Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона. - Роберт Грейвз

Господин Мильтон ни за что не хотел надевать мне на палец кольцо во время бракосочетания. Он говорил, что это так же не нужно, как и крест во время крещения. Матушка сказала, что о кресте станем говорить, когда у нас появятся дети, но «Не будет кольца, брак не состоится», — заявила она, потому что без кольца в ее глазах я не буду считаться по-настоящему повенчанной. Я держалась того же мнения. Матушка повторяла, что он может говорить, что хочет, но без кольца не будет свадьбы. Господину Мильтону пришлось идти на попятный, хотя нам показалось, что викарий был не прочь обвенчать его и без кольца, но главным оказалось решение отца.

Отец был доволен тем, что господин Мильтон пошел на уступки, и поэтому, по его просьбе, запретил обычный турнир всадников, когда они мчатся на коне с копьем наперевес и стараются поразить доску. Этот старый вид спорта все еще процветал в Оксфордшире. Победитель получал яркую гирлянду на шею и считался шафером во время бракосочетания. В качестве награды он мог нести домой невесту на плечах, а когда он подносил ее к порогу, то мог сорвать ее подвязки и украсить ими свою шляпу.

Господин Мильтон считал это вульгарным обычаем. Но он позволил детям осыпать нас цветами, когда мы шли из церкви к дому. Этот обычай он считал милым и веселым. Ему нравилась игра на лире и звуки трубы, и мы разбрасывали монетки для мальчиков и конфеты из миндаля и меда для девочек.

Брат Ричард был моим шафером. Во время венчания я точно в трансе пребывала, и когда мне надели на палец кольцо и я начала торжественно произносить слова клятвы, мне казалось, что я слышу чужой голос и что это вообще не я.

Мы получили уйму подарков — связку зайцев от Тайрреллов, от других соседей рыбу, вино, дичь, фрукты и тому подобные вкусности. В ответ отец рассылал кружева для невест и шестьдесят пар цветных и украшенных перчаток, изготовленных в Оксфорде. Мы решили отмечать праздник в несколько приемов — у нас дома состоится завтрак, и все наши арендаторы могут прийти и выпить эля и отведать пирогов и тортов, что они с удовольствием и сделали, ели и пили «от пуза!». Далее отмечали благословение церкви, и у нас в зале состоялся прием, куда пожаловали дворяне и другие уважаемые люди, и там произносилось множество речей. После этого все наше семейство верхом и в каретах отправится в Лондон, чтобы закончить празднование в доме господина Мильтона. Мой муж считал неприличным для молодоженов в первую ночь оставаться под крышей отцовского дома. Он возмущался варварским обычаем танцевать во время деревенской свадьбы и говорил, что нелепые прыжки под музыку, грубые и неприличные выражения и то, как молодые люди пытались залезть молодым женщинам и девушкам под юбки, он не потерпит в собственном доме. Его возмущало, что его жена должна будет плясать с любым, даже если он будет пьян, груб, отмечен оспой или у него воняет изо рта. Он собирался в первую брачную ночь загородить дверь своей комнаты, чтобы нахальные парни и девки не могли стоять у дверей, петь грязные баллады и подсматривать в замочную скважину, как этого требовал обычай.

Я мало что помню о приеме у нас в зале, страшно волновалась и усугубила это состояние тем, что выпила много вишневого ликера. Я не различала лиц, спутала крестную Моултон с тетушкой Арчдейл, что их возмутило без меры.

Я не могла дать членораздельных ответов на самые простые вопросы. Я помню только, что господина Мильтона попросили произнести речь. Он был в черном сюртуке с чудесными кружевами и хрустальными пуговицами, отделанными серебром. Он говорил очень спокойно, не запинался и не улыбался, как это обычно бывает со смущенными женихами. Он был абсолютно трезв и говорил три четверти часа красивым голосом с нужными паузами, выделяя ключевые слова, красиво разводил руками. Он проследил историю матримонии с древности до настоящего времени, и в заключение продекламировал несколько собственных строк. Мне кажется, что в его пьесе их должны были петь ангелы в честь Адама и Евы. Дядюшка Джонс и еще несколько человек потом говорили, что он выступал потрясающе, они были в экстазе от его речи, но остальные гости помрачнели, словно у них вертелось на языке: «Мы надеялись, что с церковью на сегодня покончено, а нам приходится еще раз выслушивать проповедь». Но потом они осушили бокалы и снова развеселились.

