деревянных гробах, для Генри жители Сент-Луиса сложились на металлический гроб. На похоронах Твен, стоявший рядом с покойным, увидел, что вся сцена в мельчайших подробностях совпадает с увиденным во сне, только цветов не было. Но тут к гробу подошла женщина и положила на грудь Генри букет белых цветов с единственной красной розой в середине.

Божья думка

Рассказывая о времени, когда жил в Нижнем Новгороде, писатель Максим Горький привел случай, произошедший с хорошим его знакомцем, Пименом Власьевым.

«Как-то в субботу помылись с ним в бане, — вспоминал Горький, — и пошли в трактир пить чай. Вдруг Пимен, глядя на меня милыми глазами, говорит:

— Постой-ка.

Рука его, державшая блюдечко чая, задрожала, он поставил блюдечко на стол и, к чему-то прислушиваясь, перекрестился.

— Что ты, Пимен?

— А видишь, мил друг, сей минут Божья думка души моей коснулась, скоро, значит, Господь позовет меня на Свою работу…

— Полно-ка, ты такой здоровяга!

— Молчок! — сказал он важно и радостно. Не говори — знаю!

В четверг его убила лошадь».

А. И. Герцен (1812–1870)

Евангелие я читал много и с любовью, по-славянски и в лютеровском переводе. Я читал без всякого руководства, не все понимал, но чувствовал искреннее и глубокое уважение к читаемому. В первой молодости моей я часто увлекался волътерианизмом, любил иронию и насмешки, но не помню, чтоб когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством: это меня проводило чрез всю жизнь; во все возрасты, при разных событиях я возвращался к чтению Евангелия, и всякий раз его содержание низводило мир и кротость на душу.

Вера учёных

Попов А. С. (1859–1905) — изобретатель радио, создатель первого в мире радиоприемника. Интересно, что он окончил духовное училище и семинарию, исповедовал православную веру. Глубоко верующим христианином был и великий химик Д. И. Менделеев (1834–1907), разработавший в XIX веке периодическую систему элементов. Академик И. П. Павлов (1849–1936), физиолог, лауреат Нобелевской премии, также являлся православным. Известно, что он был прихожанином Знаменской церкви в Ленинграде. Он получил образование тогда, когда психологи говорили об одних «душевных процессах», отрицая наличие у человека души. Но Павлов сумел оторваться от «психологии без метафизики»; вот что он сказал о бессмертной человеческой душе: «Я изучаю высшую нервную деятельность и знаю, что все человеческие чувства… связаны, каждое из них, с особой клеткой человеческого мозга и ее нервами. А когда тело перестает жить, тогда все эти чувства и мысли человека, как бы оторвавшись от мозговых клеток, уже умерших, в силу общего закона о том, что ничто — ни энергия, ни материя — не исчезает бесследно, и составляют ту душу, бессмертную душу, которую исповедует христианская вера».

Блез Паскаль (1623–1662), французский религиозный философ и математик.

Земную науку надо понять, чтобы ее полюбить, а Божественную надо полюбить, чтобы понять ее.

«Умрет в красных сапогах»

Когда Александр II родился в Москве в 1818 году, императрица Александра Феодоровна приказала спросить славившегося тогда в Москве юродивого Феодора о том, что ожидает новорожденного. Феодор отвечал: «Будет могуч, славен и силен, будет одним из величайших государей мира, но все-таки, — произнес он с ужасом, — умрет в красных сапогах». Трудно было предвидеть, что это относилось к окровавленным и раздробленным ногам царя-мученика.

Из письма Пушкина к Чаадаеву

Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие — печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? И (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к Государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал. (перевод с французского) 19 октября 1836 года