Там, где кружат аспиды - Олеся Верева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не надо… — глаза Ульянки влажно заблестели. — Не надо, пожалуйста… Похвист…
Её начала бить мелкая дрожь, а на щеках расплывались дорожки слёз. Лёля уже давно перестала утирать свои. Она просто плакала, зная, что сейчас происходит что-то важное, что-то личное, что-то, смысл чего понимают только эти двое.
— Не могу… Защитить не могу, постоять за тебя не могу… Столько было всего у нас… Больно слишком, тяжело. — Похвист на секунду прижал к себе Ульяну, которая всё сильнее дрожала от озноба, а затем снова отпустил. — Всегда мы по разные стороны будем. Мне даже согреть тебя не дано… Род богом северного ветра меня назначил, холодная кровь в венах моих. — Он посмотрел на Лёлю взглядом, в котором было одно только страдание. — Позаботься о ней, закутай во что-нибудь тёплое.
— Д-да… конечно. — Лёля сорвалась, быстро добежала до места, где перебирала ягоды, схватила свой светлый платок и вернулась к Похвисту. Он уже не плакал. Плакала Ульяна.
— Я хворост пойду поищу, — сухо сказал Похвист. Но очень бережно переложил свою хрупкую дрожащую ношу в Лёлины руки.
Лёля закутала подругу в платок и крепко обняла. На грудь Ульянки опустился и тут же угнездился Аука, будто пытаясь отогреть не только её тело, но и разбитое богом ледяных ветров сердце. Лёля прижимала к себе Ульяну, надеясь, что сможет забрать хотя бы часть её мучений.
— Похвист… не уходи, — простонала Ульяна.
Похвист ничего не ответил. Он встал и скрылся в лесу. Но видела Лёля, как плечи его поникли, точно гору какую Похвист с собой унёс. А Ульяна дрожала и тихо роняла слёзы, которые впитывались в белую шерсть платка.
Глава 10
С того злополучного дня минуло немало времени. Чуть боле седмицы Лёля со спутниками в пути была. Она знала, что Похвист в облике птицы мог бы до сада загадочного в мгновение ока добраться даже с ней на спине. Да только разве можно друзей оставить, которых в дороге они обрели?
Похвист и Ульяна общались, и общались хорошо. Переругивались иногда, ворчали друг на друга, улыбались и шутили. Да ощущала Лёля, как леской невидимой напряжение между ними натягивается. И, к несчастью своему, знала тому причину.
«Отчего ты жесток с ней так?» — спросила она как-то раз напрямик.
Не могла Лёля сдерживаться, особенно после того, как двух друзей своих едва не потеряла. Да разве друзьями назвать их можно? Теперь появился у неё старший брат, сестра старшая и маленький баловник, который волновался за них троих, как за самое дорогое, что было в его короткой жизни.
Больше не ходила Ульяна вместе с Похвистом в лес, компанию Ауки предпочитала, ухмылялась, мол, с нечистью ей водиться привычнее, чем с богами. Но чувствовала Лёля, что руки русалки, взявшей в привычку волосы ей каждое утро причёсывать, все так же ласковы. Видела она, как глаза зелёные с той же любовью на Похвиста смотрят. А когда не смотрели, так Лёля замечала, что и серые глаза бога ветра тем же чувством подёрнуты.
«Не могу я с ней, сестрёнка. Она точно грудь мне исполосовала, сердце напоказ выставила». — Похвист вздохнул, с тоской провожая взглядом Ульяну, с плетёной корзиной на сгибе локтя входящую в ворота рынка.
В корзине, под белым полотенцем, прятался Аука. За время странствований по лесам и трактам выяснилась одна удачная особенность: коли Ульяна за покупками ходила, так на треть дешевле умудрялась провизию достать. С Лёлей волшебство это не работало — узнавал люд простой в ней особу знатную и цену только набавлял. А Ульяна обаянием своим и мужчин, и женщин очаровывала. Похвисту тоже иной раз юные девушки-торговки улыбки посылали, но всё веселье их о его ледяной взгляд разбивалось.
«Когда её тварь та на дно потянула, я разум потерял. Ни о чём думать не мог, как о том, что пропадёт, сгинет она. Не станет на свете тела её белокожего, не станет пальцев тонких, глаз задорных, волос, что свежестью речной пахнут. Её не будет, а я останусь. — Похвист обернулся к Лёле. Он снова не сдерживал слёз. — Понимаешь меня?»
«Я о тебе то же подумала, — созналась Лёля, уступая дорогу ослику, груженному товарами. Купец со своим добром проследовал на рынок, а Лёля продолжила: — Страшно стало, что умрёшь ты. А что мне Догоде тогда сказать? Да и разве справилась бы я дальше без тебя?»
«За меня переживала, значит? — горько усмехнулся Похвист. — Не за неё?»
«Так чего за неё переживать? Ульяна сильная. Она водой управляет, не боится ничего. Она и тогда, в лесу, где мы Сарму, Встока и Варьяла встретили, ушла бы, не испугалась. Одна бы училась среди людей жить и, знаешь, справилась бы».
«Вот сама ты всё и сказала. Она сильнее меня, гораздо сильнее. Где это видано, чтобы девушка парня спасала? А она меня из ловушки вытащила».
«Из-за того ты и осерчал на Ульяну? Гордость мужскую она твою уязвила? Так ведь то не со зла, Похвист, любит она тебя», — Лёля прикусила язык, не зная — раскрыла ли она Ульянину тайну, или Похвисту давно то ведомо было.
Но Похвист даже в лице не изменился. Может быть, только усмешка его стала ещё более горестной.
«Ты молода ещё, да и в Прави всю жизнь прожила, явьских богов тебе не понять, — ответил он, запахиваясь в кафтан, будто прячась от холода. Лёля с изумлением отметила жест друга: на небе не было ни облачка, солнце припекало, даже ветры холодные стихли, прислушиваясь к словам их хозяина. — Мы, те, кто к людям ближе, не так уж от них и отличаемся. Знакомы нам страсти людские, людские желания. Ты… не знаю, уразумеешь ли, что я сказать хочу… У Варьяла, наверное, в каждой деревне по отпрыску от девушек человечьих…»
Похвист замолчал. Лёля тоже молчала. Она чувствовала, как тяжело даётся Похвисту каждое слово. Но чувствовала также, он хочет высказать, что у него на душе. Внезапно и Лёле холодно стало. Холодно и одиноко. Она обняла Похвиста за руку и прижалась к нему, а он погладил её ладонь своей тёплой ладонью.
«Мне было легко соблазнам противиться. Такая у меня натура, так проще северными ветрами строптивыми, мощными управлять. Когда тоски нет, нет жалости к людям, нет любви. Но когда я её увидел, когда услышал, как она, тонкая, маленькая, о свободе рассуждает, как рассказывает, что муж ей не люб… Я представил,