ГЛАВА 13

Я отправляюсь в Лондон

Как только праздничный прием закончился, мы распрощались с гостями и последовали в Лондон. Туда поехали господин Мильтон, мои близкие и я. Мужчины ехали верхом, а матушка я и остальные дети следовали в двух каретах. Для Транко места не осталось, но она устроилась в обычной почтовой повозке и приехала на следующее утро. Мы не успели отъехать, как мой муж сказал мне:

— Жена, ты сменила фамилию отца на мою, и я собираюсь поменять твое имя. Я ненавижу эти французские имена. Теперь вместо твоего претенциозного имени «Мари», ты станешь отзываться на простое английское имя «Мэри», и запомни это.

— Муж мой, — с достоинством заявила я, — вы можете меня называть, как вам угодно, но я сомневаюсь, что мои родственники и друзья станут меня называть по-другому.

— Меня это не волнует! Те родственники и знакомые, кто не станет подчиняться моим желаниям, не будут допускаться в мой дом.

Матушка сидела рядом со мной в карете, отвернув лицо в другую сторону, чтобы скрыть слезы. Она высморкалась с трубным звуком и возмущенно спросила:

— Мое дитя было названо в честь Ее Величества королевы. Как вы смеете менять ее имя?

Мой муженек уважительно ответил:

— Сударыня, королева заложила или продала лучшие драгоценности короны, чтобы купить оружие для короля, с тем чтобы он его использовал против народа, и вы считаете, что после этого ей следует оказывать уважение?

Матушка не замедлила с ответом:

— Сын, ответ зависит от того, кто вы — верный подданный или проклятый Круглоголовый[45] (это выражение стало популярным в последнее время). Я никогда не буду тещей Круглоголового и стану продолжать называть свою дочь «Мари». Я надеюсь, что вы не настолько жестоки, чтобы запретить мне с ней видеться.

— Сударыня, матери обычно сюсюкают со своими дочерьми и дают им уменьшительные имена, а я твердо решил, что родственники жены станут ее называть, как я скажу, а ни в коем случае не «Мари», но я не настолько жесток, чтобы запрещать отцу или матери называть Мэри, как им нравится.

— Ton discours est parfaitement gentil, mon bean petit beaufils,[46] — воскликнула матушка.

Ссора была вовремя затушена, дальше мы ехали молча. Когда я удивилась, что мы поехали по дороге на Эбингдон, мне объяснили, что мы сейчас отправляемся не прямо в Лондон, а переночуем в доме брата моего мужа, Кристофера, молодого юриста, который обосновался в Ридинге и ему не удалось приехать на наше бракосочетание.

Мы подъехали к мосту Эбингдона и услышали с другого берега реки сильный шум и выкрики, через мост скакали оборванные всадники, участвующие в процессии, которую мы между собой называли неприличной и даже похабной. Ее устраивали, когда жена, осквернившая постель мужа и ставшая развратницей, подвергалась насмешкам соседей вместе с мужем. Всадники проскакали мимо нас, завывая в рожки и колотя по кастрюлькам и сковородкам, требуя, чтобы все освободили им дорогу. Мой муж отказался съехать с дороги и схватился за шпагу, но матушка крикнула кучеру:

— Нед, Нед, быстро освободи им дорогу, съезжай направо к воротам!

За нами спешно свернула другая карета. Мой муж, увидев, кто следует за всадниками, срочно последовал за нами. Сначала за всадниками шествовал сумасшедший старик с развевающимися длинными седыми волосами, и в кожаных лохмотьях и разорванных башмаках. Он дул в флажолет, который используют холостильщики свиней, когда они появляются в деревне. За ним на осле ехал знаменосец с женской нижней юбкой вместо знамени на шесте. Рядом с ним шагали волынщики и играли «Зеленые рукава моей леди», но делали это очень вызывающе. За ними следовала старуха, настоящая ведьма. Она сидела на повозке, влекомой костлявой клячей, рядом с ней стояли две корзины, наполненные нечистотами, которые она разбрасывала половником на зевак и посыпала ими собственные плечи. К голове лошади были прикреплены бумажные рога. Затем следовали главные герои процессии: верхом на коне ехала небольшая, бледная, с острым личиком женщина без нижних юбок, с большой деревянной ложкой в руке. К ней был привязан спиной так, что он сидел лицом к хвосту лошади, крупный и плотный мужчина с красный лицом, — ее муж. Он держал в руках веретено и ручную прялку. Рядом с ними шагали неряшливо одетые люди, и постоянно угрожали парочке дубинками, требуя, чтобы жена все время била мужа ложкой, а он усердно работал веретеном. За ними следовала толпа из Эбингдона, и у каждого мужчины и женщины были «музыкальные инструменты», которые они захватили из дома или мастерской: кастрюли, ведра, они колотили мозговыми костями по большим деревянным солонкам, гремели и звонили ключами и щипцами для углей. Я такого шума еще никогда в жизни не слышала.