Усадьба Грилла - Томас Пикок

Мисс Грилл:

- Мистер Мак-Мусс, а где же ваша история с привидениями?

Мистер Мак-Мусс:

- Сказать вам по чести, мисс Грилл, до привидений я не охотник; меня всегда более занимали простые материи. Но, так уж и быть, расскажу-ка я вам историю про лешего, которую с детства запомнил.

Раз как-то компания ведьм и колдунов собралась в трапезной монастыря устроить пир, если найдется, чем поживиться. Денег у них не было, а был только один леший, которого сатана дал им на этот случай взаймы, с тем что он снабдит их едою, ничего не покупая и не крадя. Они развели огонь в очаге, где ничего не жарилось, и сели вокруг стола, где ничего не стояло, кроме битых блюд и пустых кружек. И огонь очага играл на их тощих, голодных лицах. Уж не берусь вам сказать, была ли там среди них “одна бабенка помоложе” {*}, но, скорей всего, была, иначе не стал бы леший эдак трудиться. Однако ж он немного опоздал. Братья-монахи, готовясь к празднику, успели послать в соседний городок человека с телегой за вкусными вещами. И вот он возвращался, а телега ломилась от мяса, птицы, и сала, и отборных булочек, которыми славилась в городке одна булочница; да еще от старого доброго вина, которое пожаловал отцу-настоятелю один важный барин. Леший почуял поживу, предстал перед возчиком в обличье солдата с деревянной ногой и стал просить милостыни. Возчик отвечал, что у него ничего нет, и солдат якобы пошел своей дорогой. Он появлялся еще и еще в разных видах, и все просил милостыни, с каждым разом настойчивей, но получал тот же ответ. Наконец он явился в обличье старухи с палочкой, и уж эта была назойливее всех; но возчик, поклявшись, что, видно, целый корабль нищих потерпел крушение неподалеку, и ей отвечал отказом. “Ну хоть, мелкую монетку”, - молила старуха. “Нет у меня монетки”, - отвечал возчик. “Ну хоть чего-нибудь поесть или выпить, - молила она, - неужели же у тебя ничего съестного не сыщется? Загляни-ка в тележку; наверняка что-то вкусненькое найдешь, или чего-нибудь выпить”. ””Вкусненькое, выпить”, - заворчал возчик. - Если в моей телеге найдется хоть что-то вкусненькое или выпить, пускай леший все заберет”. “Покорно благодарю”, - сказал леший и принял такой облик, что возчик сразу рухнул наземь, и леший разграбил телегу. Скоро в трапезной жарилось мясо и старое вино лилось рекой, к великой радости славной компании, и они пили, ели и веселились всю ночь, поднимая тосты за здоровье нечистого.

{* Но Тэм нежданно разглядел

Среди толпы костлявых тел,

Обтянутых костлявой кожей,

Одну бабенку помоложе.

Как видно, на бесовский пляс

Она явилась в первый раз {262}.

Тэм О’Шентер. (Примеч. автора).}

Мисс Грилл:

- А вы, мистер Принс? Живя в старинной башне, среди старинных книг, погрузясь в легенды о святых, уж, верно, вы припасли для нас какую-нибудь историю с привидениями?

Мистер Принс:

- Не вполне историю с привидениями, мисс Грилл, но правда - есть одна легенда, пленившая мое воображение. Я переложил ее в балладу. Если позволите, я ее вам прочту.

И, легко получив позволение, мистер Принс заключил ряд чудесных рассказов у камелька, прочтя то, что называлось

Легенда о святой Лауре

Святая Лаура в смертном сне

Покоится в гробнице.

Она велением небес {*}

Нетленна - чудо из чудес! -

Прекрасна, как денница.

Была девичья жизнь чиста -

Ни пятнышка на ней.

Отверзла Божья Мать уста:

“Будь неизменна и свята

Ты до последних дней!”

Вот под землею саркофаг,

Из алебастра ложе.

На крышке белых роз букет,

Ее покой на сотни лет

Никто не потревожит.

Над ложем мраморным потом

Воздвигли раку. Там

Кружком монахини не раз

Сбираясь пели в поздний час,

И звукам вторил храм.

Смерть аббатису унесла.

Гласило завещанье:

Хочу, чтоб рядом со святой

Мой бренный прах обрел покой!

Безумное желанье!

У аббатисы знатный род -

Кто б смог не подчиниться?

Ее желание - закон!

Пошли монашки на амвон

Печальной вереницей.

Лишь сняли крышку - в тот же миг

Сиянье ослепило!

Все залил нестерпимый свет,

Как будто тела в раке нет -

Рассеян мрак могилы!

Труп аббатисы положив,

Вновь затворили раку.

Какой-то безотчетный страх

Объял всех на похоронах

И утопил во мраке.

Наутро в храме собрались -

Вдали от роз печальных

Вдруг обнаружили во мгле

Труп аббатисы на земле

В одеждах погребальных.

И в страхе, на колени пав,

Взывали все к Марии.

Гробницу вскрыли - вновь хорал

Процессию сопровождал,

Как и тогда, впервые.

