Автомобиль Ионна Крестителя - Елена Басманова

Обессиленный Холомков плюхнулся на стул.

– Это еще предстоит выяснить. Надеюсь, с вашей помощью, Илья Михайлович, – с ехидцей обратился следователь к изнемогающему обвиняемому. – Как бы то ни было, Сайкин сам открыл ему дверь, но вместо ночи сладострастия наступила для издателя последняя ночь. Скорее всего, Илья Михайлович под дулом пистолета заставил Сайкина попятиться и войти в гостиную, стал угрожать. У старика не выдержало сердце, он рухнул с кресла. Господин Холомков ничего не добился. В ярости он залил лицо умершего чернилами и разорвал над покойником злосчастную книжонку «Автомобиль Иоанна Крестителя». О, Илья Михайлович все предусмотрел. На случай, чтобы никто не мог установить его личность, он облачился в черный плащ с капюшоном. Может быть, и тот, который валяется на софе в его кабинете, якобы предназначенный для маскарада у д'Ассейна.

– Остается добавить, что господин Холомков принес с собой флакон с кислотой, чтобы запутать следствие, – добавил Тернов.

– Мало нас котелок путал, – подхватил Вирхов, – его сам Сайкин имел в тайничке. А вынул, ожидая прихода прелестницы, чтобы подкрепить свои мужские силы – медики знают, что сельдерей с солью способствует тому. Не обошлось и без толченого кактуса, подарка Суржикова.

– Как интересно! – синьорина Чимбалиони всплеснула пухленькими ручками. – И все из-за меня! Илья Михайлович, если вы укокошили старого развратника, я прощу вам книжонку, будь она неладна. Я вас прекрасно понимаю – мало того, что он отнял у вас имя, славу и гонорар, так еще вздумал состязаться с вами на любовном фронте! Это уж совсем ни в какие ворота! Для меня созданы вы!

Устав от долгого монолога, Вирхов обмахивался вынутым из кармана платком и в продолжение неуместной тирады циркачки не сводил глаз с почти изобличенного преступника, замечая на его прекрасном лице смену разнообразных чувств: досаду, возмущение, гнев, растерянность, отчаяние…

– Плащ мы взяли с собой. Не сомневаюсь, что при обыске мы найдем в вашем доме и оружие, – сказал Вирхов. – Нет сомнения, что, опросив вашу прислугу, узнаем и имя того, чьей рукой переписано ваше сочинение.

Как ни странно, но Илья Михайлович Холомков совладал со своими чувствами и, приосанившись, выпалил:

– Никаких прямых доказательств, что я преступник, у вас нет. Я напишу протест прокурору. Я требую адвоката. Уверен, меня оправдают. Вы находитесь на ложном пути.

– Вот-вот, напишите, голубчик. Мы вам и бумагу дадим, и ручку. Поликарп Христофорович, – распорядился Вирхов, – принесите писчебумажные принадлежности, ручку, чернильницу.

Затаив дыхание, собравшиеся в камере наблюдали, как обвиненный в преступлении, покрываясь красными пятнами, дрожащей рукой старательно выводит под диктовку Вирхова первые строки злополучного произведения. Потом Вирхов взял исписанный лист, поднес к глазам и внимательно долго сравнивал написанное с лежащим перед ним образчиком.

– Нужна графологическая экспертиза, – мрачно объявил он, – преступник пытается изменить почерк. Размеры букв не совпадают, но очертания многих сходны.

– Ничего я не менял, у меня рука дрожала, – дерзко возразил Холомков.

Вирхов повернулся к рыжеусому полковнику.

– Уважаемый эксперт, – сказал он устало, – как вы думаете, какова при всех перечисленных обстоятельствах вероятность того, что кто-то неизвестный нам мог воспользоваться именем Холомкова для создания псевдонима?

Полковник, переместившийся к окну и царапавший ногтем верхний край бочки, отозвался не сразу:

– По правде говоря, при всех вышеперечисленных обстоятельствах, сложившихся в непротиворечивую версию, вероятность этого ничтожно мала…

– Вот видите, Илья Михайлович, – укоризненно проговорил Вирхов, – напрасно вы упорствуете. Адвоката мы вам, конечно, дадим. И прокурору можете писать сколько угодно. Только шансов избежать возмездия у вас практически нет. Так что придется вам проследовать в арестантскую. Подпишите протокол.

Холомков, необыкновенно бледный и прекрасный, поднялся и прошествовал к столу, где восседал Поликарп Христофорович. Вирхов нажал кнопку электрического звонка, и на пороге появился дежурный.

– Уведите в арестантскую, – велел Вирхов.

– Не бойтесь, Илья Михайлович, – крикнула вслед уходящему красавцу синьорина, – я подниму на ноги весь Петербург! Мы вас спасем! Вас оправдают! Мы наймем лучших защитников!

