Детдом - Екатерина Мурашова

– Дамы, зачем вы морочите Ире голову… – начал Олег. – Она же не понимает…

– Чего это я не понимаю?! – обиделась Ирка. – Только сказали бы человеческим языком: отвали, Ирка, дай поговорить, я бы и ушла! А то слова в простоте сказать не можете, развели, понимаешь… «миссию белого человека»…

Ирка состроила презрительную гримасу и вышла из кухни.

– Только у одной прослойки нет своего ключа доступа! – провозгласила Лена и затушила сигарету в тарелке с объедками. – У чиновников и клерков. Я – чиновник, и муж у меня – чиновник. И дочь учится в институте, чтобы стать – чиновником. Ненавижу чиновников!… Пошли отсюда, Настена!

Лена обняла слабо сопротивляющуюся Настю и увела ее из кухни.

– Анджа, ты меня избегаешь, – сказал Олег.

– Вот еще, – сказала Анжелика.

– Но еще недавно мне показалось, что мы…

– Тебе показалось. Иди догони Ирку и утешь ее какой-нибудь американской байкой. Настя тоже хочет их послушать.

– А ты? Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Да, – мгновение поколебавшись, сказала Анжелика.

– Хорошо, – кивнул Олег.

Она не увидела его кивка, глядя прямо перед собой, в раковину, на треть засыпанную картофельными очистками. С порезанного пальца Анжелики на белый клубень капали и расплывались маленькими звездочками алые капли крови.

– Этот дикий юноша совершенно очаровал нашу девочку, – сказала Анна Сергеевна Клавдии Петровне. Они единственные так и остались сидеть за праздничным столом. Все остальные куда-то разошлись. – Я так и не поняла: он что, индеец?

– Нет, кажется, наоборот, совершенно русский, – покачала головой Клавдия Петровна. – Но Оленька действительно смотрит ему в рот.

– Это особенно удивительно на фоне того, что он почти ничего не говорит. Только улыбается своей странной улыбкой.

– Но зато как он двигается! Аннушка, это ты, надеюсь, оценила?!

– Безусловно. Помесь змеи и леопарда. Я потому и спросила про индейцев, что Америка, и сразу вспоминаются романы Фенимора Купера про Чингачгука и Соколиного Глаза… Иногда кажется, он Ольгу просто гипнотизирует…

– Чушь! – решительно отмела Клавдия Петровна. – Просто у нее сейчас возраст подходящий, а тут как раз он – весь из себя такой необычный…

– А как же Владимир? Я думала, у них…

– Что мы можем? – философски сказала Клавдия Петровна. – Никто не в силах уберечь молодость от ее первых разочарований…

– Если бы они были твоими собственными детьми, ты бы так не говорила! – упрекнула коллегу Анна Сергеевна. – Ты бы хотя бы попыталась… Есть же еще и интересы дела, этот их ансамбль, который может всем им помочь окончательно выйти в люди. Если они сейчас переругаются на почве ревности, то это же уже невозможно будет поправить… А этот русский индеец – он как приехал, так и уедет…

– Как знать… – пожала плечами Клавдия Петровна. – Может быть, все дело в том, что когда-то я была слишком послушной дочерью… И слишком увлекалась интересами дела и общественной активностью…

– Ну знаешь, Клавдия! – решительно не одобрила коллегу Анна Сергеевна.

Клавдия Петровна неодобрение проигнорировала, наколола на вилку маринованный грибок Ирининого изготовления, долго его разглядывала, о чем-то задумавшись, и наконец положила в рот.

– Слушай, Светка, объясни мне одну вещь, – попросила Ира, подсаживаясь к подруге.

– Если по философии или по религии, то не буду, – сразу открестилась Света.

Общение с Анджей и Леной в сочетании с употреблением крепких спиртных напитков часто будило в Ире (как в типичном представителе русского народа) желание размышлять о жизни и осмыслять действительность. Света была хорошо знакома с этой ее особенностью.

