Конкурс на тот свет - Сергей Бакшеев

Подобные мысли с начала весны не отпускали заведующего кафедрой марксизма-ленинизма. К тому же, жена Владлена Валентиновича в последние годы сильно раздалась и превратилась в этакий цилиндр на толстых ножках с круглой головкой, вечно взлохмаченной бигудями. Обнимал этот аморфный цилиндр Владлен Валентинович только в полной темноте, когда уж совсем приспичит.

А рядом каждый день ходили такие аппетитненькие создания… У-ух! — просто дух захватывало, в глазах плыли круги, и вниз живота накатывала теплая волна. Так и хотелось зажать какую-нибудь фигуристую в укромном месте, облапать все прелести и с напором, агрессивно овладеть. Мечталось именно так: жестко и непременно грубо, чтобы стонала от боли.

Ловя себя на таких мыслях, Владлен Валентинович первое время ужасался, а потом смирился и с удовольствием давал простор фантазии, предаваясь сладостным мечтам.

Он даже специально раздобыл мощный бинокль, чтобы из окна кабинета в любом приближении можно было спокойно разглядывать проходящих внизу девушек. Тут ему никто не мешал.

Он все чаще обдумывал, как воспользоваться своей властью — завкафедрой все-таки! — чтобы девушки сами осознали, что путь к желанной оценке может лежать не только через учебники и конспекты, а через постель. Что, если специально завалить какую-нибудь хорошенькую на экзамене — ах, слово-то, какое: «завалить»! — а потом пригласить в кабинет для индивидуальной пересдачи? Там диван удобный мягкий, может, и сообразит, что к чему. Ведь сейчас в семидесятые годы у молодежи такие свободные взгляды и распущенные нравы!

Но как-то все не складывалось. Владлен Валентинович, как заведующий кафедрой уступил коллегам второстепенные предметы: историю КПСС, марксистко-ленинскую философию, политэкономию, оставив себе лекции по самому главному и важному предмету — научному коммунизму. Но загвоздка была в том, что его сдают не одному преподавателю, а целой комиссии. Владлен Валентинович, как председатель, конечно, может засыпать глупенькую очаровашку, но пересдавать ей опять придется перед комиссией.

И засыпать, кстати, сложнее, чем в точных науках, сокрушался Владлен Валентинович. Он хорошо знал анекдот:

«Какая разница между математикой и научным коммунизмом?

— В математике что-то дано и что-то требуется доказать, а в научном коммунизме все доказано и ничего не дано».

Что, правда, то, правда. Если студент повторит несколько избитых лозунгов, то партийная совесть коммуниста не позволит ставить ему двойку.

Вот какая безрадостная жизнь у преподавателя научного коммунизма.

А этим летом Владлена Валентиновича Павленко в первый раз назначили на очень ответственную должность — председателя приемной комиссии. Тут и подзаработать можно, да и власть совсем другая — кратковременная, узконаправленная, но экстремальная. Для многих поступление в институт — вопрос жизни и смерти.

Не так, конечно, буквально, но вполне уместное сравнение.

Владлен Валентинович предчувствовал, что в этот раз у него будет много возможностей повелевать людьми. И действительно, просителей всяких разных к нему стучалось предостаточно. Но девчонки-то сами не суются, в основном с их мамашами приходится общаться. Некоторые глазки строят, но у него и самого такая «мамаша» под боком имеется.

Правда, еще в начале июля жена вместе с сыном уехали в отпуск. А отпуск у нее длинный — школьной учительницей работает. Так что, от бесплодных наблюдений за юными дивами да последующих метаний в одинокой постели можно и зверем завыть.

Тут еще Серафима Михайловна, комендант общежития, очень навязчивой стала. То журнал «Плэйбой» принесла, то поздно вечером позвала проверять моральный климат в общежитии. Про распущенность болтала, в окна заглядывать тянула и все бочком прижималась. Но разве она сравнится с молоденькими студентками?

И Владлен Валентинович чувствовал, как в нем пробуждается и набирает силу безотчетный животный инстинкт: трепет возбужденного самца при виде красивой молодой самки.

Как совладать со столь диким чувством? А может, сдерживаться и не нужно?

Ведь если подумать, достичь блаженства так просто!

Зав кафедрой подкрутил бинокль.

Ах, какая стройненькая самочка в миниюбке спешит в институт!

Глава 31. Одна не вернулась

Заколов искоса, стараясь не привлекать внимания, смотрел на окно кабинета Павленко. Кого это он рассматривает через огромный бинокль? По блеску линз Тихон заметил, что взгляд Владлена Валентиновича скользит вдоль пешеходной дорожки к входу в институт, потом резко прыгает назад, мечется в поисках новой цели и опять медленно следует, словно приклеившись к кому-то.