– Успокойтесь, фройляйн, – осадил ее Вирхов, – напрасно вы полагаетесь на адвокатское красноречие. Красоты слога меркнут перед фактами. Полковник, – Вирхов подошел к Вернеру, голос его звучал дружески, – я весьма признателен вам за участие в нашем разбирательстве.

– Дело, Карл Иваныч, будет тяжелым, – ответил эксперт, – не исключено, вмешается Охранное отделение.

Вирхов вздрогнул. Перед мысленным взором его возникла внушительная фигура жандармского полковника Гельфрейха.

– Есть обстоятельства, – продолжил Вернер, – которые меня смущают. Но не имею права разглашать.

– Вы всегда придерживаетесь служебных инструкций так строго? – спросил обескураженный Вирхов.

– Всегда, – Вернер улыбнулся, – за исключением пустяков, о которых иногда рассказываю тетушке. Вы ведь знаете ее интерес к вкусной и здоровой пище….

– Передавайте Елене Константиновне мой сердечный поклон, – ответил Вирхов, – надеюсь, вы проводите синьорину Чимбалиони. В такой поздний час, да еще после столь неприятных событий женщине трудно оставаться одной.

– Разумеется, – улыбка исчезла с лица полковника, – доставлю в наилучшем виде. А вам, Карл Иваныч, если не обижу, дам совет. Верните бочку бедному капитану. Вина в ней нет.

– Вы так думаете? – следователь с интересом воззрился на полковника.

– Да, – ответил тот. – Вы когда-нибудь видели бочки в винных погребах?

– Не имел случая.

– А я видел, – ответил Вернер. – Ваша как-то странно запечатана. И звук, если по ней постучать, странный, как будто там пустота.

Глава 22

Оставшись в кабинете один, следователь Окружного суда Вирхов вздохнул с облегчением и глянул на часы. Время близилось к полуночи. Пора собираться и на покой. Преступник изобличен и сидит в арестантской. Все указывает на то, что книжного воротилу Сайкина отправил на тот свет именно Илья Михайлович Холомков. Произвести обыск у него в доме можно и завтра, на свежую голову. А сегодня – достаточно поработали.

Услышав посторонний, похожий на треск, звук, Вирхов напрягся и резко выдвинул ящик стола, где у него лежал револьвер. В следующую секунду шум получил объяснение – из смежной комнаты вышел Павел Миронович Тернов. В руках он держал раздраконенный портрет синьорины Чимбалиони. Вирхов совсем упустил из виду, что кандидат на судебные должности еще не отпущен домой.

– Что это вы делаете, дружочек? – обессиленно спросил Вирхов, которому было жаль юнца: несмотря на все его старания и явный успех в деле поимки преступника, смазливая циркачка предпочла ему убийцу, пустышку, прожигателя жизни.

– В служебном помещении не должны находиться ненужные предметы частного характера, – косноязычно ответствовал Тернов, ища глазами мусорную корзину.

– Напрасно вы так, батенька, – пожурил помощника Вирхов. – Во-первых, красотка – выдающаяся артистка, в своем роде, конечно: в полетах под куполом, в хождении по проволоке. А во-вторых, фотография осталось бы у вас на память об интереснейшем деле, в котором вы так блеснули.

Тернов вздрогнул. Он редко слышал похвалы в свой адрес из уст следователя и слегка опешил.

– Вы считаете? – растерянно спросил он, вертя в руках сломанную рамку.

– Не давайте воли своим страстям, – посоветовал Вирхов, – от них самые большие бедствия и случаются. Даже если в основе их лежат благие намерения.

– Это я читал в Священном Писании когда-то, – нерешительно ответил Павел Миронович, боясь показаться невежливым и вновь нарваться на нелюбезность следователя.

– Вот и хорошо, что помните, – не стал портить настроение помощнику Вирхов. – Сейчас отправляйтесь домой. Выспитесь хорошенько. Завтра предстоит обыск.

– А так хочется отметить нашу победу. – Тернов осторожно покосился на винную бочку.

– Винца пропустить и я бы не отказался, – Вирхов встал и, подойдя к юному юристу, приобнял его за узкие плечи, – да только пока вы там слезами обливались, полковник Вернер доложил, что вина-то в бочке и нет. Пуста она. А то отведали б, не сомневайтесь. Уверен, капитан Суржиков не обиделся бы.

– Жаль, – сказал Тернов. – А может быть, заглянем в ресторан? Отведем душу?

Вирхов вздохнул и вернулся к столу.

– Стар я, батенька, по ресторанам разгуливать ночами. Это дело ваше, молодое. И на здоровье. Организм выносливый, с отравой справляется легко. Лишь бы на службу не мешало вовремя являться.