Девочка-ворона - Эрик Сунд

София загасила третью сигарету, выключила вытяжку и пошла спать. Было уже почти три часа ночи, и дождь прекратился.

Что она сделала такого, что заставило Викторию прервать курс терапии? Ведь они уже вместе что-то нащупали.

Она поняла, что ей не хватает бесед с Викторией Бергман.

Дорога

извивавшаяся по острову Свартшёландет, долго пустовала, но под конец она нашла мальчика.

Один на краю канавы со сломанным велосипедом. Нуждался в попутке.

Доверял всем.

Еще не научился распознавать людей, испытавших предательство.

комната

освещалась лампочкой под потолком, и она наблюдала за представлением со стула в углу.

В стену напротив потайной двери в гостиную она вмонтировала железную петлю, предназначенную для швартовки лодок.

Они раздели мальчика, нацепили ему на шею удавку и крепко пристегнули его к петле двухметровой цепью.

Мальчик имел возможность перемещаться на четырех квадратных метрах, но до ее стула достать не мог.

На полу рядом с ней лежал электрический шнур, а на коленях – электрический пистолет, из которого при необходимости можно было выпустить два стальных патрона. Когда стрелы вонзятся в тело, через мальчика в течение пяти секунд пойдет напряжение в пять тысяч вольт. Мышцы сведет судорога, и он будет полностью обезврежен.

Она подала Гао знак, означавший, что представление может начинаться.

Утро он посвятил очищению и, медитируя, час за часом медленно сводил мыслительную деятельность к минимуму. Задача заключалась в том, чтобы полностью избавиться от логики, способной отвлечь его от того, на что он был натренирован.

В последние секунды перед началом представления ему следовало уничтожить самые последние остатки мыслей.

Он должен стать телом, имеющим лишь четыре необходимые для поддержания жизни потребности. Кислород. Вода. Еда. Сон.

Больше ничего.

Он – машина, думала она.

пластик

на полу заскрипел, когда посаженный на цепь мальчик зашевелился. Он был по-прежнему растерян, еще не пришел в себя после бессознательного состояния и неуверенно озирался. Неловко подергал за цепь на шее, но, осознав невозможность высвободиться, осторожно отполз назад, поднялся на ноги и встал спиной к стене.

Гао двигался взад и вперед перед голым беспомощным мальчиком.

Ударом ногой под дых он вынудил мальчика опуститься, задыхаясь, на колени. Затем он сильно ударил мальчика ногой в ухо, и тот, жалобно скуля, рухнул на пол.

Что-то лопнуло, и у мальчика пошла носом кровь. Она тотчас сообразила, что борьба слишком неравная, и ослабила цепи плачущего мальчика.

лампочка

на потолке слегка покачивалась, и по спине ползающего мальчика бегали тени. Гао был подготовлен и незамедлительно уловил, что от него требуется. А второй мальчик думал, что мольбы и ползание в ногах спасут его, и поэтому так и не осознал серьезности ситуации.

Лежа на полу, он сучил ногами, как покорный щенок.

Она задумалась, не связано ли это с тем, что он впервые ощущает физическую боль и поэтому у него не срабатывают необходимые для выживания инстинкты. Может, его приучили верить в природную доброту человека? Это заблуждение не позволяет ему дать себе честный шанс защититься.

Гао обрушил на него удары и пинки.

В конце концов она попыталась уровнять шансы, дав мальчику нож, но тот испуганно завыл и отбросил нож в сторону.

Она встала со стула и дала Гао бутылку воды с амфетамином. Он вспотел, мышцы верхней части туловища напряглись от глубокого дыхания.

Она и он станут чем-то совершенным и целостным.

Их тени составляют одно целое.

Просто отверстия и затычки.

Кровь и боль. Электрические импульсы.

Она медленно начала стегать мальчика по спине электрическим шнуром, ускоряя такт и усиливая удары.

Спина мальчика сильно кровоточила.

Она взяла один из шприцев, но, когда собиралась ввести ему в шею обезболивающее, заметила, что он уже мертв. Кончено.

Квартал Крунуберг

Единственным интересным именем в списке подозреваемых на настоящий момент было имя Карла Лундстрёма. Звонок Софии Цеттерлунд удивил Жанетт, но вместе с тем вызвал чувство благодарности. Может, их встреча добавит расследованию что-нибудь новое?

Хорошо бы, а то они зашли в полный тупик.

Телин и Фюрюгорд давно отпали, а допрос подозреваемого насильника Бенгта Бергмана ничего не дал.

Жанетт сочла Бергмана человеком откровенно неприятным – эмоционально непредсказуемым, но вместе с тем хладнокровно расчетливым. Он неоднократно говорил о своем незаурядном умении сопереживать, демонстрируя примеры обратного.