А вдруг, он выискивает новую жертву?!

Когда все абитуриенты вошли внутрь, и началась консультация, занавески в кабинете Павленко рывком задернулись. Во дворе остались лишь встревоженные родители, побоявшиеся отпускать детей одних.

Заколов оставил Евтушенко наблюдать за входом, а сам тихо бродил среди группок родителей, поджидающих детей. Все нервно обсуждали сегодняшнюю находку на пляже. Быстро распространяются страшные новости, подумал Тихон. Ведь когда они с Сашкой пришли в институт, об этом еще никто ничего не знал. Они первые сообщили знакомым о найденном теле Лены.

Пока шла консультация, Тихон несколько раз обошел вокруг института. Все окна были закрыты, и никого подозрительного рядом он не заметил. Может, сегодня все обойдется и нового нападения не будет?

Тем временем консультация закончилась, и народ дружно повалил на улицу. Сашка встал и, вытянув шею, внимательно считал выходящих девушек. Почти всех кто-нибудь встречал. В этот раз никто не задерживался, не курил на ступеньках и не обсуждал возможные темы завтрашнего сочинения. Абитуриенты быстро расходились.

Тихон перехватил Бориса и Боню, которые направились к Сашке. Незачем отвлекать друга! Он сочинил что-то про вызов в милицию. Приятели понимающе кивнули и ушли.

Вскоре около института никого не осталось.

— Ну? — напряженно спросил Тихон друга.

— Плюс одна. — Сашка, не отрываясь, смотрел на двери главного входа.

— Что — плюс одна?

— Вошло сто девятнадцать, вышло сто восемнадцать. Одна еще там.

— Ты точно посчитал? Не ошибся?

— Не должен.

Друзья еще минут десять молча наблюдали за входом.

— А может, и ошибся, — засомневался Сашка. — В первые минуты густо шли.

— Если ошибки нет, надо срочно искать в институте, а то будет поздно. Девчонку спасать надо!

— А вдруг, просто задержалась и сейчас выйдет?

— Я и говорю, надо проверить! Ведь все давно ушли.

Заколов оглядел опустевшую дорожку перед институтским корпусом. Около самого выхода на улицу он заметил одиноко стоявшую девушку.

— Ты погляди. Чего она здесь делает? — Тихон, не дожидаясь ответа, быстро направился к девушке и спросил: — Ты давно вышла?

— Вместе со всеми.

— А чего не уходишь?

— Сестру жду, — нехотя ответила девушка.

— Сестру? — от удивления повысил голос Тихон. — Она что, в институте осталась?

— Да. А тебе какое дело?

— Постой! Но консультация закончилась, зачем она там осталась?

Девушка хмуро посмотрела на назойливого симпатичного парня. От такого, пожалуй, не отвяжешься! Да и стоять одной тоскливо. Девушка улыбнулась:

— Она сказала, что пойдет к Павленко, и попросила ее подождать.

— Павленко! — вскрикнул Тихон.

В голове мгновенно всплыла картина притаившегося в окне бинокля, странного поведения доцента на похоронах Нины, его пристального взгляда куда-то в область девичьих талий. А главное, Тихон вспомнил автомобиль «Нива», на котором Павленко приехал в институт.

Заколов обернулся. Чистенькая «Нива» блестела на солнце. На такой машине в любом месте к берегу реки можно подъехать и спихнуть труп в воду! А потом вымыть, чтобы уничтожить улики. Как он об этом сразу не догадался!

Тихон побежал к входу в институт.

— Ты куда! Закрыто! — перегородили дорогу солдаты у дверей.

— Я конспект забыл, — попробовал соврать Тихон.

— Завтра придешь. Никого пускать не велено. — Двое солдат грудью заслонили вход.

Тихон посмотрел на их изможденные от жары лица. Да-а, им не позавидуешь! В такую жару — и в грубых штанах, гимнастерках с длинным рукавом, застегнутой на все пуговицы, да еще в кирзовых сапогах! Офицеры в ботинках ходят, в рубашках с короткими рукавами и без галстуков, а у этих из всей летней одежды — только зеленая панама на голове, из-под которой пот струится. Отпихнуть бы доходяг, да вбежать в институт. Так ведь погонятся, ничего им не объяснишь. Ладно, по другому прорвемся.

Заколов обежал институт. Вот и знакомое окно туалета. Черт! Закрыто! Тихон снял футболку, обмотал правый кулак и резко ударил в угол оконного стекла. Вылетел только уголок, а стекло осталось невредимым. Тихон просунул руку в образовавшуюся дырку и открыл шпингалет. Как он и ожидал, задвижка была воткнута только снизу.