Но разве тленью место есть

С нетленностию рядом?

На камнях тело вновь нашли -

Оно покоилось вдали,

В часовне, близ ограды.

И вот на службе, в ранний час,

Молитва ввысь летела

Ко всем святым, чтоб наконец

Умилосердился Творец

И упокоил тело.

И встала стража в третью ночь

Коленопреклоненно.

Молились все - и стар, и млад.

Как вдруг разрезал тьму набат -

Один удар мгновенный.

Гробница вскрылась - поднялась,

Как статуя, святая.

Все в жутком страхе пали ниц.

Она меж замерших черниц

Ступала, как живая.

И не был слышен звук шагов,

Как будто не касалась

Плит каменных ее нога.

Как смерть, безмолвна и строга,

Ушла, не возвращалась.

Гробница с этих пор пуста,

Исчезло с нею ложе:

В последний раз свершив обряд,

Вложили тело, и прелат

Вздохнул: “Помилуй, Боже!”

Но нет покоя в месте сем

Бесчувственному телу:

И раз в году, в глухую ночь.

Ударит колокол - и прочь -

Витает по приделу.

А где Лаура? Вдалеке?

Кто знает, где таится

Та, что нетленна и чиста

И до последних дней свята?

Где Божья голубица?

Навек сокрыта ото всех

И ангельскою ратью

Оберегаема она.

Над ней простерлась тишина,

То место под заклятьем.

{* А вождь сказал ему: “Харон, гнев укроти.

Того хотят - там, где исполнить властны

То, что хотят. И речи прекрати” {263}.

Данте. (Примеч. автора).}

1. ГЛАВА XXXV

ОТВЕРГНУТЫЕ ИСКАТЕЛИ. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Σοὶ δὲ θεοὶ τόσα δοῑεν, ὅσα φρεσὶ σῇσι μενοινᾷς

Ἄνδρα τε καἱ οἷκον, καἱ ὀμοφρσύνην ὁπαάσειαν

Ἐσθλήν˙ οὐ μὲν γὰρ τοῡ γε κρεῑσσον καἱ ἄρειον,

Ἤ ὀθ᾽ ὁμοφρονέοτε νοήμασιν οἷκον ἔχητον

Ἀνὴρ ἠδὲ γυνή.

О! да исполнят бессмертные боги твои все желанья,

Давши супруга по сердцу тебе с изобилием в доме,

С миром в семье! Несказанное там водворяется счастье,

Где однодушно живут, сохраняя домашний порядок,

Муж и жена {264}.

Одиссей - Навзикае

в шестой песни “Одиссеи”

О том, что произошло между Алджерноном и Морганой, когда настало двадцать восьмое утро, положившее конец испытанию, можно и не рассказывать. Джентльмену оставалось только сделать предложение, леди оставалось только его принять, тут уж никуда не денешься.

Мистер Грилл ликовал. Племянница, на его взгляд, не могла сделать лучшего выбора.

- Милая моя Моргана, - сказал он ей, - все хорошо, что хорошо кончается. Привередливость твоя принесла благие плоды. Ну а теперь ты, может быть, откроешь мне, почему ты отвергла стольких поклонников, которым сперва подавала надежды? Перво-наперво ответь, чем не потрафил тебе достопочтенный Эскор А’Касс? {Σς κόλακας - “к воронам”. У афинян соответствовало нашему “к чертям”. Путь игрока обычно недолог. (Примеч. автора).} Такой лихой господин и собой недурен. Он был первым, и тебе, кажется, нравился?

Мисс Грилл:

- Чересчур лихой, дядюшка. Он был игрок. Он мне нравился, покуда я не узнала его дурных наклонностей.

Мистер Грилл:

- Ну, а сэр Пухипрах?

Мисс Грилл:

- Он играл на бирже. Это еще хуже, дядюшка. Он никогда не знал, беден он или богат. Он жил в вечной горячке, а я люблю спокойную жизнь.

Мистер Грилл:

- А мистер Сбрендилл?

Мисс Грилл:

- У него на уме была только политика. Он не чувствовал поэзии вовсе. Нет людей, более несхожих во вкусах, нежели он и я.

Мистер Грилл:

- А мистер Пшик?

Мисс Грилл:

- Светский человек, без малейшего проблеска истинного чувства; в обществе приятен, но скучен до мучения наедине; я побоялась умереть с ним со скуки.

Мистер Грилл:

- А мистер Пульман?

Мисс Грилл:

- Чересчур скор. Вечно осуждал всех за медлительность. Ну, а у меня нет охоты жить в экспрессе. Я хочу не спеша идти по жизни, хорошенько разглядывая то, что встретится на пути.

Мистер Грилл:

- А мистер Бакен-Бард?

Мисс Грилл:

- У того был один только порок, дядюшка, но зато непростительный: старость. Надо отдать ему должное, он не сразу принялся за мною ухаживать. Но, заметя, что обхождение его мне приятно, он вдруг вообразил, будто может быть мне супругом. Мне нравился нрав его, ученость, любовь к музыке и поэзии, склонность к тихой домашней жизни. Но юность и старость по-разному понимают супружество.