– Нет, я не про это, – отмахнулась Ира. – Смотри: Настя твоя запала на Олега – это понятно. Ну, кто бы на него, такого шикарного, не запал! Только наша Анджа замороженная, да и та когда-то не устояла… Девочка-певица хвостом ходит за бывшим Кешкой, теперь Каем. Это тоже ясно, он воспитанник Олега, да к тому же от него самого, как от дикого зверя, какое-то прямо излучение идет… Но вот ты мне теперь объясни, чего Тоня-то бесится? Ведь ее-то Виталик при ней…

– А разве с Антониной что-то такое происходит? – искренне удивилась Света.

– А то! Да она же того и гляди разнесет чего-нибудь, Виталика своего покусает или просто в истерику кинется.

– Ну и ну! – покачала головой Света. – Если ты, Ирка, права, то я прямо и не знаю…

– Может быть, Андже сказать? Пусть попробует разобраться и сделает чего-нибудь.

– Нет! Нет, Ирка! Оставь Анджу в покое!

– Ну, как хочешь…

Вообще-то Ира была оптимисткой. Но почему-то именно сегодня ей все время казалось, что все ее обижают. Поразмышляв немного над этим феноменом, она решила выпить еще водки. (Вино Ира не любила и считала его употребление напрасной тратой времени. Если и пила, так только в угоду утонченным подругам.) Водка безусловно помогла. Случайно встреченный на обратном пути из туалета ее собственный муж Володя сразу ее понял и пригласил в комнату пожилой пары бухгалтеров, где они впятером продолжили праздновать день Победы. Молодежи они дружно решили не мешать и только один раз пригласили их спеть всем вместе гимн, потому что прекрасно понимали: гимн нужно петь торжественно и обязательно громко, а у них самих уже просто ни сил, ни голоса не хватит. Молодежь тоже все поняла и послушно откликнулась, разве что, кажется, не знала слов и не помещалась в комнате. Но тогда Володя построил всех в коридоре напротив кухни («пролетариат еще не потерял своей ведущей роли! – объяснил он подвернувшимся Жене и Егору. – Он себя еще покажет!»), велел Олегу дирижировать и громко и внушительно запел:

«Союз нерушимый республик свободныхСплотила навеки великая Русь!Да здравствует созданный волей народнойЕдиный могучий Советский Союз!»

Пожилые руководительницы ансамбля и прочие тетки дисциплинированно пели. Молодежь сначала нерешительно подтягивала без слов, но потом навострилась подхватывать припев:

«…Па-артия Ле-енина, сила народная,Нас к торжеству коммунизма ведет!»

Голоса у молодежи были звонкие и чистые, и все вместе получалось очень душевно. Всем так понравилось, что на гимне не остановились и, логически погружаясь в историческую перспективу, спели сначала «День победы», потом «Вставай, страна огромная!», а потом и «Варшавянку».

Серьезно выводя тихим и пронзительным речитативом:

«Вих-ри враждеб-ны-е ве-ют над нами,Темные силы нас злобно гнетут.В бой роковой мы вступили с врагами,Нас еще судьбы безвестные ждут…» —

Владимир пытался одновременно припомнить слова «Боже, царя храни», вспоминая русского националиста Антона, и из своих резонов полагая, что вскоре дело дойдет и до этого. На последних, громоподобных тактах «Варшавянки», там, где «Марш, марш впере-е-од, рабочий народ!», в дверь позвонили. Владимир сразу сообразил, что пришли соседи, которых гремящий на всю лестницу хор достал до печенок, и, с трудом протолкавшись сквозь строй хористов, ринулся извиняться. Держа в двух руках четыре бутылки с иностранными наклейками, сверху пришел новый русский, который в прошлом году выкупил и расселил верхнюю коммуналку. Теперь он, не торопясь, делал в ней евроремонт.