Она не могла не отметить много общего с тем, что прочла о Карле Лундстрёме.

Во всех случаях, когда Бергман подозревался в каком-то преступлении, алиби ему предоставляла жена, на что Жанетт сердито указывала фон Квисту, предлагая снова побеседовать с ней. Указывала она и на сходство с Карлом Лундстрёмом и его женой Аннет, принимавшей его сторону, даже когда речь шла о посягательствах на их общую дочь.

Прокурор, как обычно, был непреклонен, и Жанетт призналась себе, что, попытавшись поговорить с Бенгтом Бергманом, она действовала на свой страх и риск.

Попытка, из которой ничего не вышло.

Правда, во время короткого телефонного разговора с его дочерью Жанетт поняла, что совесть Бенгта Бергмана далеко не чиста.

Без причины люди не отказываются знаться со своими родителями.

Жанетт лаконично констатировала, что прокурор, вероятнее всего, закроет дело о жестоком изнасиловании проститутки Татьяны Ахатовой.

Что может проститутка средних лет с несколькими судимостями за распространение наркотиков противопоставить высокопоставленному чиновнику такой организации, как СИДА? Слово против слова. Любой может просчитать, кому поверит прокурор фон Квист.

Нет, у Татьяны Ахатовой нет никаких шансов, думала Жанетт, откладывая в сторону папку с материалами о Бенгте Бергмане.

Она вновь ощутила усталость, и ей больше всего захотелось в отпуск, чтобы наслаждаться летом и теплом. Но Оке уехал с Александрой Ковальской в Краков, а Юхан отправился к приятелям в Даларна. Возьми она сейчас отпуск, она бы только чувствовала себя одинокой.

– К тебе посетитель, – заходя в кабинет, сказал Хуртиг. – В вестибюле сидит Ульрика Вендин. Подниматься наверх отказывается, но говорит, что хочет встретиться с тобой.

Молодая женщина стояла на улице перед зданием и курила. Несмотря на жару, она была в черной толстовке, черных джинсах и грубых ботинках армейского типа. Из-под натянутого на голову капюшона торчали большие черные солнцезащитные очки. Жанетт подошла к ней.

– Я хочу, чтобы мое дело снова открыли, – сказала Ульрика и загасила сигарету.

– О’кей… Пойдем куда-нибудь, поговорим. Я могу угостить тебя кофе.

– Конечно. Но у меня сейчас нет денег.

– Я же сказала, угощаю. Идем.

Они молча двинулись по Хантверкаргатан, и, пока дошли до кафе, Ульрика успела выкурить еще одну сигарету. Заказав по чашке кофе и бутерброду, они сели за столик на улице.

Ульрика сняла большие солнцезащитные очки, и Жанетт поняла, почему она в них ходит. Ее правый глаз заплыл и был темно-лиловым. Синяк размером с кулак и, судя по расцветке, получен не больше двух дней назад.

– Что это, черт возьми, такое? – воскликнула Жанетт. – Кто это тебя так?

– Ничего страшного. Один знакомый тип. Вообще-то он клевый. То есть когда не пьет. – Она стыдливо улыбнулась. – Я сама выставила водку, а потом мы поругались, когда я захотела убавить громкость проигрывателя.

– Господи, Ульрика. Это же, черт возьми, не твоя вина. С кем ты общаешься? Парень, который бьет тебя за то, что ты не хочешь заводить музыку так громко, чтобы соседи пожаловались?

Ульрика Вендин пожала плечами, и Жанетт поняла, что продолжать не следует.

– Итак, – сменила она тему, – если ты хочешь добиться пересмотра дела против Лундстрёма, с юридической стороной я тебе помогу. – Она предполагала, что фон Квист вряд ли возьмет инициативу на себя. – Что заставило тебя решиться?

– Ну, после разговора у меня дома, – начала Ульрика, – я поняла, что не покончила с этим. Я хочу рассказать все.

– Все?

– Да, тогда было так трудно. Я стыдилась…

Жанетт внимательно посмотрела на молодую женщину, и ее поразило, насколько хрупкой та кажется.

– Стыдилась? Почему же?

Ульрика заерзала на стуле.

– Они ведь не только насиловали меня.

Жанетт не хотела прерывать ее, но молчание Ульрики показывало, что та ждет следующего вопроса.

– О чем же ты умолчала?

– Это было так унизительно, – в конце концов проговорила Ульрика. – Они сделали что-то, от чего я потеряла чувствительность, примерно от талии вниз, и когда они насиловали меня, то… – Она снова замолчала.

Жанетт содрогнулась.

– То – что?

Ульрика загасила сигарету и закурила новую.